Со дня окончания мирной революции за права андроидов прошёл год. Пусть и не сразу, но люди приняли их, как равных себе, хотя до сих пор остаются ненавистники андроидов. За весь этот год было выпущено множество правок в законы. В их числе было то, что теперь люди также могли понести наказание за убийство или причинение вреда девианту. Как и было ранее, в таких случаях к расследованию допускали специальную модель — RK800. Но только теперь у этой модели появились и другие вариации внешности. А вот оригинальный RK800 — Коннор — после революции стал официальным постоянным напарником лейтенанта Андерсона, чему оба были рады. Об этом и о том, что Коннора не деактивируют из-за его девиации, сообщили сначала самому Коннору, а потом он рассказал об этом лейтенанту. Тогда же он спросил разрешения остаться вместе с Хэнком. Конечно, тот не смог отказать своему любимому (и единственному) другу, с улыбкой ответив: "А не пойти ли тебе нахер?" — и вновь заключая этот "надоедливый кусок пластика" в объятия. В итоге они живут вместе уже почти год.
За несколько месяцев Хэнк и Коннор успели привыкнуть к жизни друг с другом. Коннор ничего не требовал, а Хэнк просто был рад, что теперь он не один в этом доме, и, если Коннор не выходил на работу, есть кому встречать его после тяжёлого дня (не считая, конечно же, Сумо, который тоже был рад новому соседу). У Коннора не было своей сменной одежды (в принципе, она была ему и не особо нужна), и поэтому за время их совместного проживания вид девианта в футболке или толстовке лейтенанта, что были ему на несколько размеров больше, перестал удивлять, стал таким обыденным и… родным? По крайней мере, так считал сам Хэнк. "С ним так спокойно. Не это ли то, о чём я мечтал столько времени?" — порой мелькала мысль в его голове, но он не прогонял её, а просто смотрел на Коннора. На такого же счастливого Коннора, как и он сам. В эти моменты, он пытался больше ни о чём не думать, а просто позволял себе быть счастливым.
Проходили дни, недели, месяцы. После начала их совместной жизни, сам того не замечая, Хэнк стал реже выпивать и ходить по барам. Об игре в русскую рулетку он и вовсе позабыл с самого начала. Коннор же взял на себя ответственность за здоровое питание своего друга, только иногда позволяя ему есть что-нибудь вредное (увы, но от этого Хэнк никогда уже себя не отучит). Но они были вполне довольны такой жизнью.
Месяц назад Коннор решился избавиться от части своего прошлого: сменил униформу (которую надевал только вне дома) на обычную толстовку и джинсы, а диод благополучно был вынут из виска и оставлен где-то теперь уже неизвестно где.
~*~*~
— Коннор, я дома! — с порога оповещает Хэнк, придя домой после очередной рабочей смены. Как обычно на входе к нему бежит радостный Сумо, а Коннор, не особо спеша, выходит из кухни, чтобы поприветствовать своего… друга? Или уже давно не друга, а кого-то… большего? Коннор никак не может разобраться в этих противоречивых чувствах, появившихся совсем недавно, по отношению к лейтенанту. Он не знает, как точно следует их описать, но он уже точно не считает их друзьями, хотя и до кого-то большего им далеко, ведь вряд ли Хэнк испытывает нечто большее, чем просто дружескую, почти семейную, симпатию к Коннору (по его же мнению). Это гложет второго. И если бы он мог, то давно бы почувствовал, как ком в его горле растёт с каждым днём, с каждой минутой проведённой рядом с Хэнком всё сильнее. Но он борется с этим чувством безответности, пытается игнорировать его. А потом вновь видит радостную улыбку своего напарника, и стена вновь и вновь с треском осыпается.
— Добро пожаловать, Хэнк, — как обычно с улыбкой приветствует Коннор, обнимая Хэнка, что делает в ответ и он сам. Эти объятия уже стали их общей привычкой, без которой, кажется, они больше никак не смогут обойтись. Этим жестом они показывают всю свою привязанность друг к другу. Этот жест стал неизменным спутником их новой жизни. — Ты уже ел? — выпуская из объятий хозяина дома, интересуется девиант.
— Не успел, Фаулер задержал, — привычно ворчит Хэнк, попутно снимая и вешая куртку. — А что сегодня на ужин? — разуваясь, переводит взгляд на Коннора, что уже успел прошмыгнуть на кухню.
— Рагу со свининой, — еле слышно бормочет тот, доставая противень из духовки, — и булочки с корицей, — ставит противень на тумбу, после перекладывая вышеназванные изделия на заранее подготовленную тарелку.
— Ого, с чего бы такая щедрость, Коннор? — явно намекая на булочки, проговаривает лейтенант, когда заходит на кухню, и втягивает носом давно позабытый аромат свежей выпечки.
— Просто так, — уворачивается от ответа девиант. На самом деле, он и сам не знает, почему решил приготовить их. Ему просто захотелось. Захотелось приготовить что-нибудь вкусное тому, кто дал крышу над головой, порадовать его. И найдя где-то записную книжку с рецептами, увидев пометку "обожает Хэнк" возле булочек с корицей, он решил, что именно их и приготовит. Коннор мог только догадываться, кто сделал эту подпись, но он был уверен, что это была бывшая жена Хэнка. Поэтому Коннору сейчас приходится волноваться, а не пробудил ли он былую скорбь в Хэнке?
— Просто так, говоришь? — скептически хмыкает тот, а затем берёт ещё не остывшую булочку. Осматривает, прикрыв глаза, втягивает пленительный аромат, а затем, уже полностью закрывая глаза, откусывает мучительно медленно, по мнению Коннора, что переминается с ноги на ногу, кидает взгляд то на булочки, то на лейтенанта, и ждёт вердикта.
Проходят считанные секунды, казавшиеся вечностью, перед тем, как Хэнк, растянув губы в довольной улыбке, открыл глаза и потрепал Коннора по макушке. Тот, мгновенно переведя взгляд на улыбку Хэнка, тоже заулыбался. Да так счастливо, что у лейтенанта что-то кольнуло в сердце, такое тёплое и приятное, а затем разлилось по всему телу.
"Я, кажется, люблю тебя" — одними губами прошептали двое одновременно.
Больше им не понадобилось слов. Хэнк, положив на место булочку, обнял Коннора, что сделал в ответ и он. Закрыв глаза, они обнимались, казалось, вечность. В эти крепкие объятия двое вложили всю ту, теперь уже, любовь, что испытывали. Они не могли оторваться друг от друга. Но им пришлось. Чтобы закрепить немую клятву поцелуем.
А любимые Хэнком булочки с корицей так и продолжали лежать на тарелке, остывая, в отличие от огня любви, что только сильнее полыхал в сердцах двоих.