Боль. 

Это первое, что приходит.

Вокруг полумрак. Я лежу на чем-то мягком, и боль пронизывает все тело. Я не знаю, где нахожусь и как попал сюда. Голова раскалывается при одной только попытке вспомнить. Возникает смутное ощущение, что вспоминать не нужно. Нельзя. Запретно. Что-то случилось. Что-то неправильное, непривычное. Унизительное? Бред. Мозг отказывается думать дальше, боль заслоняет все. Снова темнота.

В следующий раз я чувствую больше. Тело ломит, с трудом заставляю себя открыть глаза. Нельзя все время проваливаться в темноту, нельзя. Нужно думать. Нужно действовать.

Мягкое — это кровать. По стене рядом вьются стебли лиан, складываясь в причудливый символ. Отстраненно понимаю, что это знак Дома Исцеления. Значит, со мной что-то случилось. Ранили? Кто? Виски снова ломит при попытке вспомнить, но я упрямо морщусь, заставляя мозг работать.

…гремят цепи. Тонкие, но прочные кандалы сковывают запястья. Невыносимо палит солнце. Я гневно смотрю на людей вокруг, но бесполезно — мой гнев только смешит их.

Я попался. Так глупо попался! Зачем, зачем меня понесло в человеческий город?..

Пустыня Ант’эр, Высохшее Сердце Мира. С одной стороны она упирается в горную гряду Нталий, с другой ее ограничивает полноводная Нар, река Жизни. 

Мы идем по сухому Сердцу уже второй день. Меня ведут пешком, в кандалах, как какого-то дикого зверя. Песчаные ветра высушивают кожу, постоянно хочется пить, но сильнее жажды гнев, что обжигает горло. Как они смеют?! Так обращаться со мной!.. Но какая-то более разумная часть мозга бесстрастно говорит: «А как еще? Ты в их руках. Они обращаются с тобой, как с пленником, и, как это ни чудовищно, в чем-то это правильно, пусть даже только по их меркам».

Из обрывков разговоров я понимаю, что мы идем в Алектину, еще один человеческий город, расположенный за пустыней. Наверное, они хотят продать меня в ней. Алектина — часть Гарды, там развита работорговля и очень ценятся рабы… нечеловеческой расы особенно. Все это нелегально и скрытно, войны с эльфами никто не хочет, нас боятся, — но меня сейчас это не спасет. Куш слишком велик, а шаен* никогда не отказываются от своей выгоды. 

Песок забился в сапоги, ноги начинает натирать. С каждым шагом мы все дальше от Хрустального Леса.

Я понимаю и другое: они прекрасно знали, кто я, и именно меня подкарауливали на дороге, единственной, что вела от Хрустального Леса в сторону Калерны. По ней редко кто ходит, мы почти не выезжаем из Леса в одиночку, только отрядами. И вывод очевиден, хоть и неприятен: меня кто-то подставил, кто-то из тех, кто знал, что я хочу увидеть человеческий город. Иначе бы меня вряд ли вообще ждали так близко от моего Леса.

Кто? Кто мог это сделать?.. Впрочем, сейчас не время об этом думать. Надо бежать…

Я шевельнулся на кровати и невольно зашипел от боли в руке. Скосил взгляд. Она, оказывается, перебинтована, что под бинтами — неясно. Я попробовал сесть, но голова закружилась сразу и сильно. Руку кололо болью… 

Кололо…

Лезвие скользит по коже, по спине ползет холод. Резкое движение — и нож уже не скользит, он отвесно втыкается в руку. Скрежет по кости, крик, мой собственный крик, он звучит как со стороны…

Значит, в руку воткнули нож, и это не было в бою, это больше смахивает… на пытки? Только почему я не могу вспомнить, кто это сделал, не могу понять, как смог выбраться, если был в кандалах и среди вооруженных людей? Никогда еще память не выглядела россыпью ярких болезненных кусков, не складывающихся в целое. Что же было еще? Я хотел бежать — и что дальше?..

Столько вопросов, и ни одного ответа. Лишь мертвая тишина, всегда окружающая Дом Исцеления, — результат защитной магии. Я бы предпочел слышать шелест листвы за окном и щебетание птиц, но больных не должен беспокоить шум, а в том, что касается лечения, Целителей не переубедит никто.

Меня одолевает сонливость: наверняка что-то усыпляющее добавлено в воздух, ведь покой тоже залог более быстрого выздоровления. Я засыпаю, так и не дождавшись, чтобы кто-нибудь пришел в комнату. 

Мне снится высокий человек с черными глазами и мягкой улыбкой. Я смотрю на его лицо, вижу блеск на лезвии ножа — луна зловеще бликует, и песок под моей спиной холоден, словно лед. Я смотрю на его улыбку — и просыпаюсь в холодном поту, с диким рвущимся криком, колотящимся сердцем и… страхом.

После сна чуть легче, и уже почти совсем светло. За окном, кажется, раннее утро. Теперь уже получается сесть и осмотреться. Из одежды на мне только длинная рубаха до колен. Все тело в каких-то порезах, мелких и крупных. Самые крупные перебинтованы. Они пахнут травой — значит, раны обработали целебными мазями. Обстановка в помещении простая, как и всегда в лечебных комнатах Дома Исцеления: кровать у окна, столик рядом, стул, лианы на стенах. Ничего лишнего. Дверь, до которой я с трудом доковылял, оказалась заперта, голова по-прежнему кружилась, и я снова лег. Рано или поздно кто-нибудь все равно придет. Надо просто подождать.

Снова заснуть мне так и не удается. Вспомнить что-то еще — тоже. Словно непроницаемая пелена оградила сознание от последних дней.

***

Очень скоро дверь, наконец, открылась. Легкие белые одежды, идеально ровные и тоже почти белые волосы до середины спины — люди подумали бы про вошедшую эльфийку, что она юна и прекрасна. Но я вижу печать времени в ее глазах и движениях и понимаю, что ей очень много лет, несколько сотен, скорее всего. Еще я смутно помню, что как-то видел ее при дворе. Кажется, она глава Дома Исцеления, Тэннари ар Ильтиар, из Дома Леарин, Шепота Деревьев, и ей больше пятисот лет, что много даже для нас. Но она редко лично занимается пациентами, да и вообще ведет почти отшельнический образ жизни. Когда я раньше попадал сюда на лечение, я ее даже не видел. Почему сейчас исключение?

Она подошла к столику и молча поставила поднос с едой. Это кстати. Есть хочется нестерпимо. Когда я ел в последний раз, не помню. Пить, впрочем, хочется еще больше.

Я попытался подняться, чтобы поприветствовать ее, как подобает, и невольно зашипел сквозь зубы от боли. Садиться тоже больно, а встать без этого никак.

 — Не вставайте, ваше высочество, — голос Тэннари ар Ильтиар холодный и безликий, как и положено. — Ешьте полулежа. Если захотите умыться, ванна в соседней комнате. Я не буду вас снова запирать, но никуда не уходите. Через неделю соберется Малый Совет. Он примет решение по поводу вас.

Я кое-как собрался с мыслями, голова словно плавала — неприятное, муторное ощущение.

— Совет? По поводу меня? Не понимаю, о чем вы. 

Как странно. Малый Совет не собирается по пустякам — в его ведении дела, требующие особой деликатности и негласности. Значит, меня решили наказать за вылазку? Впрочем, есть за что. Я все-таки принц, пусть и не наследный, и не должен был рисковать собой. Но это, по крайней мере, объясняет, почему именно она пришла ко мне. Все, чем занимается Малый Совет, требует секретности. 

— Совет будет решать, что именно с вами делать. 

— Меня накажут за побег к людям?

В ее глазах на мгновение, как мне показалось, промелькнуло удивление. 

— При чем тут побег?

— А зачем тогда?.. — растерялся я.

— Совет решит, оставить ли вас в Лесу или изгнать. Что выгоднее для нашего народа.

— Изгнать? — от нелепости такого заявления я даже привстал и, не сдержавшись, заговорил торопливо, взволнованно: — С каких пор изгоняют за простую прогулку в сторону людей? Что за нелепость?..

Тэннари чуть нахмурилась и поджала губы, явно намекая, что я слишком эмоционален. Я чуть задержал дыхание, чтобы успокоиться. 

— Прошу прощения, — получилось уже ровнее. — Вы объясните мне, за что меня могут изгнать?

— За ваше унижение. Это бросает пятно на честь вашего Дома. Но погодите… — ее взгляд стал чуть пристальнее. — Вы что, не помните?.. Что было в Ант’эр? До? После?

— Не помню… — я чуть закусил губу. 

Так неприятно признаваться в беспамятстве. Но, в конце концов, целители могут помочь вспомнить, раз сам я по какой-то причине на это не способен.

— Совсем ничего? — допытывалась она.

— Помню, что около Калерны меня схватили. Я пытался отбиться, но не смог. Их было восемь, все вооруженные, явно с боевым опытом. Помню пустыню Ант’эр. Меня вели в Алектину, хотели там продать. Это все. 

Я не стал говорить, что они знали, кто я. Если против меня был заговор, то не стоит рассказывать это всем, тем более зачем это ей, она точно не может быть в этом замешана. Целители практически не вмешиваются в политику, а Тэннари вообще слишком много лет, чтобы хоть что-то ее еще волновало. Про нож и страх я говорить не стал — слишком странно, слишком туманно, я все равно не смогу сформулировать. 

— О. Вот как… — она какое-то время молчала, погрузившись в размышления, пока я, полулежа на кровати, торопливо ел. — Временная потеря памяти — странная вещь. Чаще встречается у людей, как последствия сильных душевных терзаний, у нас крайне редко. Впрочем, учитывая случившееся, вполне возможно. Может, конечно, и к лучшему…

— Почему к лучшему? — эта фраза мне не понравилась. Что бы там ни было такого, но я хотел это вспомнить. Даже если Целители не захотят мне помочь по доброй воле, я потребую этого на Совете. Еще не хватало, чтобы меня судили за то, о чем я даже не помню.

 — Не все осколки жизни надо помнить… — сказала она чуть рассеянно. — Впрочем… думаю, я все-таки помогу вам в этом. Обвиняемый имеет право знать, в чем он виноват… если вы хотите, разумеется.

— Хочу, — резковато ответил я. — Когда вы это сделаете? Я хотел бы поскорее.

— Не стоит спешить. — Взгляд снова стал укоризненным. — Вы еще слишком слабы, телу следует восстановиться. Вы потеряли много крови, прежде чем вас спасли… Думаю, через пару дней приступим. А пока — поправляйтесь. И да, если вам что-то понадобится — статуэтка вызова на столе.

Спорить было бессмысленно, и я просто коротко кивнул. Тэннари забрала поднос и ушла. Я кое-как заставил сходить себя в ванную, впрочем, и тело, и волосы были чистыми, кажется, я слишком долго провалялся без сознания. Или меня намеренно держали во сне: если раны, то легче перевозить, погрузив в сон.

Меня начинала беспокоить боль. Порезы — ладно. Эту боль я знаю. На теле также было множество синяков, что тоже понятно. Но боль в заднице, приглушенная и непонятная, начинала напрягать… Виски ломило, и я просто постарался расслабиться и не думать ни о чем. Два дня, сказала Тэннари. Два дня. Я должен подождать. 

Решив заснуть, чтоб быстрее шло время, я лежал на кровати и смотрел на статуэтку на столике. Она выглядела как маленькое деревце, почти как настоящее, только листья были цвета золота. От нее веяло слабой магией. Дотронуться до нее — точно такая же статуэтка в другой части дома зашелестит листьями. Очень эльфийская вещь: красота и польза в одном лице. Я полуприкрыл глаза, глядя сквозь опущенные ресницы на золотистые листочки. В воздухе, наверное, все-таки что-то было, потому что меня снова клонило в сон. 

Следующие два дня тянулись невыносимо долго. Я подолгу лежал, глядя в потолок и чувствуя слабость. Три раза в день приходила Тэннари, принося мне еду. Она молчала, и я не стал допекать ее разговорами. Два дня. Нужно подождать два дня. В конце концов, не такой долгий срок, тем более что спал я все еще очень помногу.

Вот только каждый раз сон обращался кошмаром. Я метался в отрывочно-пугающем бреду, который потом не мог толком вспомнить. Четко помнил лишь одно: ту пугающую улыбку и блеск ножа, они точно были в каждом сне. Наверное, человек с черными глазами пытал меня. Но почему такой сильный страх?.. Никогда бы не подумал, что могу бояться какого-то шаен, человека, низшее существо…