— Ты ничего обо мне не знаешь.

Его голос — тихий, спокойный, холодный — бил наотмашь, хотя Цирцея не сразу ощутила острый укол боли в груди. Это была правда. Она ничего о нем не знала. Алекс был таким — не углублялся в подробности о себе, но многое позволял с собой обсуждать, делать, говорить, пропуская незначительное, в шутку брошенное «да пошел ты на хуй», тогда как многие на его месте отреагировали бы с нескрываемой обидой, а то и с горячей злостью. Она считала его прекрасным любовником, хорошим понимающим другом, спокойным, никогда не осуждающим и всегда знающим, что сказать. И он таковым и являлся. Но сейчас, глядя в его ледяные, опасно блестящие глаза, Джей понимала — она переступила грань дозволенного в общении с ним и открыла в нем для себя что-то новое, но, очевидно, то, что не нужно было вскрывать вместе со старыми ранами своими неосторожными словами.

— Прости, — сорвалось с языка так неискренне, что ей самой стало от этого тошно. — Я не хотела, я...

— Да пошла ты.

Он поднялся с дивана и быстрым шагом ушел, судя по едва слышному звуку топота его ног, в ванную. Или на кухню. Цирцея следом за ним не направилась, оставшись сидеть на своем месте — только уперлась локтями в колени и согнулась, пряча лицо в подрагивающих ладонях. Надо же было так все испортить.

Это был уже не первый раз, как он приезжал к ней, в черту центра города, в ее скромную квартиру, хотя, по сравнению с квартирой Иствуда, это были те еще хоромы. Пусть и съемная однушка, но в двадцатиэтажном доме, с кухней и раздельными ванной и туалетом, весь интерьер — сплошь ранний постмодернизм, бывший популярным лет десять назад, но по-прежнему выглядящий так же стильно, как и привычный всем сейчас минимализм. Здесь они успели отпраздновать ее день рождения весной, провести отпускную неделю Алекса, практически не вылезая из постели, и с десяток раз выпить в компании друзей. Им было без разницы, где встречаться — у нее или у него. К Иствуду было ближе идти от бара, а у Джей они собирались, когда она не могла приехать из-за работы или других дел, благо уже на третий месяц их знакомства она отдала ему ключи, и Алекс всегда мог приехать и подождать ее, занимаясь своими делами.

Их посиделки — болтовня, размышления вслух, дурачество, уют, ненапрягающее молчание и ставший уже привычным флирт, заканчивающийся либо смехом, либо постелью. Они узнавали друг друга, но о прошлом говорили мало — разве что когда подворачивалась такая тема разговора, что было просто необходимо рассказать какую-нибудь историю из жизни. Самая стыдная пьянка? Алекс после похорон не такой уж близкой ему прабабушки отправился к своему одногруппнику, напился вместе с ним, а потом блевал с его балкона и спал в обнимку с унитазом до самого утра. Цирцея, напившись, названивала бывшим, несмотря на уговоры подруг, а к одному даже телепортировалась домой, и ее выставили за дверь. Под которой ее желудок вывернуло наизнанку. Домашние животные? У нее когда-то была собака, дворовая, зашуганная, но очень ласковая и преданная, умершая от отказывающих почек. У Иствуда — дико дорогой инопланетный попугай (который, на самом деле, мало чем отличался от попугаев Меты), улетевший в окно, как только ему представилась такая возможность. А Алекс успел привязаться к нему, даже научил говорить несколько фраз.

Люди и складывались из таких вот мелочей. Маленькие пазлы жизненного опыта собирались в личность, но вроде бы цельная картинка никогда не заканчивалась, и всегда было место для новых деталей. А Джей, вместо того, чтобы посмотреть на сложенные перед ней кусочки и показать свои, невольно выдернула одну, причем одну из самых важных, но, как оказалось, болезненных. На место она, конечно, ее вернула. Однако Иствуд либо не хотел даже давать ее разглядывать, либо сам не был готов возвращаться к ней, будто в общей картине она была для него черной дырой, навязчивым бельмом, вырезать которое возможности когда-то не представилось. И вряд ли представится.

Цирцее на ее жизненном пути редко встречались люди из полноценных семей — у многих были те или иные проблемы, разрешенные или неразрешенные, серьезные или не очень. Она по пальцам могла пересчитать тех своих знакомых, кто ни разу не жаловался на родителей, и то, это не означало, что у них все на самом деле было в порядке. Физическое или моральное насилие: от гиперопеки, закономерно заканчивающейся рано или поздно со временем, до побоев и обвинений в испорченной жизни или разрушенном браке.

Может, дело было в том, что подобное всегда притягивает подобное — родители Джей развелись спустя три года после ее рождения, она осталась жить с матерью, но продолжила общаться с отцом по выходным и праздникам. В подростковом возрасте она начала понимать, почему они разошлись. Тогда же и устала от навязанных ей с детства встреч и утомительных разговоров и порвала все связи, хотя порой и жалела об этом — недостаток одной из родительских фигур отчетливо ощущался, даже когда она закончила академию и съехала от матери.

Алекс не стал исключением. Его мать ушла из семьи, когда ему было полтора года; она даже не пыталась оставить за собой право навещать его и в целом быть хоть какой-то частью его жизни. Когда Иствуд вырос и начал задаваться вопросами, отец терпеливо и спокойно ответил на них. Она была красивой рассудительной женщиной, приятной собеседницей, умелой целительницей, но, как ни крути, хранительницей очага ей стать было не суждено. Они поженились, как только она забеременела. Отец обеспечивал ее, благо был при деньгах, носил на руках, клялся в любви, и, казалось, она даже была счастлива. Но у нее были свои планы на жизнь, свои мечты, к которым она всегда стремилась и намеревалась стремиться и дальше. Только поняла она это слишком поздно. Влюбленность к мужу прошла, привязанность к сыну так и не появилась. Они развелись тихо, без криков и ссор, а Алекс остался с отцом...

...От которого сбежал, бросив университет и оставив позади удобную, но такую невыносимую жизнь. Чем она была невыносима, Цирцея не знала. Но предполагала.

«Ты ничего обо мне не знаешь», — снова задребезжало в ушах, и девушка беспомощно зажмурилась.

«Знаешь, отцы — они такие, — сказала она Иствуду всего несколько минут назад, но, казалось, с тех пор прошла уже целая вечность. В ушах по-прежнему звенело, сердце пыталось разбиться о грудную клетку, а Джей все крутила в голове сказанное снова и снова, утопая в чувстве вины. — Ну понимаешь же, что ребенка не вывезешь — не важно, эмоционально, материально — так зачем заводить? Что, все резинки в галактике вдруг закончились? Или других способов избежать залета не существует? А потом они ебут своим детям мозги своими закидонами и даже не понимают, что только хуже делают. Побег иногда правда самое лучшее решение. Ничего хорошего они в жизнь не привносят, только выедают терпение и удивляются, а почему это мое чадо отвернулось от меня? Потому что ты мудила по жизни, вот почему».

«Заткнись» от Алекса прозвучало зло и обреченно. «Разве я не права? — и тут Цирцея оступилась, даже не поняв этого. — Чаще всего оно так и есть. Ты же не просто так от отца сбежал, верно?»

«Ты ничего обо мне не знаешь». Видимо, она прикладывала слишком мало усилий, чтобы узнать. Ну не подворачивался ей до этих самых пор случай как бы невзначай спросить, что же такого между ними произошло, что он сбежал от отца, не оглядываясь. И в итоге по незнанию надавила на больное и, вероятно, серьезно задела. Больше всего Джей боялась, что сейчас хлопнет входная дверь и Иствуд уйдет, не сказав ей ни слова, но, на ее удивление, этого не произошло. Алекс вернулся к ней в комнату, держа в руке кружку кофе, пряди волос вокруг его лица были влажными — очевидно, он умывался. Парень сел рядом там же, где и сидел до этого, поставил кофе на стеклянный столик, сложил руки в замок между раздвинутых колен и уставился в одну точку, даже не глядя на Ци. Подумать только, из-за звона в ушах она не услышала ни шума воды в ванной, ни кипения электрического чайника на кухне, ни звона чайной ложки о стенки кружки в коридоре. Девушка сглотнула, прежде чем выдавить из себя:

— Прости, — на этот раз искренно, надломленно, сочувствующе, перебирая пальцами пальцы. — Я не знала.

— Все в порядке, Ци. Ты не знала, потому что я не рассказывал. Я не могу тебя за это винить. — Иствуд потянулся к кофе, сделал глоток и, держа кружку за ручку одной рукой, накрыл ее горячую поверхность второй. — Знаешь компанию «Дей»?

— Знаю, — кивнула Цирцея. Все стационарные порталы в пределах галактики были созданы этой компанией, она занималась разработкой и созданием технологий на основе жидкой магии. Пусть начала она свою работу не так давно — всего каких-то тридцать лет назад — но за столь короткий промежуток времени она продвинулась дальше своих конкурентов и стала передовой; не знать ее было просто невозможно.

— Помнишь, как зовут ее основателя?

— Эм... — Она не помнила. Знала только, что Дей — его среднее имя, и это, на самом деле, было странно: обычно компании называли фамилиями.

— Томас Иствуд Дей, — сказал Алекс тихо. — Он мой отец.

Он вновь отпил кофе, а Ци широко распахнула глаза и больно прикусила кончик языка, не зная, что сказать, а в голове зашуршали шестеренки, перекладывая пазлы. Ну конечно. Он не учился в школе, потому что у него были частные учителя. Он поступил на экономиста, чтобы впоследствии заняться бизнесом вместе с отцом и, очевидно, был от этого не в восторге.

— Отец хотел, чтобы однажды я занял его место, — сказал Иствуд, подтверждая ее догадки. — Он не был... плохим. Но сама понимаешь — такой богатый и такой занятой человек скорее потратится на нянек и учителей, нежели сам уделит время своему ребенку.

— А ты, значит, с золотой ложкой в жопе родился, — улыбнулась Джей, едва пихая Алекса плечом, а потом учтиво кашлянула, возвращая своему лицу серьезное выражение — все-таки было не время шутки шутить. — Прости, хуйню сморозила.

— Да не, ты права. Но, не знаю, я слишком рано осознал ценность денег, хотя ничто меня к этому прямо не подводило, — Иствуд повел плечами, будто пытался стряхнуть с них нахлынувшие воспоминания. — Это мой брат избалован до мозга костей, не я. Хотя я старался его переучить.

— ...У тебя есть брат? — удивилась Цирцея, с новой силой осознавая, как же мало она знала об Алексе.

— Ага. Мне было лет пять, когда меня поставили перед фактом: у тебя теперь есть братик. Это меня ни к чему не обязывало, да и внимание отца нам не приходилось делить, потому что мы в равной степени получали целое нихуя. — Иствуд вновь отпил кофе, поставил кружку на столик и откинулся на спинку дивана, запрокидывая голову. — Он родился из пробирки. Сейчас у него подростковый возраст — прикинь, как у него много вопросов о матери, которой нет и не было никогда.

Джей грустно улыбнулась, забираясь на диван с ногами. Безграничные возможности магии позволили манипулировать органикой как только вздумается, и никого уже не удивляли люди, у которых был лишь один биологический родитель. Завести ребенка из пробирки не сложно, но и не дешево. Зачастую таким занимались взрослые и самодостаточные, но бесконечно одинокие люди — когда возможности для естественного пути нет, как и смысла подбирать суррогата, потому что получить маленькую копию самого себя с некоторыми отклонениями в генах по желанию было удобнее.

— Недостаток социализации у меня отец компенсировал всякими секциями, заполненными другими детьми. Он заботился обо мне... по-своему, — сказал Алекс, сощурившись. — Но знаешь, вроде, мелочь, а когда за ребятами приходили их родители, а за мной — мой личный телохранитель, чувствовал я себя паршиво.

— Знакомо, — только и смогла сказать Цирцея, обняв свои колени, но думала она не о секциях, к которым никогда не питала интереса и в которые никогда не ходила. — Знаешь, в младших школах очень любят втягивать детей во всякие постановки, сценки, все такое. И я участвовала. Мама шила мне костюмы, — тепло улыбнулась Джей, склоняя голову, — но ни одно представление она не увидела. Как и отец. Я перестала с ним общаться, когда уже училась в академии. Последнее, что он сказал — а сказал он это не мне, а моей маме: «Это твоя дочь. Не моя». И я, держа на выпускном диплом с отличием... хотела, чтобы он мной гордился. И думала о том, какой же он мудила.

Иствуд тонко улыбнулся и протянул к Цирцее руку, ободрительно приобнимая ее за плечи.

— Всем нам хотелось, чтобы нами гордились. Чтобы нас признали. Вполне нормальное желание.

Они замолчали, переваривая сказанную друг другом информацию, но больше — успокаивая своих внутренних детей, голоса которых так и рвались на свободу, пока есть такая возможность.

— Экзамены я сдал дистанционно, получил диплом. Отец втолкнул меня в универ, заладив со своей компанией и со своим местом, которое он обязательно передаст мне. Ну да, ебал он мне мозги. Делал вид, что не контролировал меня, хотя я, каждый день возвращаясь домой, по пути прекрасно видел его телохранителей, следящих за мной. Под конец учебного года я понял — ну не мое это, бизнес этот, блядь. Не хочу я, чтобы на меня вешали обязательства, которые мне не всрались.

Алекс всплеснул свободной рукой и тоже забрался с ногами на диван, придвигаясь к Джей поближе. Ему было не сложно и не больно об этом говорить, но где-то глубоко внутри металась отчаянная тревожность, ищущая выхода в срыве. Она получила бы свое, если бы Иствуд показательно обиделся на Ци, но этим он только доказал бы, что дело было не в ее словах, а в нем самом. Его страхах. Его неприятии собственной жизни, хозяином которой он так долго не был.

А Цирцея понимающе молчала. Только уткнулась носом ему в плечо, прикрыв глаза, и обняла в ответ, перекинув руку через его живот.

— Я такой скандал закатил, пиздец, — усмехнулся Алекс, пряча глаза под челкой. — Угрожал сбежать, если мне не дадут заниматься тем, чем хочется. А проблема была в том, что я понятия не имел, чего мне хотелось. «Портальная инженерия» звучала интересно, вот я туда и пошел. Отец даже снял мне квартиру, дал относительную свободу — я был ему нужен. — Парень все улыбался, продолжая рассказ, но вот уголки его губ опустились, и он вздохнул, утыкаясь носом Джей в макушку. — Я часто задумывался, любил ли он меня на самом деле или просто видел во мне способ исполнения своей мечты — чтобы «Дей» росла и процветала даже после его отставки. Вечной жизни так и не добились. Клонирование нелегально. Вся надежда только на потомство.

Чуть ослабив объятия, Иствуд вновь взял кружку и прикончил остатки кофе.

— Отец говорил, что сможет устроить меня к себе, каким-нибудь одним из главных инженеров. Он проводил со мной время, только когда рассказывал, как в «Дей» ведутся дела — компания ведь все равно рано или поздно отойдет мне по наследству, если, конечно, он не переписал завещание. И он надеялся, что однажды я передумаю и займу место главы, и... Меня это все так достало. Я бы не решился на побег, если бы тогда не встретил Сару. Я боялся разочаровать отца, все думал о том, сколько же он в меня вложил...

— Алекс, — позвала Цирцея тихо.

— Да?

— Ты молодец. Я горжусь тобой, — на одном дыхании проговорила она, и его объятие стало крепче. Джей прижалась к Алексу потеснее и мазнула губами по его щеке, стараясь донести до него я здесь, я рядом. В груди растеклось тепло и, будь Иствуд мальчишкой, он заплакал бы на месте от переизбытка эмоций. Но он уже давно не был мальчишкой. И уже давно научился контролировать себя.

— Я больше не беспокоюсь об этом, — только и сказал Алекс, — но, знаешь... Видя на улице людей, хоть немного похожих на него издалека, я всегда сворачиваю в другую сторону, — признался он, вновь пряча глаза. — Когда я сбежал, он искал меня. Даже находил. Я менял работу, жилье, телефоны, но все в пределах Летиру — мне не хотелось уезжать из города, к которому я даже не успел привыкнуть. Тем более, он достаточно большой, чтобы в нем затеряться.

Цирцея вдруг заворочалась и поднялась с дивана, взяв Иствуда за руку.

— Пойдем, — сказала она, утягивая его в сторону лоджии и хватая с края стола пачку сигарет. Курить хотелось неимоверно. Алекс покорно пошел следом и, закрыв за собой дверь, рухнул в мягкое желтое пушистое кресло под окном. Джей уселась на его коленках, перекинув ноги через подлокотник, и достала сигареты. Только когда они прикурили, девушка тихо задала терзающий ее вопрос: — Ты ненавидишь его?

И терзало ее это больше не из сочувствия, а, скорее, из проецирования на себя — своего отца она ненавидела в свои подростковые годы за его буквальный отказ от нее, а сейчас... Сейчас ей уже было совершенно параллельно. Она даже не знала, живет ли он до сих пор в ее родном городе и живет ли вообще — порвав с ним связь, она порвала связь и с доброй половиной своей семьи по его линии. Цирцее и не хотелось бы узнать о его кончине, на самом деле.

— Нет, — просто ответил Иствуд, выдыхая сизый дым. — Я и не люблю его. Я уважаю его, как человека, но близким он мне так не стал, пусть и обеспечивал всем, что мне только было нужно. Я только переживаю за брата — неизвестно, что он из него вылепит. Дэни не заслуживает того, чтобы за него всю жизнь решали так же, как за меня.

— Никто такого не заслуживает, — добавила Джей, про себя ощущая некоторое удовлетворение — хоть с этим ей повезло. И... ей вновь захотелось поинтересоваться. Наверное, было бы совершенно бестактно просить поделиться этим — они оба это видели, оба знали и оба молчали. Поэтому она поделилась перовой: — Впервые я порезала себя от отчаяния. Я была тихим ребенком, ничем ни с кем не делилась, и эмоции было просто было некуда выплескивать. Кто-то рисовал, кто-то вдоль и поперек исписывал дневники, а я тихо рыдала в подушку по ночам, потому что не понимала ни мир, ни себя, — грустно усмехнулась девушка. — Чувствовала себя неполноценной, в том числе после... отца. А селфхарм тогда романтизировался, по крайней мере, вокруг меня. В очередной подростковой истерике я исполосовала себе всю руку, ощутила облегчение и... ненависть к себе. Прятала раны от мамы до заживления и с тех пор больше не калечила себя.

— Понимаю, — кивнул Алекс и потушил сигарету в пепельнице на столике рядом с креслом. — Мне это тоже приносило облегчение, но по большей части я просто... кайфовал, — признался он не без стыда, хотя, скорее, он просто не знал, как Ци отреагирует, и отчасти боялся неприятия.

— Так ты все-таки мазохист! — заулыбалась девушка, леветируя окурок в пепельницу, и накрыла рукой обнявшую ее руку, вскользь проведя пальцами по едва заметным белесым полоскам шрамов, сокрытых светлыми волосками.

— Скажу так, садиста во мне намного больше, чем мазохиста, — пожал плечами парень, — сейчас уж точно.

— А что изменилось с тех пор? — поинтересовалась Джей, сплетая их пальцы.

— Я встретил Сару.