Пауки не любят фейерверки

Каждое четвёртое июля Питер проводил с Мэй, на какой бы день недели оно ни выпадало. Они включали фильм на полную громкость, чтобы заглушить грохот фейерверков, и смеялись, поедая закуски, пока Питер наконец не засыпал, уютно устроившись на диване в ворохе различных одеял. Этот важный для Америки праздник никогда не был чем-то особенным для них двоих, особенно после смерти Бена, когда резкие взрывы фейерверков слишком сильно напоминали выстрелы из огнестрельного оружия. Ещё до того, как Мэй узнала, как фейерверки воздействуют на обострившиеся органы чувств Питера (и ещё до того, как она узнала об этих самых усилившихся органах чувств), у них сложилась эта своего рода традиция просто есть дома какие-нибудь вкусности и полностью игнорировать праздник.

 

И когда Мэй сказала, что в этом году четвёртого июля она будет работать в ночную смену, Питер забеспокоился: как же он будет один. Ему ещё ни разу не приходилось иметь дело с яркими вспышками и громким грохотом фейерверков в одиночку. После многочасовых переживаний он как-то даже ненадолго забыл, какой сегодня день, и только разговор с Недом по видеосвязи напомнил ему об этом. Вся семья Неда уехала за город. Они оба брали от этого момента всё, болтая до самой темноты, и Питер попрощался и выключил телефон как раз в тот момент, когда первый фейерверк разорвал ночное небо.

 

Питер от неожиданности дёрнулся, резкий звук заставил его напрячься. Приподнявшись на кровати, он выглянул в окно и краем глаза заметил танцующие в воздухе разноцветные искры. Они были достаточно далеко от их с Мэй квартиры, но своим чутким зрением он видел их довольно отчётливо. Питер почувствовал, как начинают болеть голова и глаза, и зашипел от мучительных ощущений.

 

Когда он попытался встать, чтобы подойти к окну и закрыть жалюзи, его уютная поношенная толстовка и штаны неприятно стянули кожу. Питер ахнул от шока и свернулся калачиком, оставив жалюзи открытыми.

 

На него нахлынуло понимание того, что происходит, и глубокое чувство страха. У него была сенсорная перегрузка. Обычно такое случалось в школе, когда голоса учеников и учителей сливались воедино и становились невыносимы. Он просился в туалет, чтобы переждать этот приступ в одиночку, и запирался в кабинке, вставив наушники в уши. Приступы также случались и дома, когда Мэй была рядом. Она везде выключала свет и прижимала Питера к себе, и он сосредоточивался только на запахе её духов, оставляя всё остальное позади.

 

На улице разорвалось ещё больше фейерверков, и ослепительные вспышки вкупе с треском ошеломили Питера. Он зажал уши ладонями и закрыл глаза. Но это никак не уняло боль.

 

Питер слышал, как семья, живущая парой этажей ниже, спорила о политике, чувствовал запах пиццы, которую они ели, и его затошнило. Он слышал, как в квартале отсюда голубь, сидящий на тротуаре, клевал попкорн и улетел, когда к нему подошла группа подростков. Ещё дальше, через два квартала, кто-то покупал хот-дог и обсуждал его приправы.

 

Ему казалось, что со временем чувства стали хуже (или лучше?), фейерверки всё продолжали взрываться, и с каждым громогласным раскатом Питер сильнее сжимался в комок; его дыхание стало чаще, а в уголках глаз заблестели слёзы. Это было слишком.

 

Питеру очень хотелось, чтобы с ним была Мэй, которая могла помочь ему заблокировать свои рецепторы и успокоить. Или, может быть, даже Нед. Тот знал, что у его друга иногда случаются подобные приступы, но ему ещё не приходилось иметь с ними дела. Чёрт, Питеру хотелось, чтобы с ним был мистер Старк, пусть он по-прежнему боялся его беспокоить. Он пока не был свидетелем сенсорных перегрузок Питера, но вряд ли бы удивился, если бы о них узнал. Сейчас мистер Старк был единственным, к кому Питер мог обратиться за помощью.

 

Пока он решался, звонить или нет, занеся палец над кнопкой вызова (голова трещала от яркого свечения экрана), Тони позвонил ему сам. Шокированно зависнув на пару секунд, Питер ответил и попытался поприветствовать его так, чтобы не выдать своим тоном, что он сейчас переживает паническую атаку.

 

— Мистер Старк?

 

Повисла пауза, и Питер мысленно выругался, надеясь, что его голос не сильно дрожал.

 

— Пит? Что случилось? — Он поморщился, когда громкий голос его наставника сильно ударил по ушам, даже несмотря на то, что телефон лежал на кровати почти в полуметре от него.

 

Должно быть, он немного подзатянул с ответом, потому что Тони снова заговорил:

 

— Твой сердечный ритм скачет, как сумасшедший, пацан. Не делай вид, что ты в порядке.

 

Питер почувствовал, как на глаза навернулись слёзы, и, чёрт возьми, он не хотел сейчас быть один. Он не хотел притворяться храбрым, ему просто хотелось поддержки.

 

— Эм, — выдавил он и поморщился от звука своего голоса, хоть и прозвучавшего тихо. — Можете прийти ко мне? П-простите… Это всё фейерверки.

 

Снова ненадолго повисло молчание: наверное, Тони был поражён его надламывающимся голосом. Он прошептал:

 

— Это твои органы чувств? Чёрт, наверное, это слишком громко для тебя, малыш. — Питер услышал на том конце провода какой-то шорох, он надеялся, что Тони не бросит трубку. — Я скоро буду, Пити. Насколько всё плохо от одного до десяти?

 

Питер хотел ответить, но не мог думать, всё это было для него слишком. Он почувствовал, как по щекам скатились слёзы, и всхлипнул, когда за окном снова раздался грохот. Мистер Старк, наверное, это услышал, раз он выругался и в трубке снова раздалось шебуршание.

 

— Н-не знаю, мистер Старк.

 

— Всё хорошо, малыш, не волнуйся. — Питер услышал звук репульсоров — Тони взмыл в воздух. — Я уже рядом.

 

Всю дорогу до дома Питера Тони был с ним на связи. Его шаги становились громче по мере того, как он поднимался на нужный этаж. Замок в двери тихо щёлкнул (должно быть, Мэй дала Тони запасной ключ на случай экстренной ситуации), а ужасный звук касавшегося ступеней металла, отдававшийся в голове Питера острой болью, сменили мягкие торопливые шаги в сторону его спальни.

 

Питер нерешительно открыл глаза, пытаясь выпрямиться и привести себя в порядок. Но, должно быть, эта попытка ему совсем не удалась, если Тони в ужасе распахнул глаза и приоткрыл от шока рот, замерев в паре шагов от кровати. Он на секунду замешкался, явно не зная, как успокаивать кого-то в подобной ситуации.

 

На улице в очередной раз прогремел фейерверк, рассыпавшись искрами в небе, и Питер против воли снова сжался в комок, притянув колени к заплаканному лицу, задыхаясь. Он изо всех сил вдавил ладони в уши, пытаясь заглушить шум. Тони, стоявший напротив, нахмурился, он подошёл к нему, его оцепенение спало.

 

Опустившись на кровать своего подопечного, он погладил его по плечу и прошептал:

 

— Всё хорошо. — Питер вздрогнул от прикосновения и звука голоса Тони. — Я кое-что попробую, ладно? — Питер немного помедлил с ответом и в конечном итоге просто кивнул.

 

Тони осторожно подался вперёд и убрал руки Питера от ушей, заставив того заскулить. Он коснулся пальцем своего уха и сказал:

 

— Ты знаешь, что делать, Ница. — В ту же секунду на голове Питера материзовались красные наушники. Тони заметил, что Питер по-прежнему жмурится, и быстро встал, чтобы закрыть жалюзи и дверь, чтобы в комнату не проник ни один луч света.

 

Питер приоткрыл глаза, когда Тони снова сел рядом с ним, он практически ничего не слышал. Он всё ещё судорожно вдыхал воздух, и от этого осознания по его щекам заструились слёзы смущения. Скорее всего, Тони это заметил, потому что он нерешительно придвинулся ближе и прижал Питера к себе. На этот раз тот спокойно воспринял этот жест и был только рад объятиям. Мистер Старк всегда дарил самые тёплые объятия, — факт, который Питер осознал какое-то время спустя, когда тот открылся и понял, что лучшей формой успокоения для его протеже является физический контакт.

 

И Питер растворился в этих обволакивающих теплом объятиях, уткнувшись лицом в грудь Тони. Он чувствовал, как тот дышит: медленно, даже слегка чересчур медленно, словно пытается помочь Питеру восстановить его собственное дыхание. И это сработало. Питер попробовал подстроиться под его ритм (вдох-выдох, вдох-выдох), чувствуя прилив спокойствия и то, как слёзы на его лице постепенно высыхают.

 

На Питера нахлынула мощная волна сонливости. Это даже неудивительно: его сенсорные перезагрузки всегда сильно выматывали. Питер до невозможного прижался ещё ближе к Тони, почти взбираясь ему на колени, потому что они всё так же сидели у изголовья его кровати.

 

— Спасибо, мистер Старк, — тихонько пробормотал он, чувствуя, как в ответ его сильнее сжимают в объятиях.

 

Тони провёл по кудряшкам Питера рукой и поцеловал его в лоб. Питер чувствовал вибрацию в его груди, хоть и не слышал звука, он лениво улыбнулся, зная, что этот жест означал тихое и нежное: «Пожалуйста».