Он сидит на подоконнике в своей спальне, пытаясь мельком что-то разглядеть за плотной тканью штор. В последнее время он проводит так большинство дней.
Квентин тихонько прочищает горло, чтобы отвлечь его и не напугать, но в ответ не получает никакой реакции.
— Пит, ужин на столе, — тихо, почти шёпотом, говорит он.
— Да, я сейчас приду, — бесцветным тоном отвечает Питер, всё так же смотря в одну точку. — Спасибо, Квен.
Квентин кивает, задумчиво облизывая губы и не сводя с Питера взгляда. Просто очередная привычка, которая появилась у него в последние несколько месяцев.
— Хочешь поговорить?
Короткий едва заметный кивок головой — и Питер наконец смотрит на Квентина мокрыми от слёз глазами.
— Можешь просто меня обнять?
Квентин снова кивает, направляясь к Питеру, всё так же неподвижно сидящему на подоконнике.
Когда он подходит к нему, Питер обхватывает его руками за пояс и утыкается лицом в живот, наконец позволяя невыплаканным слезам скатиться по щекам.
Квентин не пытается что-либо сказать, чтобы его утешить, он знает, что это не поможет. Он просто стоит, поглаживая Питера по спине и пропуская его волосы сквозь пальцы, пока всхлипывания не затихают, а мокрое пятно на футболке не начинает высыхать.
А потом, словно ничего и не было, они возвращаются к своим уже обычным делам: Квентин выходит из спальни и быстро, но тщательно проверяет каждый уголок квартиры, чтобы убедиться, что к ним никто не пробрался, он говорит Питеру, что всё в порядке, и они ужинают в уютной тишине, нарушаемой бряцаньем вилок о тарелки.
Это легко, удобно, привычно.
Это больше походит на реальную жизнь.
Это больше походит на счастье.
***
Так было не всегда. У них было тяжёлое начало отношений.
Прошло около семи месяцев с того момента, как видео, раскрывающее личность Человека-паука, просочилось в Дейли Бьюгл, и Питеру пришлось столкнуться нос к носу с невероятно ужасными последствиями.
Находясь под постоянным прицелом, он был вынужден убраться как можно дальше ото всех, кто был ему дорог, включая — но не ограничиваясь — Мэй, словом, он оказался на улице.
Он выжил благодаря редкой помощи ещё более редких людей, которые верили в непричастность Питера, и как бы сильно он ни ценил эту помощь, оказываемую ему время от времени, для его мутировавшего организма этого было недостаточно, и ему быстро становилось плохо.
Его способности иссякли, он ослабел.
И люди это заметили.
А как иначе.
Ему быстро пришлось привыкать спасаться от орд разъярённых людей и искать что бы поесть и где бы поспать.
Ему пришлось ещё больше скрываться, ещё быстрее бегать, ещё тщательнее присматриваться к окружающим.
Он делал всё, что было в его силах, и даже больше, но иногда он просто сдавался.
И ему приходилось крупно за это платить.
По сути, когда Квентин вновь вернулся в его жизнь, ему пришлось спасаться от озлобленных фанатов Мистерио.
Однажды он уснул в заброшенном здании, а потом оказался избитым в тёмном переулке недалеко от дома Мэй.
Он узнал эти дома.
Он думал, что справится, но, резко упав наземь, понял, что не может подняться.
Один из мужчин пнул его и, заметив, что он не поднимается, вытащил пистолет.
Питер закрыл глаза. Не такой смерти он ожидал, но ему было немного спокойно, что, по крайней мере, он умрёт недалеко от дома.
Мгновение спустя мужчины бросились бежать, но Питеру было слишком больно, чтобы удивляться, почему, он просто лежал на грязной земле, казалось, вечность.
Пока к нему кто-то не подошёл, и он приготовился к очередным ударам.
Но когда мужчина опустился перед ним на колени, Питер почувствовал, как его нежно гладят по щеке и отбрасывают упавшие на лицо волосы.
— Ты в порядке?
Этот голос. Он не мог определить, чей это голос, но был уверен, что уже слышал его раньше. Он был странно успокаивающ.
— Питер, эй. Скажи что-нибудь, малыш.
Ему удалось медленно открыть глаза. Всё спокойствие исчезло.
Питер попытался вскочить на ноги, но ему удалось только сесть — в глазах тут же потемнело.
— Бек! Ч… Т-ты… Что?..
Вдруг послышались чьи-то голоса, они становились всё ближе. Квентин мельком обернулся через плечо и снова переключил всё своё внимание на Питера.
— Давай я отведу тебя в какое-нибудь безопасное место, а потом мы поговорим.
Он потянулся к Питеру, чтобы поднять его на руки, но тот отодвинулся от него как можно дальше.
Он лучше умрёт от рук тысячи разъярённых мужчин.
Что-то промелькнуло на лице Квентина.
Сожаление.
Вина.
— Я тебя не трону.
Питеру казалось, что верить Квентину глупо, но голоса становились всё ближе, и он решил, что у него нет возможности сидеть и взвешивать все «за» и «против».
Поэтому он позволил Квентину взять себя на руки и как можно быстрее отнести его подальше от переулка.
— Ты же должен быть мёртв, — прошептал он, слегка побаиваясь настоящих намерений Квентина.
Когда тот кивнул, легче не стало, этот жест ни успокоил, ни дал никаких объяснений.
— Почему ты жив? — спросил Питер.
Квентин вздохнул, и этот его вздох прозвучал так тяжко и драматично даже в промежутке между судорожными вдохами от быстрого бега с Питером на руках.
— Не повезло, наверное.
Питер согласно хмыкнул.
Если в его жизни и была какая-то константа, то это полное невезение.
— Куда мне тебя отвезти? К тёте? — спросил Квентин, когда они добрались до, как решил Питер, его автомобиля. Или тот его угнал.
Его усадили на заднее сиденье, и он тут же устроился поудобнее. Давно ему не приходилось спать на мягком.
Квентин повернулся к нему, и Питер вспомнил, что ему задали вопрос.
— Нет, не к Мэй, — неразборчиво выдавил он, чувствуя, как веки становятся всё тяжелее и тяжелее с каждой секундой.
— Тогда куда?
Питер пожал плечами, наконец закрывая глаза.
— Мне особо-то некуда идти.
Повисла пауза, и он почувствовал, как его сознание медленно уплывает.
— Что ты имеешь в виду?
Это последнее, что он помнил, проснувшись в квартире Квентина.
***
Питер поначалу отказывался жить с ним, учитывая их прежние отношения, но решил, что рискнуть всё же стоит. На улице было не намного лучше.
Это не значит, что он не опасался Квентина.
Это же всё-таки Квентин Бек, человек, который толкнул его под поезд и пытался пустить пулю в висок, пусть даже он и спас его от тех мужчин, создав иллюзию читаури.
Питер изо всех сил старался его избегать, хоть и размеры квартиры не особо к этому располагали, он не терял бдительности и ждал, когда вернутся его силы, чтобы он мог снова себя защитить.
Однако вскоре Квентин стал другим Квентином Беком, человеком, постоянно что-то готовящим для него, потому что видел, что Питеру нужно много полезной пищи; человеком, трижды проверяющим квартиру, чтобы убедиться, что у них нет никого, кто мог бы представлять для них угрозу; человеком, который мог ни с того ни с сего позвать его, чтобы узнать, в порядке ли он; человеком, который бы сделал всё, что только пришло бы ему на ум, чтобы развеселить Питера.
Питер потерял счёт попыткам Квентина посмотреть с ним все части «Звёздных войн».
И даже если большинство дней были однообразными, скучными и одинокими, они становились лучше, стоило Питеру подумать, что рядом с ним Квентин.
В конце концов Питер заметил, что стал сам пытаться быть как можно ближе к Квентину — тогда, когда ему не хотелось, чтобы тот был мёртв, — он пытался заполучить как можно больше его очарования и тепла, ему не хватало его странного юмора, его паранойи, когда в квартире вдруг резко раздавался какой-то шум или мелькало какое-то движение.
Так что вполне естественно, что однажды в конце дня — очень хорошего дня, — после того, как Квентин проверил его спальню и убедился, что там безопасно, Питер остановил его у выхода.
Его силы вернулись: он чувствовал это. Теперь ему нужно было только узнать, остаться ему или уйти.
— Квентин, постой.
Когда вдруг Бек стал Квентином? Где-то между тем днём, когда Питер в первый раз плакал в его объятиях, и днём, когда он поцеловал его в щёку, благодаря за еду.
— Что такое? — спросил Квентин, в его голосе, как обычно, сквозило беспокойство. Питер не знал, как на это реагировать. По-прежнему не знал.
— Я не… Я не люблю оставаться один… Ты не мог бы?.. Здесь достаточно места, и…
— Ты хочешь, чтобы я остался?
Питер замешкался на секунду и кивнул.
— Если… если ты не против.
На мгновение ему показалось, что Квентин откажет: тот строго смотрел как будто сквозь него, и Питеру вдруг стало тесно в комнате.
Всё это длилось доли секунды, Квентин снова перевёл на Питера влюблённый взгляд.
— Конечно, я останусь.
Лёжа в кровати оба пялились в потолок, пытаясь уснуть, не замечая присутствия друг друга.
Питер сдался практически сразу, повернувшись к Квентину лицом, и тот, заметив это, сделал то же самое.
Они были близко.
Они были так близко, что могли разглядеть лица друг друга до мельчайших деталей даже в совсем тусклом свете, едва пробивавшемся из-за закрытых штор.
Они были так близко, что касались друг друга носами.
Они были так близко, что дышали одним воздухом.
Питер готов был поклясться, что Квентин смотрит на его губы. Он тоже смотрел на его.
Он решил ещё раз попытать удачу, когда их взгляды пересеклись.
— Поцелуй меня? — шёпотом попросил он, нарушив повисшую между ними тишину.
Глаза Квентина его прожигали, словно тот пытался пробраться к нему в разум и узнать, что на самом деле происходит у него в голове.
— Ты уверен, что хочешь этого?
— Да, — без промедления ответил Питер. — Пожалуйста.
Квентин, казалось, хотел спросить что-то ещё, убедиться, что Питер всё обдумал.
Он не обдумал, но это неважно. С ним случались вещи гораздо страшнее, чем поцелуй с Квентином Беком.
Наверное, у Квентина промелькнула та же мысль, наверное, поэтому тот так долго ничего не отвечал.
По правде говоря, никто из них не хотел упускать такую возможность почувствовать близость друг друга — её иллюзию — в любом её проявлении.
Питер совсем не удивился, когда Квентин таки сдался, но испытал огромное облегчение.
— Хорошо.
Губы Квентина коснулись его губ, языки сплелись, и Питер подумал, что почти ничего лучше этого с ним не случалось.
***
Естественно, это был переломный момент, даже если он не многое изменил в их жизни, если не брать в расчёт сон в одной кровати.
Они всё так же жили в пределах одной квартиры, разница была лишь в том, как сильно переменились их чувства друг к другу.
Питер иногда читал в гостиной, пока Квентин принимал душ, и неимоверно сильно ощущал его присутствие, его руки, обхватывающие его тело, успокаивающие и защищающие.
Иногда, когда они находились в одной комнате, в одной кровати, этого было слишком много, но они прекрасно справлялись. С некоторыми исключениями.
У них по-прежнему бывали плохие дни.
Дни, когда Питер задумывался о чём-то, что твердило ему: несмотря на то, что он уже начал верить в реальность происходящего, Квентин — не весь мир, их квартира — не вся планета, их любовь — не всё, что есть между ними.
Дни, когда Питер лежал в кровати и рыдал, прижимая руки к груди, пытаясь вырвать с корнем всю боль, что гложила его, хоть и понимал, что это невозможно.
Квентин пытался вывести его из этого состояния, но безрезультатно, он лишь сталкивался с тем разъярённым Питером, которого спас несколько месяцев назад.
— Родной…
— Я хочу увидеться с Мэй, — приказным тоном отчеканил Питер, садясь в постели и поворачиваясь к Квентину лицом, чтобы показать свою решимость. Это было необязательно.
Квентин и так всё знал.
И от этого его сердце просто разрывалось.
— Нельзя, дорогой, — ответил он, в его голосе отчётливо ощущалась вина.
— Я хочу увидеться с друзьями.
— Знаю.
— Я по ним скучаю.
— Я знаю, — вздохнул Квентин, медленно подойдя к кровати, боясь, что оттолкнёт от себя Питера ещё больше, если будет двигаться слишком быстро. Он опустился перед ним на корточки, с трудом борясь с желанием прикоснуться к нему. — Мне жаль.
Лицо Питера скривилось от ярости, он сжал кулаки так, что костяшки побелели, и прокричал со всей мочи прямо в лицо Квентина:
— Я ненавижу тебя!
Каждый раз, когда он говорил это, Квентину было больно, но он уже привык.
— Я знаю.
Питер, казалось, приготовился снова закричать, но вдруг волна ярости схлынула с него, оставляя после себя горькое, мучительное послевкусие.
Квентин заметил, как на его глаза навернулись слёзы, и притянул его к себе, несмотря на все удары и царапины, которые, он был уверен, последуют за этим.
Это было меньшее, что он мог сделать.
Это было всё, что он мог сделать.
***
Квентин всё так же думает об этом, сидя на подоконнике с Питером на коленях, напевая какую-то первую пришедшую на ум мелодию, Питер закрывает глаза и удобно откидывает голову ему на грудь.
И Квентин не может отвести от него взгляд, поражённый реальностью происходящего: он однажды — может, дважды, может, он уже сбился со счёта — пытался убить Питера, человека, которого он решил защищать от всего и всех.
Несправедливость ситуации никогда ещё не была такой явной.
Питер медленно открывает глаза и смотрит на Квентина с мягкой улыбкой, которая тут же исчезает, стоит ему увидеть его лицо.
— Что-то не так?
В другой раз Квентин бы рассмеялся.
Проще сказать, что вообще у них так.
Но теперь он знает, что может сделать больше, чем просто ходить по квартире, притворяясь, что когда-нибудь всё образуется.
Что Питер перестанет скучать по своей прежней жизни.
Что перестанет страдать пять дней в неделю.
— Я подумал, — Питер заинтригованно склоняет голову набок. Это выглядит так мило, что Квентин уже хочет смолчать, но знает, что это будет неправильно. — Если я пойду в полицию…
Питер резко встаёт.
— Нет.
Квентин боялся такой реакции.
Он должен был попытаться убедить его, как бы ни была заманчива мысль бросить всё и наплевать на мораль.
— Милый…
— Нет! — упорствует Питер, в голосе уже сквозит отчаяние. — Они посадят тебя!
— Я другого не заслуживаю.
Выражение лица Питера смягчилось, стало более ранимым, но таким же обеспокоенным.
— Они могут никогда тебя не выпустить. Ты не можешь прожить всю жизнь за решёткой.
— А ты не можешь жить всю жизнь вот так, — парирует Квентин, соскакивая с подоконника. Питер делает шаг назад, и от этого движения сердце Квентина разбивается вдребезги. — Ты заслуживаешь прежней жизни, но это не произойдёт, пока…
— Ты не пойдёшь ни в какую полицию, — отрезает Питер, твёрдо и резко, несмотря на плещущийся в его взгляде страх.
— Я у тебя в долгу, я должен хотя бы попытаться всё исправить, Питер.
— Ты уже это сделал! Я бы умер без тебя!
Как иронично, учитывая, что Квентин своими же руками пытался отдать его в лапы смерти.
— А это разве лучше? — спрашивает он и видит, как сильно ранят Питера его слова. Он терпеть не может причинять ему боль, но знает, что в этом случае должен. — Ответь мне честно, разве лучше сидеть здесь в заточении со мной? Ты молодой, здоровый, красивый, ты должен быть там, веселиться и жить нормальной жизнью вместо того, чтобы сидеть в этих стенах и играть со мной в семью.
Питер хмурится, по его щеке скользит слеза.
Квентин думает, что Питер сейчас снова разозлится на него, но хмурый взгляд сменяется обиженно надутыми губами, плечи Питера сникают, и он опускает голову, впиваясь взглядом в свои пальцы.
— Так вот что мы делаем? — спрашивает он тихим дрожащим голосом, и Квентин понимает, что тот на грани.
Он должен идти до конца, должен окончательно оттолкнуть Питера от себя, чтобы хоть раз в жизни сделать что-то правильно.
Но он не может.
Видеть, как больно Питеру, настолько же невыносимо, насколько не видеть его вовсе, и Квентин знает, что не выдержит этой боли.
— Родной, посмотри на меня, — просит он, пытаясь вложить все силы в эти слова, чтобы Питер понял, что эта тема закрыта.
Питер, кажется, боится, но поднимает голову, и Квентин тут же обхватывает его лицо ладонями, чтобы тот не отводил от него взгляд.
— Это всё настоящее, — говорит он. Его слова эхом отдаются от стен пустой тихой спальни.
Питер не сводит с Квентина глаз, пытаясь решить, верить ли ему или нет, пытаясь понять, сражаются ли они против всего мира или же против друг друга.
Наконец его взгляд смягчается, он находит такой необходимый ему ответ в любимых голубых глазах.
— Всё настоящее, — повторяет он, слабо, но искренне улыбаясь. — Мы справимся, да?
Квентин улыбается и кивает, большими пальцами стирая слёзы с щёк Питера.
— Мы справимся, — подтверждает он. Глаза Питера снова блестят, как раньше. — Мы справимся.
С губ Питера срывается облегчённый всхлип, и он бросается в раскрытые объятия Квентина.
В их жизни есть тонкая грань между хорошим и плохим днём, но когда они стоят вот так, прижимаясь друг к другу, целуясь и даже сквозь слёзы говоря «я люблю тебя», увидеть эту грань довольно легко.