Лорд Грегори

      Не спалось. Всё как обычно, серые осенние дни, угрюмые влажные ночи. Дожди ещё сопровождаются грозами, раскаты которой и сегодня звучно гремят вдалеке, но чувствуется — ещё совсем недолго, и они умолкнут. До следующей весны. С каждой ночью становилось всё холоднее, люд менял одежду на более тёплую — мёрзнуть не хотелось никому. Камины в самых больших помещениях уже оставляли зажжёнными и на день, иначе за ночь просто не успевало как следует протопить.

       Мужчина лениво перевернулся на спину и со вздохом раскинул руки по широкой кровати. «Неужели старею» — мелькнула предательская мыслишка. Уже и по ночам не спится, как какому-то старому пердуну из тех, что дребезжащими голосами выговаривали ему за «горячий нрав» и «свойственную юности поспешность». То было давно, сейчас Грегори был зрелым мужчиной — в самом расцвете своих сил. И становиться таким, как те старики, не хотелось ни капли, сколь бы мудры и уважаемы они ни были.

       Грегори откинул тяжёлое одеяло и сел на кровати, опустив ноги на укрытый пушистыми шкурами пол. Смолистые дрова весело трещали в камине, распространяя по комнате аромат и тепло, но от старых каменных стен всё равно тянуло зябкой прохладой. Может, эта прохлада не даёт уснуть? Есть, конечно, верное средство, что позволит утеплиться, а если не утеплиться — так уснуть с гарантией. Он помнил — в одном из шкафов стояло вино. Осталось только найти, в каком именно, так как бутылки были спрятаны в хмельном угаре — в голове всплыли зыбкие приятные воспоминания о горячем податливом теле под руками, весёлом смехе, торопливых поцелуях и совместном закидывании бутылок тёплыми одеждами…

       Точно! Тёплыми одеждами! Мужчина направился к нужному шкафу и вскоре одна из вожделенных бутылок оказалась в его руках. Две другие остались на месте — иметь запас всегда хорошо.

       Подкинув по пути пару поленьев в камин — прогоревшие угли взвились алыми искрами — он достал из ящика в солидном секретере припылённый невысокий бокал. С досадой цокнул языком, огляделся, но, не найдя ничего подходящего, плюнул и протёр его полой сорочки. Всё равно её бы уже сменить.

       Крепко притёртая пробка сдалась не сразу, но немного усилий — и вот рубиновая жидкость наполняет бокал. Пара глотков — и тепло приятными волнами расходится от живота, а голова становится словно легче. Хорошее вино… И, словно в пику царящему в комнате уюту, за окном — совсем недалеко, кажется — ярко вспыхивает зарница, на миг осветив комнату, словно днём. Через несколько мгновений после небо над замком раскалывает жуткий грохот. Грегори вздрагивает и нервно крестится — да убережёт Всевышний! — но не сдерживается и смачно высказывает несколько крепких словечек. Во дворе, сами напугавшись своей реакции, зло лают в небеса собаки. «Если гроза перебудит всех в замке, будут днём ползать, как сонные мухи» — недовольно думает он и спешит к окну — мало ли что, молния могла и поджечь что-то, если попала во двор.

       Ставни распахиваются с трудом — рамы слегка отсырели из-за каждодневного дождя. Мужчина высовывается из окна по пояс и оглядывает владения. Кажется, всё в порядке. Ничего не загорелось — слава Всевышнему и, конечно же, льющейся с неба воде, из-за которой поджечь что-либо не так-то просто. Капли воды стекали по лицу и смачивали вьющиеся тёмные волосы. Вздрогнув от налетевшего ветра, Грегори собрался было закрывать окно, но внезапно увидел бредущую по подворью тонкую женскую фигурку. Женщина воровато озиралась, кажется, боясь быть замеченной; её облик был странно знаком. Присмотревшись, он тихо выругался — что принесло её сюда? Да ещё и в такое время! Кажется, он ясно дал ей понять, что не желает её более видеть… Но не успел он закрыть окно, как она подняла взгляд. Заметила, зараза. Вспыхнувшая в небе зарница осветила её бледное лицо; она смотрела на него, не отрываясь, и даже остановилась. Робкая улыбка украсила губы молодой женщины, и Грегори раздражённо почувствовал накатывающее желание. Вот ведь ведьма! Чего ей нужно? Над головой громыхнул раскат. Девушка сжалась, зябко кутаясь в тёмную накидку, которая едва ли могла её согреть, и вновь подняла на него взгляд.

       — Лорд Грегори! — возгласом раненой птицы прозвучал её нежный голос. Льющийся дождь заглушал его, но лорд помнил, как он может звучать… И не смог не ответить.

       — Что тебе нужно, Мэйвис? Подойди ближе, не надо кричать через весь двор, — зычно высказал он. Потупив взор, девушка поторопилась выполнить его повеление. — Стой тут. Достаточно, — было приятно видеть, как она послушна. Вспышки молний и неяркий огонь фонарей на стенах очерчивали её облепленную промокшей тканью фигуру. Грегори подозревал, что ей нисколько не жарко, но сдержать своё желание полюбоваться на неё такую не мог.

       — Говори!

       — Мой… мой лорд! Я прошу… я молю о снисхождении! Моя семья узнала о нас; я не могу к ним вернуться боле! Если вы до сих пор… хоть каплю! - любите меня, прошу вас, впустите!

       Грегори скривился. Её родственнички могли и порадоваться, что на девушку обратил внимание сам лорд, а гляди ж ты — выгнали! Старинная семья аристократов, конечно. Ни денег, ни земель, один дом и остался, всё давно уже делали своими руками, без слуг. И держались за честь рода, хотя от той чести давным-давно ничего не осталось, кроме жалких воспоминаний. Разве что мордашка у девчонки была хороша, да и у её родни не хуже — тонкие черты, правильные.

       — И чего ты теперь от меня хочешь? Я не собираюсь на тебе жениться! — возможно, его голос прозвучал грубее, чем он хотел. Девчонка вздрогнула, как от удара, и вытерла побежавшие слёзы. Или капли дождя.

       — Я не прошу ничего такого, мой лорд, — её голос прозвучал необычайно устало. — Я промокла, замёрзла и хочу хотя бы немного согреться… Ради моей любви к вам, лорд Грегори, прошу вас, впустите! Даже если ваше сердце холодно, как камень, неужели вы не помните ничего хорошего?

       О, он помнил. Он помнил её робкие улыбки и горящие щёки, он помнил, как она вздрагивала и краснела от его прикосновений, как это распаляло его кровь. Он помнил, сколько времени пришлось ему потратить, прежде чем эта девушка, дававшая ему от ворот поворот во имя чести рода, стала доверчиво отвечать на его прикосновения. Он помнил жаркие поцелуи, кружащие его голову сильнее крепкого вина, помнил и её же сопротивление — она не ожидала его горячности, но поздно, было поздно — она сама позволила зайти ему настолько далеко, не думала же она, что лорд будет держать себя в руках вечность? Он помнил гладкость кожи, помнил стоны и то, как выгибалось тонкое тело под его руками, помнил оставленные им следы, которые она позже прятала от чужих взоров.

       Эти воспоминания уже не распаляли так, как раньше, но Грегори чувствовал, как в чреслах вновь потяжелело. Но впустить так сразу после того, как она нарекла его сердце «каменным»? Он ухмыльнулся и спросил:

       — И что же ты будешь делать, если я не впущу? — девушка всхлипнула и опустила голову; ответ её был негромок, он едва смог расслышать его сквозь шум дождя.

       — Мне больше некуда идти, мой лорд!.. Мне останется лишь остаться здесь… остаться на милость Господа, холода и грозы. Я буду молить, чтобы смерть моя была безболезненной и усну вечным сном на вашем пороге… — она подняла голову, грустно глядя на Грегори. — Но ни слова, ни единого слова не скажу Господу о вашей в том вине.

       Складно поёт.

       — Хорошо, Мэйвис. Я кликну слугу, чтобы тебя впустили, — голос девушки вспыхнул яркой радостью:

       — Благодарю вас, мой лорд!

       Грегори закрыл тяжёлые ставни и отошёл от окна. Несколько раз дёрнул за шнур, вызывая слугу. Расторопный малый стоял у его двери через пару минут, и он отправил служку за девушкой, наказав препроводить её в его покои. Рядом с тёплым женским телом и спаться будет крепче… Особенно после того, как он окажет ей милость — Грегори усмехнулся — своим вниманием. Она же сама понимает, что тёплое место не достанется ей просто так.

       Слуга почтительно ввёл девушку в комнату и, склонившись в поклоне, собрался было выйти, но был остановлен низким голосом своего господина:

       — Принеси сухой ткани и чего-нибудь горячего, леди требуется согреться, — мальчишка кивнул и вышел, закрыв за собой тяжёлую дверь. Мэйвис трясло, с промокшей ткани на пол стекала вода. Тёмные влажные волосы облепили лицо и шею, щёки были бледными, а губы пунцово краснели, привлекая к себе взгляд. Не удержавшись, он подошёл ближе и провёл рукой по щеке: гладкая и нежная как шёлк кожа была холодной, почти ледяной. Грегори отнял руку, на миг скривившись — ему хотелось бы согреться самому, а не греть её, холодную как лягушку. Ничего, вино и тепло поправят дело.

       — Раздевайся, — приказал он ей. Девушка упрямо помотала головой:

       — Я не хочу, чтобы меня видел кто-то ещё, мой лорд! Сейчас вернётся слуга… — он досадливо хлопнул рукой по крышке секретера, заставив её вздрогнуть.

       — Снимай хотя бы накидку, Птичка, ты вся промокла. И подходи к камину, там тепло. Про обувь тоже не забудь, она же грязная! — Мэйвис послушно кивнула. Дрожащими пальцами она развязала шнуровку и с трудом выпуталась из мокрой ткани.

       — Кинь у двери, не надо тащить на шкуры. Я прикажу слуге высушить, утром ты получишь всё назад. И да, не садись пока на кресло, прошу — я не хочу, чтобы оно промокло.

       — Хорошо, — пробормотала девушка, скинула грязные насквозь мокрые туфли и, обхватив плечи руками, направилась к камину. Кажется, её выгнали прямо в том, в чём она была: тонкое домашнее платье облепляло тело, не оставляя простора воображению.

       Негромкий вежливый стук в дверь.

       — Входи! — зычно ответствовал Грегори. Служка с трудом открыл дверь и вошёл, поклонившись. На подносе в его руках источала приятные травяные ароматы жидкость в большом кувшине, а через правую руку был перекинут отрез мягкой ткани. Поднос был водворён на столик у камина, ткань передана лорду и служка с коротким поклоном, не поднимая глаз от пола, быстро скрылся за дверью.

       — Раздевайся и вытирайся, — коротко бросил Грегори, протягивая девушке полотно.

       — Не хочу, — негромко ответила она.

       — Чего ты тогда хочешь? — раздражённо ответил мужчина. Девушка подошла чуть ближе и, смешно склонив голову к плечу, попросила:

       — Обними меня.

       — Ты мокрая, — недовольно фыркнул лорд.

       — А ты тёплый, — одними уголками губ улыбнулась девушка, придвинувшись ещё чуть ближе, почти вплотную. Она медленно и мягко подняла руки и сложила их на плечи Грегори. Ладони её были холодны, одежда — влажна, но он не мог заставить себя и двинуться с места, завороженно глядя в её глубокие тёмные глаза. Такой глупостью сейчас казались его мысли о том, что она холодна, как лягушка. Какая разница, если вот она, рядом, сама кладёт ему руки на плечи, сама просит её обнять?! Он подхватил её на руки — она испуганно прижалась к нему, крепче обнимая за шею — и понёс на кровать. Сел, усадил её, тонкую и лёгкую, к себе на колени, обнял как можно крепче.

       — Спасибо, — томно шепнула она ему на ухо, вызвав целое стадо мурашек, пробежавшее по спине. Чресла вновь налились кровью, дыхание само собой стало рваным. Девушка тихо фыркнула ему в шею, снова вызвав мурашки, и мягко поцеловала в шею под самым ухом. Один поцелуй, другой — чуть ниже… Он с удивлением услышал свой собственный стон. Рванулся, опрокидывая её на кровать, потянулся целовать — но в грудь ему решительно и твёрдо упёрлись тонкие руки.

       — Не торопись, — нежно просит она и он уже сам себе удивляется. Куда спешить? Впереди вся ночь! А потом ещё одна. И ещё. И ещё… Её взгляд влечёт и манит и, следуя давлению её лёгкой руки, он опрокидывается на спину, ни капли не удивляясь тому, что прежде скромная девушка задирает подол и садится к нему на колени. Но, кажется, ей неудобно.

       — Сядь, — требует она капризным голоском. Грегори садится; Мэйвис вновь обнимает его за шею, смотрит в глаза ему застенчиво и неуверенно и прижимается к его груди, складывая подбородок на плечо. Он обнимает её. Она такая холодная, ей нужно больше тепла! Грегори чувствует, как она снова мягко целует его в шею, и слегка откидывает голову, чтобы ей было удобнее. Её поцелуи столь приятны… Ему плевать на всё. Он даже не дёргается, когда что-то больно прокалывает кожу на его шее, лишь сильнее прижимает к себе теплеющее под его руками тело. Мужчина блаженно улыбается и закрывает глаза: у него получилось её согреть! Разве это не здорово? Время отходит куда-то на задний план, он больше не чувствует его хода. Руки его отчего-то слабеют и падают, хочется упасть и самому, потому что так сильно клонит в сон, но оказавшиеся внезапно невероятно крепкими объятия девушки не дают ему упасть.

       Из блаженной сладкой дрёмы его вытаскивает звучная пощёчина. Он пытается скинуть сидящую у него на коленях девушку, но не может — его руки кажутся ему слишком тяжёлыми, чтобы можно было ими шевелить.

       — Как ты себя чувствуешь, милый? — звонко смеётся сидящая на его коленях девушка, её рот запачкан кровью и бликуют в свете каминного огня острые, словно иглы, клыки.

       — Тварь!.. — с ненавистью хрипит Грегори. Видит Всевышний, не так он хотел умереть! В бою, защищая свои владения, или в окружении самых близких — но не став пищей какой-то безбожной сучки! Мэйвис взрывается ещё более звонким смехом, но резко умолкает и отвешивает ему, безвольно лежащему на кровати, ещё одну пощёчину — мощнее прежней.

       — Тварь, конечно, — негромко соглашается она. — Да только именно благодаря тебе я такой и стала. Не могу же я не отблагодарить, — её голос звучит издевательски, — благодетеля?

       — Нет моей вины в том,.. — он не успевает дохрипеть «что ты виляла передо мной задницей» — рот его крепко зажимают ладонью.

       — Слышать не хочу твои оправдания, — зло шипит Мэйвис. — Мне плевать на всё, что ты скажешь. Раньше надо было говорить, раньше, когда я ещё была тёплой, когда я слушала, когда доверяла тебе! Теперь поздно. Теперь ты — просто добыча.

       Она понижает голос, улыбается и говорит почти ласково, и слова её больно бьют по самолюбию:

       — Слабая и очень, очень лёгкая добыча.

       Так и не отняв руку ото рта — чтобы не стонал громко — она вновь впивается в его шею. Его голову более ничего не дурманит; он чувствует всё. Чувствует, как твёрдые и острые клыки болезненно — он кричал бы, если бы мог — впиваются в его шею и как она втягивает, высасывает из него кровь. Это длится недолго. В какой-то момент Грегори чувствует сонливость, затмевающую боль, и его сознание просто уплывает в темноту…

       Очнуться ему не было суждено.

       Допив кровь, девушка мягко спрыгивает с бесчувственного и уже практически мёртвого тела. Чужое тепло наполняет её жилы, она смеётся и кружится по комнате, раскинув руки. Мокрое платье совсем не мешает.

       Но — надо сделать кое-что ещё. Она с лёгкостью открывает отсыревшие ставни и её негромкий голос уносится во тьму дождливой ночи:

       — Я всё. Ты можешь зайти.

       Пара мгновений — и на широкий подоконник одним махом с самой земли запрыгивает высокая крепкая фигура.

       — Что-то ты долго, — звучит глубокий женский голос. — Могла бы и быстрее.

       — Могла бы, — кивает девушка. — Но… как уж вышло, извини.

       — Извиню тогда, когда у меня тоже появится еда, — намекающе говорит женщина, спускаясь на пол. Вид её непривычен: высокие сапоги, штаны, плотный длинный плащ…

       — Тогда спрячься и подожди немного, — шаловливо улыбается Мэйвис. Женщина кивает ей и словно растворяется в тенях — настолько быстро она движется.

       Мэйвис быстро выпутывается из слоёв платья, откидывая его в сторону, и подхватывает лежащую на кресле рубашку хозяина. Накидывает её на себя, укладывает остывающее тело мужчины на кровати, прикрывает его одеялом и дёргает за шнур, вызывая слугу.

       Прибегает всё тот же служка — видно, сегодня его очередь. Мэйвис кутается в рубашку и соблазнительно улыбается мальчишке, неосторожно посмотревшему в её глаза:

       — Позови Деррика, милый, мой лорд требует его к себе. Да смотри, не шуми! — служка кланяется и в восторге убегает выполнять поручение. Деррик в замке один — мальчик точно знает, куда ему бежать. Да даже если бы был не один, кто не знал бы Деррика Дэвиса, лучшего друга лорда Грегори? Кого бы ещё он мог позвать к себе ночью, в покои с девицей? Не было у господина тайн от лучшего друга, а девочками, бывало, и делился — ходили слухи… Мальчишка завистливо вздохнул — девушка была дивно хороша. Повезло господину… Мысль он додумать не успевает — дверь в покои Деррика оказывается прямо перед ним.

       Недовольный, сонно позёвывающий мужчина входит в покои Грегори без стука.

       — Чего ты хотел, а, вашество? — громко спрашивает он, захлопывая за собой дверь.

       — Не ори ты так, — шипит на него полуголая девица из кресла перед камином. — Грегори спит. Это я тебя позвала.

       — Чего звала-то? — он хмурится и шагает к креслу напротив. Девица, в которой Деррик узнаёт бывшую пассию лорда, картинно потягивается и улыбается, обнажая игольчатые клыки:

       — Ужин подан!

       Мэйвис — внезапно для себя — любуется действиями своей госпожи. Хоть та и говорила ей не называть себя так, а что-то вглуби самого существа девушки говорит ей, что женщина может приказывать — и она не посмеет, не сможет ослушаться. Но ей и не хочется: как можно ослушаться само совершенство? Все её действия сильны и красивы. Она не стала церемониться с добычей: просто положила ладонь на его затылок и мужчина моментом сомлел в её руках. Он не узнает, из-за чего умер и даже не успеет понять, что умирает — прекраснейшая из женщин попросту не даст ему этого понять. Незачем. Он ей не враг — просто еда.

       Это Грегори был врагом. Поэтому Мэйвис не дала ему слишком лёгкой и быстрой смерти. Он должен был понять, что он умирает — и как умирает, от чьей руки. Или клыков, не суть важно. Но теперь можно жить спокойно: она смогла отомстить за себя и за то, что её выгнали из дома. Благодаря госпоже. Плевать, что её теперь обжигает солнечный свет, плевать, что если кто-то узнает о том, кем она стала — за ней начнётся охота. Плевать, что она больше не сможет носить серебро — в конце концов, золото всегда подходило ей больше. Она теперь будет жить. Дольше, чем хотела, и свободнее, чем могла бы. За это не жаль лишиться всех перечисленных возможностей. Она задумчиво запрокидывает голову, опираясь на спинку кресла и прикрывает глаза, замирая недвижно, словно прекрасная статуя. Шевелится вновь тогда, когда понимает, что госпожа её закончила трапезу. Открыв глаза, она с удивлением смотрит, как шаловливо улыбающаяся женщина сдирает с тела Деррика одежду и устраивает на его на кровати. На миг замирает, задумавшись, после сдирает бельё с тела Грегори и устраивает мужчин в объятиях друг друга. Прикрывает их одеялом и смеётся, оглядываясь на Мэйвис:

       — Посмотри на них, разве не голубки?

       — Мило, — с улыбкой отвечает девушка.

       — Как ты себя чувствуешь? — с внезапной тревогой спрашивает женщина и присаживается совсем близко к ней — на подлокотник кресла.

       — Хорошо, — искренне произносит Мэйвис. — Я… Я рада, что всё так закончилось. Спасибо, госпожа… — женщина хмурится и, внезапно поддев острым когтем вену на руке, подсовывает сочащуюся тёмной кровью рану прямо под нос девушке:

       — Пей.

       В её голосе звучит повеление — и Мэйвис не может ослушаться. Она впивается в крепкое запястье и пьёт терпкую кровь, стараясь не причинять лишней боли. Госпожа перехватывает её запястье и так же впивается в него. Мэйвис чувствует себя странно; в ней что-то меняется. Она отпускает запястье женщины, зализав рану и смотрит, как та проделывает всё то же с её рукой.

       — Как меня зовут, Мэйвис? — голос звучит необычайно тепло и девушка, недоумевая, отвечает:

       — Алексис… — женщина широко улыбается, а девушка чувствует, что ничего теперь не тянет изнутри, говоря, что так делать — неправильно, что именовать спасительницу стоит исключительно госпожой и никак иначе…

       — Получилось, — шепчет Алексис.

       — Я чувствую себя по-другому, — смущаясь, делится Мэйвис.

       — Я надеялась на это. Теперь, — она гладит подопечную по голове, — ты вольна делать, что хочешь. Ты совершенно свободна.

       — Ты… ты же не прогоняешь меня? — растерянно шепчет девушка.

       — Нет, что ты, — не менее растерянно отвечает ей Алексис и практически моментально её сшибает с подлокотника гибкое сильное тело. Они вдвоём оказываются на полу; Мэйвис прижимается так сильно, что будь Алексис человеком, ей переломало бы все кости.

       — Спасибо, — шепчет девушка, поднимая на неё сияющие глаза и целует удивлённо приоткрытые губы. Не сразу, но Алексис отвечает на поцелуй, зарываясь руками в ещё чуть влажные пышные волосы. Ей сейчас не хочется больше ничего — только обнимать прижавшуюся к ней девушку и целовать её до звёзд в глазах. Ей несказанно повезло наткнуться на выгнанную из дома девчонку; повезло дважды тогда, когда она решила не выпивать её, а сделать своим птенцом.

       Сейчас она считала, что ей повезло трижды: когда оказалось, что Мэйвис разделяет вспыхнувшие к ней нежные чувства.

       Алексис была почти готова поблагодарить лорда Грегори, который при жизни был той ещё мразью. Почти — потому что ей не забыть, как рыдала в её холодных руках тёплая девчонка с искусанными губами, всхлипывая и повторяя «Он клялся мне, небом клялся!» Не забыть, как она целовала её в висок, чувствуя под губами бьющуюся жилку, и гладила мёрзнущую девушку по голове. «Мужчины не считают нужным сдерживать клятвы, данные женщинам», — с горечью шептала тогда ей она, — «они и друг другу даваемые клятвы сдерживают не всегда». Алексис, как и Мэйвис, тоже когда-то проверила это на себе. Это было не так же; это было давно. Но было.

       Она запомнила это, хоть больше и не держала в сердце.

       Теперь — она надеялась — будет спокойным и сердце той, что целовала её со всей страстью, обнимая так, словно пыталась слиться воедино.

       Она будет рядом, она поддержит.

       У них впереди — если верить словам её бывшего хозяина — целая вечность.

       Они возьмут её всю, поделив на двоих.

       И никакой лорд Грегори больше не в силах будет ранить ни одну из них.

       Алексис была уверена.