Примечание
— Давай ещё вот так, и всё, — Олежа пытался поймать удачный кадр, фотографируя Дипломатора на крыше дома. Делать это пришлось ночью, из-за большой занятости обоих, но снимок был далеко не первый.
— Так? — герой взмахнул плащом, стараясь выглядеть эпичнее, несмотря на усталость.
— Да! Супер! — Олежа сделал последний кадр и облегчённо выдохнул, — потом выберем те, что получше.
Здесь, на высоте, ночная Москва казалась тише обычного, и на душе становилось спокойнее. На удивление, даже в сон не клонило, хотя обоим его так не хватало. Прохладный ветерок будто уносил всю усталость, и не хотелось уходить.
— Ой, скоро уже солнце взойдёт… — Олежа посмотрел в сторону горизонта, Антон повернулся за ним.
— Действительно, вон уже первые лучи пробиваются, — Дипломатор просто стоял и смотрел на это спокойное небо. — Красиво.
— Красиво, — согласился студент. — Почему-то вспомнилась песня из „Бременских музыкантов“…
— Которая серенада? Там ещё про ночь и солнце было, — Антон перевёл взгляд на своего собеседника.
— Ага, она самая. Помню, мы с сестрой, когда смотрели этот мультик, всё пытались подпевать, а потом уже взрослые выяснили, что там в некоторых моментах вообще не те слова были, — Олежа улыбнулся воспоминанию, задумчиво глядя на горизонт. — Потом сложно было с правильным текстом петь.
— Так ты поёшь?
— Ну, не то что бы… — Душнов смущённо завёл руку за шею и отвёл взгляд, — Так, иногда, и в основном с сестрой.
— Слушай, а спой что-нибудь?
Просьба прилетела неожиданно, и Олежа застыл, неловко выдавив из себя ответ:
— Я давно не пел, сейчас наверное получится не очень… Ну я попробую, но…
Он медленно выдохнул с закрытыми глазами, немного прокашлялся и осторожно начал петь, невзирая на колотящееся в груди сердце.
„Луч солнца золотого
Тьмы скрыла пелена…“
Снова прикрыв глаза, ласково и напевно продолжил, слегка усилив и понизив голос.
„И между нами снова
Вдруг выросла стена“.
Протянул нежное „А-а-а“ и начал смелее, устремляя взгляд на рассветное солнце, и в глазах его теплилась какая-то ещё не совсем понятная Звёздочкину надежда.
„Ночь пройдёт, наступит утро ясное,
Знаю, счастье нас с тобой ждёт“.
На этой строчке Олежа мельком бросил взгляд на Антона, но сразу же вернулся к созерцанию утреннего неба.
„Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная,
Солнце взойдёт.
Солнце взойдёт…“
Нежный, но уверенный голос немного стих, и тут сбоку неожиданно зазвучал низкий и бархатный. Спокойно и обыденно, как будто они каждый день поют на крыше.
„Петь птицы перестали.
Свет звёзд коснулся крыш“.
Этот голос лился, словно большая размеренная река, невольно утягивая за собой, обволакивая и проникая прямо в беспокойное сердце. Олежа замер и, кажется, даже перестал дышать. Он просто смотрел на Антона и слушал, пытался уловить каждый звук, каждое слово.
„В час грусти и печали,
Ты голос мой услышь“.
Сильный и звучный голос раздавался над Москвой, и даже вездесущий ветер не посмел его перебить, стих на время, скромно унося чувственную песню в небо.
„Ночь пройдёт, наступит утро ясное,
Знаю, счастье нас с тобой ждёт“.
На припеве Звёздочкин стал чуть веселее, пытаясь приободрить взглядом и голосом немного застывшего Душнова.
„Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная,
Солнце взойдёт“.
На душе у Олежи стало так спокойно и тепло. Будто Антон сам был солнцем, что заботливо освещало его жизнь своими лучами.
„Солнце взойдёт…“
И тихий голосок присоединился к сильному, беря немного выше.
„Солнце взойдет…“
Взгляды встретились, а голоса слились в гармоничный дуэт. Нежный, ласковый, как бы струящийся, и тягучий, глубокий.
„Солнце взойдёт…“
Как много было вложено в эти слова. Надежда на светлое будущее, радость от возможности вот так просто петь друг с другом, тепло, отчего-то разливающееся в душе, и ещё много чего, что может быть понятно только на уровне чувств, ощущений, всё никак не желавших принимать осмысленную форму.
„Солнце взойдёт“.
Тишина. Только далёкие звуки никогда не засыпающего города где-то внизу, где уже ждут рутина и суета.
— Пора.
— Да, пора.
— Я тебя подброшу.
— Хорошо.