Примечание
Если в декабре холода в Каракуре ещё не до конца устоялись, то начало января — самое оно для трескучих морозов, завывающих ветров и вьющихся колючих снежинок. В такие дни только самые смелые и отчаянные выглядывали за порог своего теплого дома. Карин дрожала как осиновый лист. Не спасала даже тёплая куртка до колен и шерстяной свитер, но она продолжала упорно идти, непроизвольно отстукивая зубами то ли Моцарта, то ли Рахманинова. Сейчас ей как никогда нужен был отрезвляющий мороз, забирающийся в лёгкие и оставляющий там частицу себя. Вдох, выдох.
…Давненько она не выходила из себя так быстро и настолько же быстро перегорала. Удивительно.
Укутавшись в плотную ткань бирюзового шарфа и больше натянув на голову шапку, она ускорила шаг. Вдруг в кармане раздалась звонкая трель. Карин зарычала от злости, когда увидела имя абонента и к черту выключила телефон. Остервенело сунув гаджет в карман, девушка стремительно огибала узкие улочки, изученные вдоль и поперёк ещё в начальных классах: когда поле занимало слишком много людей, её команде ничего не оставалось, как гонять мячик по дворам. Опомнилась Куросаки только когда увидела уже родное поле для тренировок. Девушка лишь горько усмехнулась и прошла немного вглубь парка, что огибал футбольное поле по всему периметру и примостилась под раскидистым когда-то дубом.
«А теперь, Куросаки, просто успокойся. Он всего-лишь не пришёл. В очередной раз. Подумаешь, велика потеря! И даже неважно, что обещал. Нынче мало кто может похвастаться умением держать слово. И то, что Ичиго сказал — тоже неважно. Я давно заметила, что момент точки невозврата вот-вот настанет, и теперь для меня всё это далеко не новость. А то, что теперь этот свин названивает как проклятый — его проблемы. Всё. Хватит с меня нервотрёпки» — если бы сейчас кто-то проходил мимо девушки и обратил на неё внимание, то заметил бы невероятное сочетание контрастов: выражение лица уверенного в своих действиях человека и страшную тоску, потерянность в глазах. И усталость. Настолько явную, что только руку протяни — кажется, будто она осязаема.
Маленький лучик солнца скрылся за тяжёлыми тучами. Начал свой воздушный танец снег. Ветер завыл так, словно пел последнюю в его жизни песню. Стало зябко и неуютно, но домой идти совершенно не хотелось. Чтобы потом смотреть в эти я-всё-знаю-и-имею-право-осуждать глаза и понимать, что да, он, черт возьми, как никогда прав? Да ни в жизнь!
Потерявшись в лабиринтах мыслей, Карин не заметила, как начала теребить краешек шарфа, который хранил тепло дорогого для нее друга. Настолько дорогого, что мысли перекрывали воздух. Только недавно она осознала, что именно он понимал её как никто другой. Понимал даже лучше, чем она — себя.
…На душе стало совсем тоскливо.
Откинувшись на уже влажную от снега спинку скамьи, Куросаки устремила взор в светло-серое небо, с которого уже неспешно падал снег. Чистый, лёгкий, такой красивый… Интересно, а волосы у него остались такими же непослушными и мягкими? Уж явно не тёмные, короткие и жёсткие, как у её уже неудавшегося кавалера. Кто же знал, что он настолько искусный актёр, что даже проницательная Карин была слепа? Всё решил случай. Прогулка с братом, торговый центр, высокий парень с коротким хвостиком на макушке в толпе и — внезапно — некая обворожительная особа с ботоксом в губах, накладными ресницами и змеиным взглядом, прижимающаяся пышными формами к его руке. Всё это красиво упаковано в брендовую одежду и сумочку из змеиной кожи. «Видать, больше некуда было свою старую кожу использовать» — подумала в тот момент Карин. И только потом её осенило! Бывший — актёр, у которого ещё нет Оскара. После этого случая его слова уже не имели никакой ценности. Всё вдруг встало на свои места. Сквозь боль и обиду она понимала, что так даже лучше. Мучиться в неведении — во сто крат хуже.
Дело оставалось за малым: сказать, что всё кончено. Брат порывался пойти вместе с ней, но Куросаки-младшая упорно отказывала ему в столь заманчивом предложении. Лучше всё сделать самой. И вот, пару дней она присылает одно и то же сообщение на уже до тошноты заученный номер, а ответ всегда один: «Я подойду, но позже». И это «позже» длится уже третий день подряд.
«Чистая издёвка, не иначе. Значит, заметил меня тогда? И что же, страшно просто сознаться и спокойно разойтись? Каков трус. Терпеть не могу таких!» — от злости девушка от души приложила кулак о деревяшку, но скамья оказалась крепче, поэтому Карин поумерила пыл, когда боль ударила по вискам. Потирая ноющую руку, она подумала, как стала слаба.
— Совсем ты расклеилась, Куросаки. От одного удара уже едва ли не слёзы. А раньше даже с поломанной рукой бегала — и ничего.
Лёгкое дуновение ветра рядом — и взгляд зацепился за белоснежную шевелюру. В глаза боялась посмотреть: кажется, стоило только заглянуть в ледяную бирюзу, как слёзы польются градом и девушка выдаст себя с головой. Так хоть пока сохранятся остатки горд… Черт, нет, это слишком проницательно, слишком далеко смотрит. Кажется, вот-вот душу вытащит.
— Как же тебя давно здесь не было… Знаешь, я скучала, Снежок, — натянутая улыбка только усугубила положение. От лёгкой ухмылки не осталось и следа. Взгляд посерьёзнел, брови спустились к переносице — верный признак того, что сейчас её либо оставят в покое, либо будут вытряхивать всю душу до последней крошки, словно карман, который на дне полон мусора.
— Ты изменилась.
— А ты, кажется, ни капельки. Во всяком случае, выше точно не стал, — нужно было срочно разрядить обстановку и девушка не придумала ничего умнее.
— Ах ты… Вздумала меня выбесить? Так вот знай: ничего у тебя не выйдет! — Тоширо принялся взъерошивать голову девушки, отчего та возмущенно начала отбиваться. В итоге, нынешняя прическа девушки напоминала последствия торнадо. Впрочем, и парень не остался в долгу.
— Хоть я и на славу постаралась, особо видимых результатов нет. Не удивительно, но обидно, — заметила Карин и, скрестив руки на груди, сделала обиженную моську.
— Это тебе за то, что нагло мне врёшь.
Со стороны девушки послышался тяжкий вздох. На несколько долгих минут воцарилось молчание. В нём не было ничего: ни угнетения, ни лёгкости. Оно просто было.
— Знаешь, я только сейчас всерьёз задумалась над теми твоими словами. Да, когда в последний раз виделись, в конце лета. Тогда ещё ты в первый раз пробовал новый сорт кофе. «Всё решает послевкусие. Во всём», как-то так, да? Так вот. Эта фраза засела у меня в голове и вряд ли скоро отпустит.
Хитсугая осторожно покосился на профиль девушки и поймал себя на мысли, что ничего не видит в этой антрацитовой бездне. Ни блеска, ни огня. Просто пустота. Такая всепоглощающая, безнадёжная, что хоть сейчас иди и топись.
— Для такой молодой девушки у тебя слишком уставший взгляд, — Тоширо придвинулся поближе к девушке и взял её лицо в свои ладони. Непрошеные слёзы большими бусинами покатились по ледяному от мороза лицу, словно по фарфору. Она тут же спряталась в его куртке — со стороны сердца — и стала тщетно вытирать эту разбавленную соль, что застилала глаза. Парень лишь крепко обнял подругу, даря тепло и словно восклицая: я здесь, рядом, просто подожди и всё образуется.
Она ведь обещала… Она обещала больше не плакать. Но когда на тебя всё сваливается разом одной лавиной, становится невыносимо трудно держать всё в себе. Карин держалась до последнего. Даже проблемы в университете и неоднозначные взгляды практикантов отошли на второй план. Последняя капля доверия этому миру была пролита вместе с этими чертовыми слезами.
***
Хитсугая всё же завёл девушку в ближайшее кафе, чтобы та не промёрзла до основания. Заказав две чашки зелёного чая, он уставился на неё: заплаканную, потерянную, разбитую, но сильную не смотря ни на что. Периодически шмыгая носом, она куталась в его бирюзовый шарф, подаренный им несколько лет назад. Только сейчас он заметил, как бережно она с ним обращается: даже цвет не полинял ни на тон. Эта деталь приятно грела душу.
Принесли чай, парень тихо разлил напиток по чашкам. После первого же глотка Карин вновь ожила. Лицо приобрело более здоровый оттенок, взгляд потеплел.
— Хороший ты выбрал чай. Никакой горечи во рту после него. И вкус лёгкий, ненавязчивый.
— Ну хоть где-то пригодился, спасибо, — Тоширо аккуратно подул на чашку и залпом выпил всё содержимое.
— Не говори глупостей. Ты очень помог, правда. Можно даже сказать, спас меня. В очередной раз, — Куросаки тепло улыбнулась и уверенно заглянула в большие бирюзовые глаза. С этим взглядом у Хитсугаи словно огромный валун с души свалился.
— Больше так не пугай, — ещё одна порция чая окончательно согрела тело, до самых кончиков пальцев. Он посмотрел в почти пустую чашку. Налил ещё. Теперь дал чаю настояться.
— Хорошо, солнце.
Немного склонив голову набок, парень вопросительно взглянул на собеседницу. Та поспешила объяснить:
— Ну, знаешь, ты как солнце, которое пробивается сквозь тучи. Твой свет облагораживает и спасает от всех невзгод.
— Весьма неожиданно.
— Но так и есть. Для меня ты — солнце. Ледяное солнце.
Всё стало понятно, когда парень опустил взгляд в кружку: одна чаинка слева, две справа*. Он искренне улыбнулся.
Всё ведь хорошо будет.