У Джека всё лицо в веснушках. Питч раньше не замечал этого, но сейчас, в свете фонаря, видит очень отчетливо каждую: от самых ярких, до совсем бледных, еле заметных. Джек поднимает на него глаза, и они, кажется, сияют — а чем ярче свет, тем темнее тень. Питча это завораживает, очаровывает почти так же сильно, как и россыпь рыжих веснушек на чужой переносице.

— ..зимой, — говорит Фрост, улыбается, показывая зубы.

Питч приподнимает бровь, молчаливо прося повторить, и Джек читает этот жест правильно, тихо смеясь и позволяя чужим пальцам обвести родинку на шее, у самого кадыка.

— Веснушки, — повторяет он. — Они появляются только зимой. Всегда так было.

Джек кошкой льнёт к его — Питча — руке, когда Король Кошмаров накрывает ладонью его щеку, будто пытаясь собрать веснушки в горсть и перемешать на чужой коже: несмотря на обстоятельства смерти, Джек выглядит живым, румяным и здоровым молодым человеком.

Питча, с его серостью и кромешной чернотой, чужая цветность тоже завораживает.

Он обводит пальцами синяк под глазом, как если бы Джек жил обычным студентом и недосыпал примерно большую часть своей жизни, и Фрост прикрывает веки: чужие ресницы щекочут кончик большого пальца, касаются ногтевой пластины.

У Джека темные брови и ресницы, и это не единственное темное, что в нём есть: где-то там, за ребрами, Питч оставил кусочек себя.

Джек говорит, его пульсация похожа на сердцебиение.

Джек говорит, что он белее любого снега, потому что не делает больно.

А еще потому что он всегда будет напоминать ему о Питче.