Примечание
Акааши – красивый. Красивый настолько, что любой на его фоне чувствует себя гадким утёнком. На него заглядываются и девушки, и парни, его сравнивают с греческими богами. Но только до того момента, пока Акааши не начинает двигаться. Человек-катастрофа, ни больше, ни меньше. Так его называли родители, друзья, преподаватели, знакомые и вообще все, кто знаком с ним дольше пяти секунд. Ибо именно столько времени Кейджи нужно, чтобы все испортить. Он столько раз падал, спотыкался, ронял предметы, разбивал, ломал, уничтожал все вокруг себя, что к своим 22 годам все ещё не понимал, как остался жив.
Утро Акааши неизменно начинается с того, что он роняет будильник с тумбочки, обязательно стукнувшись при этом локтем об угол. Затем он, естественно, путается в одеяле, падает с кровати, на его задушенный крик уже никто не прибегает, а Акааши теперь, конечно проснувшийся, пытается впихнуть себя в домашние штаны. К завтраку он спускается растрёпанный, недовольный и с саднящим локтем. Пока он накладывает себе завтрак, Кейджи роняет вилку дважды, сбивает стул с ножек и на усталое материнское: «Кейджи, ну будь аккуратней, пожалуйста» неизменно чувствует себя безмерно виноватым.
По пути на учебу он несколько раз спотыкается, в автобусе его мотает по всему салону и он умудряется отдавить ноги всем вокруг себя. Долго извиняется, чтобы в универе снова извиняться, когда врезается в людей.
Акааши – неуклюжий. До ужаса. Настолько, что посуда в его доме покупается только в магазинах вроде «1000 мелочей», чтобы подешевле. В ванной на дне специальное покрытие, потому что когда Акааши в последний раз упал в ней, подскользнувшись и разбив голову, он так испугал мать, что пришлось принять меры. Лестницу в доме перестроили и удлинили, чтобы сделать ступеньки как можно шире и ниже. А номер скорой помощи у него на быстром наборе. Так, на всякий случай.
Кейджи уже даже не злится. Ну, а смысл? Лишь чувствует себя беспомощным и ещё чаще виноватым, когда доставляет неудобства другим.
***
Куроо прохлаждался уже часа полтора. Покупателей не было, настроение было вечернее, в пупке зарождалось предвкушение хорошей вечеринки, и Тетсуро ждал окончания смены в приподнятом настроении.
Когда над дверью звякнул колокольчик и в эту самую дверь вошел темноволосый парень, сердце Куроо забилось сильнее. Ангел, самый настоящий спустившийся с небес ангел, явился в магазин, где он работает, чтобы свести его с ума.
«Ангел» тем временем как-то виновато кивнул продавцу и прошел вглубь магазина. Куроо выглядывал его среди стеллажей, стараясь получше рассмотреть, и проклинал судьбу, что не встретился с этим совершенством раньше. Темноволосый окончательно исчез за стеллажами, с наполовину наполненной корзинкой, и Куроо отвлечённо посмотрел на время, прикидывая, сможет ли он отвязаться от Бокуто и пригласить «ангела» выпить чего-нибудь.
Внезапно что-то громыхнуло, Куроо обернулся и с каким-то садистским интересом понаблюдал, как в его сторону медленно, но неумолимо падал стеллаж. Стеллаж грохнулся – скрипя, а следом, словно доминошка, упал второй, ровнехонько так, на первый. Третий стеллаж упал секунд через тридцать, видимо, перетягивая какую-то борьбу на свою сторону. Вместе со стеллажом, точнее сказать, даже – на стеллаже, упал «ангел». Корзинка с недавним, тщательно отбираемым содержимым покоилась на нем. Он был измазан в йогурте, джеме, кажется, и соевом соусе. Глаза-хрусталики встретились с кошачьим взглядом Куроо, омывая целым спектром эмоций: ужас, вина, отчаянье, боль и какое-то смирение, что ли. Несколько секунд парень смотрел на Тетсуро со всем этим морем в глазах, а потом вдруг по его щекам сбежали две мокрые дорожки. «Ангел» тут же закрыл лицо руками и расплакался.
Куроо едва сдерживал смех. Парень выглядел так нелепо и мило одновременно, что внутри поднималось совершенно неведомое ранее чувство защитить и спрятать в своих объятиях. Плакал парень тихо, почти беззвучно, и угадать его плач можно было лишь по трясущимся плечам. Куроо приближался к чуду осторожно, боясь спугнуть, и позвал лишь когда присел на корточки рядом.
– Эй, ты в порядке? – поинтересовался Куроо.
Парень отнял руки от лица и удивлённо посмотрел на Тетсуро. По его лбу стекала кровавая дорожка, которую он раздражённо смахнул.
– Твою ж, – Куроо испуганно схватился за плечи парня. – Далеко живёшь?
Парень как заворожённый смотрел на Тетсуро и смог лишь медленно покивать, и то секунд через двадцать.
– Вот ведь, – Куроо снова посмотрел на часы, до конца смены ещё двадцать минут. – К черту. Идём за мной.
Куроо потянул парня за руку и тот поддался. Подвел к кассе, вытащил ком салфеток и приложил к ране на лбу.
– Держи.
Убедившись, что парень держит ком, Куроо взял ключи от магазина, без зазрения совести посмотрел на хаос, устроенный молчаливым «ангелом», и, снова взяв его за руку, пошел на выход.
До его жилища добрались быстро, Куроо снимал квартиру через пару домов. Оказавшись внутри, Тетсуро первым делом повел парня в ванную. Притащил табурет, усадил спиной к раковине и заставил наклонить голову назад, как в парикмахерской. Вытащил аптечку и, наконец, повернулся к парню, который, кажется, впал в ступор.
– Я, кстати, Куроо Тетсуро.
Парень похлопал глазами, будто только очнулся и понял где он, затем перевел взгляд на Куроо. Подумал секунду и очень тихо сообщил:
– Акааши Кейджи.
– Так гораздо лучше, – усмехнулся Куроо, доставая из аптечки вату и перекись. – Ну показывай, что там у тебя.
Он отнял руку с салфетками от лба и внимательно осмотрел увечье.
– Повезло, даже шить не придется.
Куроо включил кран, вымыл из волос подсыхающий йогурт и джем, намылил, и немного помассировав, смыл пену. Затем протер антисептиком рану и залепил широким пластырем.
– Жить будешь, – со смехом сообщил Куроо и подал Акааши полотенце. – Тебе дать во что переодеться?
Акааши смотрел на все со смесью ужаса и удивления, не позволяя себе ничего говорить. И сейчас он принимал полотенце из рук Куроо по инерции. Он вытер волосы и наконец заглянул в шальные янтарные глаза.
– Почему вы не требуете оплатить ущерб? И почему делаете всё это? – Кейджи смотрел подозрительно.
– Потому что хозяин магазина приятель моих родителей. И потому что ты мне понравился, – легко ответил Тетсуро. – Ну как, теперь отомрешь и поговоришь со мной?
Кейджи задумался надолго. Такое на его памяти случалось впервые. Он много чего в своей жизни переломал, а его родители много раз оплачивали ущерб, причиненный Акааши. То, что делал этот парень, как позаботился о нем. Не кричал, не возмущался, вызвало... доверие?
– Спасибо большое вам за все. Не хочу больше вас утруждать, – пробормотал Акааши на одном дыхании, вскакивая с табуретки, которая тут же с грохотом провалилась на кафель. – Извините.
– Ну все, герой, успокойся, – Тетсуро умиленно наблюдал за чудом, не в силах оторваться. – Давай чаю заварю. Жди тут. В панику не впадать, сбежать не пытаться.
Куроо исчез и вернулся через минуту со стопкой одежды.
– Держи, кухня по коридору налево. Может быть слегка великовато, но это самое маленькое. Я эти вещи ещё в старшей школе носил, – Куроо улыбнулся и оставил парня наедине с собой.
Куроо что-то напевал, разогревая утренние блинчики и заваривая чай. Акааши, остановившегося в проходе, он не заметил. Зато Кейджи, обхватив себя руками, наблюдал за Тетсуро. Губы тронула лёгкая улыбка, скулы порозовели. Развернувшись, Куроо увидел Акааши, заулыбался и жестом пригласил войти, засмотревшись на парня в собственных спортивных штанах и футболке. Акааши присел за стол.
– Почему вы решили, что не нужно зашивать?
– Медицинский, пятый курс, – ответил Куроо. – Почему ты так удивился, когда я предложил помочь?
– Неуклюжесть, диагноз – пожизненно, – в тон Куроо, улыбаясь ответил Акааши. – Обычно на меня орут.
– Они все дураки, – Куроо придвинул к Кейджи чай, вазон с джемом, банку меда и блины. – Кхм, слушай, знаю, прозвучит это наверно очень странно и глупо, но я собирался пригласить тебя на свидание, пока не случилось... ну не произошел инцидент.
Несколько секунд Акааши внимательно смотрел Куроо в глаза, пытаясь что-то найти, а затем задорно рассмеялся.
– Ну вперёд, приглашайте, – подначил он.
– Ох, ого, – засиял Тетсуро. – Тогда: Акааши, ты не сходишь со мной куда-нибудь выпить?
Кейджи уже собирался ответить, но у Куроо зазвонил телефон.
– Извини, мне лучше ответить, иначе он явится сюда. Бро-о, да, нет, так вышло, что...
Акааши встал, на всякий случай ничего не трогая, и вышел из кухни. Минуты через две хлопнула дверь. Куроо выскочил в коридор, мало слушая, что там вещает Бокуто, но Акааши, конечно, уже не было. Зато на тумбочке в прихожей лежала записка: «Спасибо, что не оставили меня истекать кровью. Я пойду с вами на свидание. Красное полусладкое», – и ещё чуть ниже номер телефона.
– Хей, Бо, я кажется нашел свое счастье, – Куроо расслабленно облокотился на стену.
– «О-хо-хо, рассказывай, бро», – тут же раздалось из трубки.
***
Куроо нервничал? О да – Куроо буквально сходил с ума от волнения. Он так ничего и не узнал о потрясающе красивом парне, кроме того, что он за пять минут может превратить в хаос что угодно. Он сидел на лавочке на набережной и ждал Акааши. Упаковочную бумагу, в которую был завернут букет кустовых роз цвета бургунди, Куроо превратил в мятый комок непонятно чего, на голове устроил бардак ещё хуже, чем было.
– Добрый вечер, Куроо-сан, – раздалось над головой и Куроо вскочил с лавки.
– Акааши, – Тетсуро заулыбался и протянул букет. – Это тебе. Я его слегка пожевал, – пояснил Куроо на скептичный осмотр упаковки.
– Они очень красивые, Куроо-сан, – Кейджи улыбался.
– Давай только без – сан и вы.
– Хорошо.
– Идём? – Куроо протянул руку.
Акааши секунду думал, а потом взялся за протянутую руку. Рука Куроо была широкой и теплой, но держать в ней свою было приятно, это не вызывало дискомфорта. Это было необычно. Вообще все было необычно. Сам Куроо был необычным. Они болтали, Тетсуро расспрашивал его об учебе, об увлечениях, рассказывал сам. А когда Акааши спотыкался, он дёргал его за руку на себя и придерживал, абсолютно не заостряя на этом внимания. С Куроо было легко. Акааши сам напрочь забывал о своей хронической неуклюжести.
Когда они дошли до входа в парк аттракционов, Кейджи удивлённо раскрыл рот. Куроо наблюдал за ним исподтишка, словно ожидая чего-то определенного.
– Мы будем кататься на аттракционах? – очень тихо, почти шепотом спросил Акааши. Куроо кивнул. – Плохая, плохая идея, – вымученно сказал парень.
– Отличная идея, – Куроо дёрнул Кейджи за руку и тот посмотрел на него. – Эй, я ведь не дал тебе истечь кровью в прошлый раз? – Акааши кивнул. – А сегодня, я обещаю, не дам оступиться.
Такое обещание заставило Акааши захотеть ущипнуть себя, проверяя, не вызванный ли это, больным сознанием, сон. Застряв в мире обвинений в извечной рукожопости, Кейджи не мог поверить, что Куроо существует. Что он просто плюет на первое, что бросается в глаза, и пытается заглянуть глубже. Ты можешь разбить набор посуды за неделю? Да и пофиг, лучше расскажи о том, какую музыку любишь.
– Ловлю тебя на слове, – вдруг хитро улыбнувшись говорит Акааши и смело идёт внутрь парка.
И это лучшее, что Акааши делал за последнее время. После русских горок Кейджи кажется, что его пресс теперь стальной. Так сильно и много он не смеялся уже давно. Куроо постоянно шутит, иногда весьма неудачно, но все равно смешно. Ближе к вечеру живот Акааши начинает говоряще урчать, и он предлагает перекусить.
– Эмм, да, но не здесь, – то ли пытаясь быть загадочным, то ли просто смущаясь говорит Куроо. – Если не боишься, то мы могли бы пойти ко мне. Я приготовил ужин.
– Я уже был у тебя дома и никаких монстров не увидел, – улыбнулся Акааши. – Так что веди меня.
И Тетсуро ведёт. Держаться за руки уже кажется необходимым. В автобусе на них смотрит весь салон, хотя бы потому, что Куроо, громко пофыркивая, нашёптывает Кейджи на ухо какую-то совершенно идиотскую историю из учебных будней. Акааши хихикает, еле сдерживая настоящий смех. В квартиру они заваливаются смеясь.
– Э-э-э... посидишь на кухне немного? – становясь серьезным и смущающимся просит Куроо. – Мне нужно кое-что подготовить.
– Без проблем, – теперь Акааши становится интересно.
Куроо как ураган носится по кухне, периодически убегая куда-то в комнату, затем пропадает надолго. Акааши успевает прочитать внушительную часть книги, скачанной недавно на телефон, когда Куроо возращается с видом победителя.
– Идём? – звучит он как-то совсем неуверенно.
– Идём, – Акааши тут же вкладывает руку в руку Куроо и пожимает. – Все в порядке?
– Ага, – Тетсуро наконец улыбается. – Ты не мог бы закрыть глаза? Только честно.
Акааши смеётся, но просьбу исполняет. Куроо тут же оказывается у Кейджи за спиной и, крепко удерживая за плечи, ведёт вперёд. Когда Куроо даёт ему ощупать подоконник, предположительно, Акааши слегка пугается.
– Я очень надеюсь, что ты не задумал совместное самоубийство.
– Эй, – тон шутливый, – ты какого обо мне мнения?
Кейджи посмеивается, взбираясь на подоконник, ждёт, пока Куроо влезет за ним, и, хватаясь за его руку, подталкивающую его к проему окна, шагает наружу. Его встречает твердая поверхность, хотя мысль о пустоте все же проскользнула.
– Открывай, – обжигает дыхание в самое ухо.
Акааши открывает глаза и замирает. Сердце делает кульбит, прыгает куда-то вниз да там и остаётся. Они стоят на небольшой крыше-козырьке, очевидно захватывающей только квартиру Куроо. По всему периметру крыши расставлены свечи, оставляя лишь проход от окна к складному столику и окаймляя сам стол широким кругом.
– Ну как? – послышался сзади голос, слегка дрожащий и хриплый.
– Я согласен, – выдает Кейджи и хохочет, когда лицо Куроо принимает невероятно озадаченное выражение. – Шучу, это очень красиво.
– Шутник, блин.
Они идут к столу, и пока Куроо открывает вино, Акааши набрасывается на онигири. Кейджи довольно жмурится, когда Куроо протягивает бокал с красным полусладким. Разговор идёт плавно, ненавязчиво с темы на тему, так, словно они знакомы уже очень давно. Акааши интересуется – есть ли у Куроо на примете место для работы после выпуска. Куроо спрашивает, как Кейджи выбрал юриспруденцию. Вино тепло стекает в желудок, делая мир чуть ярче. Становится спокойно и уютно. Хотя, Акааши уже понял, что с Куроо в принципе уютно. После еды и пары бокалов они замолкают, впадая в дремотное состояние. Затем Кейджи приходится выплыть на поверхность, когда Тетсуро негромко интересуется:
– Потанцуешь со мной?
Акааши кивает, позволяет поднять себя из-за стола и проходит за Куроо к маленькому островку без свечей. Тот что-то нажимает в смартфоне и в воздухе разливается фортепианная мелодия. Куроо обхватывает талию Акааши, прижимает его левую руку к своей груди и начинает подпевать певцу на заднем плане.
Someone to hold you too close, / Кто-то, кто будет очень крепко прижимать тебя,
Someone to hurt you too deep, / Кто-то, кто будет ранить тебя слишком глубоко,
Someone to sit in your chair, / Кто-то, кто будет сидеть в твоем кресле,
To ruin your sleep. / Мешать тебе спать.
Someone to need you too much, / Кто-то, кто будет нуждаться в тебе,
Someone to know you too well, / Кто-то, кто будет знать всю твою подноготную,
Someone to pull you up short / Кто-то, кто будет резко тебя останавливать,
To put you through hell. / Пройдет с тобой через ад.
Голос у Куроо глубокий и бархатный, он перекрывает певца и заставляет мурашки сбегать от шеи по спине вниз, под рукой, массирующими движениями поглаживающей его спину.
Someone you have to let in, / Кто-то, кого тебе придётся впустить,
Someone whose feelings you spare, / Кто-то, чьи чувства ты бережёшь,
Someone who, like it or not, / Кто-то, кто, нравится тебе это или нет,
Will want you to share / Захочет разделить с тобой
A little, a lot. / Малое и многое.
Someone to crowd you with love, / Кто-то, кто будет душить тебя любовью,
Someone to force you to care, / Кто-то, кто заставит полюбить и тебя,
Someone to make you come through, / Кто-то, кто поможет преодолеть трудности,
Who'll always be there, / Кто всегда будет рядом,
As frightened as you / Боясь не меньше, чем ты,
Of being alive, / Того, что живёт,
Being alive. / Живёт.
Дыхание Куроо обжигает. Акааши зарывается рукой в смоляные волосы на затылке, дышит в шею и прижимает руку к быстро бьющемуся сердцу.
Somebody, hold me too close, / Ты, кто-то, прижми меня как можно крепче,
Somebody, hurt me too deep, / Ты, кто-то, рань меня слишком глубоко,
Somebody, sit in my chair / Ты, кто-то, сиди в моем кресле
And ruin my sleep / И мешай мне спать,
And make me aware / И дай мне понять,
Of being alive, / что я живу.
У Акааши самого сердце стучит, как при инсульте. Щеки горят и хочется, чтобы мгновение не кончалось. Помимо того, что Куроо потрясающе поет, он каким-то образом забирается прямо в душу, за какой-то один вечер. И Кейджи соврет, если скажет, что это ему не нравится.
And put me through hell / И проведи меня через ад.
And give me support / И дай поддержку
For being alive, / Для того, чтобы жить.
Make me alive, / Заставь меня ожить,
Make me alive, / Заставь ожить.
Make me confused, / Спутай мои мысли,
Mock me with praise, / Но замани меня призом,
Let me be used, / Позволь мне чувствовать себя полезным.
Vary my days. / Измени мои дни,
But alone is alone, not alive. / Но одиночество — это не значит жизнь.
Somebody, crowd me with love, / Ты, кто-то, задуши меня своей любовью,
Somebody, force me to care, / Ты, кто-то, заставь меня заботиться,
Somebody, let me come through, / Тот, ради кого я пройду через все преграды.
I'll always be there, / Я всегда буду рядом,
As frightened as you, / Такой же напуганный, как и ты,
To help us survive / Чтобы помочь нам выстоять
Being alive, / И наконец начать жить,
Being alive, / Жить,
Being alive! / Жить!
– Жить! – протянул Куроо вместе с исполнителем. – Жить, – шепнул в самые губы.
Поцелуй не был напористым, он был – медленно-тягучим, как мед. Таким же сладким и обволакивающим. Акааши лохматил и так непослушные волосы, поддавался, позволяя вести, отклоняясь под напором, но и напирая, впускал язык в свой рот.
Они целовались какое-то время, то отрываясь, чтобы вдохнуть воздуха, то хватаясь друг за друга, как за спасательный круг. Пока Куроо наконец не отпрянул и не спросил:
– Хочешь чего-нибудь? Ещё вина.
– Кофе, если можно, было бы очень кстати.
Свечи почти потухли, когда они вернулись в квартиру. Тетсуро усадил Акааши на диван и отправился на кухню варить кофе. Кейджи прилёг на бок, баюкая в груди зарождающееся чувство, ещё не оформленное, но теплое, распирающее грудную клетку.
– Я вспомнил шутку, – послышалось в коридоре, затем в комнате появился Куроо. – Ну которую Бокуто рассказывал... Акааши?
Кейджи мирно посапывал, свернувшись клубочком на диване. Куроо отставил поднос с двумя чашками кофе и присел на корточки около дивана, даже не пытаясь скрыть яркую улыбку. Он посидел так какое-то время, затем укрыл
его пледом.
Акааши услышал сквозь сон, как его кто-то зовёт. Он резко открыл глаза и сел, тут же хватаясь за макушку от резкой боли. Где-то рядом послышалось сдавленное: «ох». Куроо держался за подбородок, сидя на полу.
– Прости, прости, прости, – тут же забормотал Кейджи, хватая Тетсуро за руку.
– Я в норме, – Куроо улыбнулся, отнимая ладонь от лица и беря Акааши за руку. – Доброе утро.
– Мне так неловко, – Акааши опустил глаза и всем видом превратился в вину. – Я вчера уснул, а сегодня ударил тебя. Отстойно быть мной.
– Обидно, что ты так думаешь. Потому что мной быть потрясно. Парень, который мне нравится, заночевал у меня. Чего ещё можно желать? – Куроо выглядел более чем счастливым. – Я приготовил завтрак.
В этот момент в глазах Акааши вспыхивает что-то, он сползает с дивана прямо на колени Куроо и впивается в его губы. Тетсуро удивлённо отвечает, позволяя языку парня скользнуть в свой рот. Пройтись по кромке зубов, вылизать нёбо, затем так же порывисто отпрянуть и зардеться окончательно.
– Ого, ух, вау, – на одном дыхании выпалил Куроо. – Такое «доброе утро» мне определенно нравится.
Куроо обхватил Акааши за талию и поцеловал ещё раз. Теперь осторожно, исследуя. Пальцы пробежались по спине, нащупали край водолазки и беззастенчиво забрались под нее. Кейджи чуть выгнулся, стремясь за прикосновением, резко выдохнул в самые губы и снова впился требовательным поцелуем. Тонкие пальцы огладили широкие плечи, затем шею, вызывая мурашки.
Куроо потянул водолазку наверх, помогая Акааши выпутаться из нее и тут же припадая к его ключицам. Проходясь языком по атласной, сладко пахнущей коже, прикусывая и тут же зализывая. Кейджи весь выгибается под его языком, стонет, жмется сильнее, пальцами впиваясь в плечи. Наверняка синяки останутся. Куроо тянет зубами сосок, кусает, вылизывает затвердевшую бусинку, крепко сжимает руками упругие ягодицы. Акааши притирается членом к его стояку, снова зарываясь пальцами в волосы. Куроо стонет в его кожу, отстраняется на секунду, чтобы скинуть футболку.
Изучающие кобальтовые глаза смотрят, впитывают его по кусочкам, разбирают на части. Трясущиеся руки никак не могут справиться с молнией на джинсах. Им приходится разъединиться, чтобы избавиться от штанов, и когда Акааши снова хочет забраться на него, Куроо резко вжимает его в диван, оказываясь сверху.
– Давай уж лучше я сам, – тяжело дыша говорит Тетсуро. – Я, конечно, тебе доверяю, но не хотелось бы, чтобы ты сломал мне член.
Акааши откидывает голову назад и начинает захлёбываться смехом, закрывая лицо руками.
– Куроо, – приглушённо, – член невозможно сломать, в нем нет костей. Ты же – медик.
– А вот и можно, – Куроо выглядит обиженным и смущенным. – Бокуто рассказывал, что однажды...
– Только прошу, давай не будем обсуждать член Бокуто, – серьезно.
– Да это совсем и не его член, – возмущённо, – там, знаешь ли, такая история была...
– Куроо.
– Один парень решил заняться сексом со своей девушкой на подъемном кране...
– Куроо.
– Так вот, она так испугалась, что...
– Куроо! – Акааши наконец ловит светлый взгляд. – Когда ты нервничаешь, то начинаешь нести чушь. Просто поцелуй меня. Все в порядке.
И Куроо наконец затыкается. Обшаривает руками бледное тело, выцеловывает дорожку на шее, оставляя отметины. Затем снова отстраняется, словно что-то осознав.
– Смазка, черт! И презервативы, – вскакивает и начинает носиться по комнате, пока Акааши наблюдает смешливо. Замечает его взгляд. – Я просто... просто, ты мне очень нравишься. И я веду себя как придурок.
– Все в порядке, просто иди сюда, – Кейджи быстро скидывает белье и протягивает руки.
Смазка летит на диван, как и лента презервативов. Акааши хватают в объятия, целуют – страстно, горячо и жадно. Куроо выливает на пальцы чуть не половину тюбика, гладит промежность, Акааши вскидывается и стонет. Тетсуро проталкивает внутрь палец, оглаживает тугие стенки, ловит губами новый стон. Слегка массирует, водит из стороны в сторону. Добавляет второй, когда Акааши начинает насаживаться сам. Отыскивает простату и Кейджи кричит, впиваясь в плечи до пятен перед глазами.
Куроо чувствует себя в бреду, когда освобождает член от трусов и, придерживая Акааши за бедра помогает насадиться на свой ствол.
– Ты такой узкий, – входит до упора и прижимает с себе, – так хорошо.
Акааши не отвечает, выстанывает его имя и приподнимается, чтобы снова скользнуть вниз. Губа закушена, глаза черные, затопленные ощущениями. Куроо не отрываясь смотрит, как лицо меняет выражения, как Акааши выдыхает судорожно, вскидываясь на нем.
– Назови меня по имени, – просит.
– Кейджи.
– Ещё, – стонет.
– Кейджи, Кейджи, Кейджи.
Акааши кончает, сжимается до искр в глазах, и Куроо отпускает себя следом. Кейджи обмякает на нем, кладет голову на плечо и восстанавливает дыхание. Тетсуро пытается выйти, но Акааши хватает, прижимается весь.
– Посиди так немного, пожалуйста.
– Хоть всю жизнь.
Это так странно, как будто они просто попрощались надолго, а теперь вот встретились вновь. И не жили вовсе до этого. А теперь очень хочется быть живым, летать, мечтать, любить.
– Мне нужно домой, – глаза снова голубые, как небо.
– Оставайся.
– До вечера?
Куроо ведёт носом по подбородку, громко вдыхает запах пота и кожи. Такой знакомый, такой родной, почему-то.
– Навсегда.
***
3 года спустя
Куроо летит как сумасшедший, несётся, ведь он обещал быть дома вовремя сегодня. Он сам не с пустыми руками. Он сам задумал сюрприз, заказал столик в ресторане и ему, черт, надо ещё успеть переодеться.
Бокуто долго оценивал кольцо, даже примерить пытался, за что получил по шапке. А потом с восторгом сказал: «Бро, он будет потрясен. Оно необыкновенное». Куроо знает, оно особенное, как Акааши. Оно делалось на заказ.
Поэтому он несётся домой, перепрыгивая низкие заборы и срезая дворами. Тетсуро чувствует неладное уже у двери. Распахивает, слыша запах гари и с ужасом осматривает их гнёздышко. Следы мокрых ног в коридоре не пугают, даже осколки перед дверью в комнату. Пугает Акааши, сидящий посреди стихийного бедствия, устроенного им самим, в рваных черных чулках, футболке, с щекой, испачканной чем-то горелым, и пустым взглядом. Он явно плакал очень долго и Куроо, бросая все, тут же оказывается около него. Сжимает в объятиях, шепчет что-то, целует волосы, пахнувшие чем-то совершенно непонятным. Кейджи снова начинает плакать.
– Я хотел... а эта вода... и я... а мясо сгорело и все...
– Тише, тише, – Куроо заглядывает в глаза. – Ты же не готовишь, зачем было напрягаться?
– Это особенный ужин, я хотел... – Акааши мнется секунду, затем поднимает руку, сжатую в кулак, переворачивает, раскрывая ладонь, в которой лежит бархатная коробочка. – Хотел, чтобы он был особенным.
Куроо улыбается, закусывает губу до боли, чтобы не засмеяться в голос. Отстраняется, глядя в глаза сует руку во внутренний карман и достает свою коробочку. Секунду Акааши пялится на коробку, затем переводит взгляд на расплавленный янтарь глаз Куроо и улыбается. Так светло и ясно. Оба ещё немного нежатся во взглядах друг друга, а потом начинают хохотать.
– Я люблю тебя, – шепчет Куроо, ловит губы губами, – люблю, люблю, люблю.
– А я люблю тебя, – выдыхает прямо в губы, – так что?
– Дурачок, конечно да, – смеётся, – что насчёт тебя?
– Я тебе ещё три года назад ответ дал. Но могу повторить – согласен. Я согласен с тобой на все. И я люблю тебя.
– Ты надел чулки, – взгляд и тон хитрые.
– Что подтверждает мои предыдущие слова.
– Кейджи, я люблю тебя.
Куроо подхватывает Акааши на руки, несёт, на – слава богу! – уцелевшую кровать. Целует, целует, так, словно он убежит.
– Мы купим дом, – Тетсуро целует шею, прихватывает кожу зубами.
– Ага.
– И собаку заведем, – цепляет футболку, снимает.
– Нет.
– Ну хоть кошку, – надувает губы.
– Я сказал – нет.
– А черепашку?
– Куроо!
Акааши хохочет, когда Куроо начинает его щекотать, выпрашивая «хоть черепашку». И целует жадно. И не верит, что три года назад был просто парнем, ломающим все вокруг себя. Сам был сломанным. А Куроо починил – Акааши, его мир и все, что он ломал. И он не верит, что можно так любить. Что можно полюбить так внезапно и навсегда. А это, конечно, навсегда, потому что иначе быть не может.
– Мы заведем собаку, – улыбается он и прижимает Куроо к себе как можно ближе.