— Ну что ты? — весело спрашивает Джек, берет хнычущую девочку на руки. — Ты так расстроилась, что мы не сможем пойти поиграть сейчас?

Девочка кивает и хнычет лишь сильнее. Джек с ласковым смешком прижимает ее ближе к себе, укладывая маленькую детскую голову себе на плечо.

Питч наблюдает за этим без интереса. Им с Джеком уже пора, и он пришел за мальчишкой в установленное время, но тот ведь не может уйти, если не убедится, что всем будет весело даже без него. Уголки губ недовольно опускаются: ещё чуть-чуть, и они будут опаздывать.

Безобразие.

Питч, кажется, упускает момент, когда Джек оборачивается. Он смотрит, как тот улыбается ему виновато, прижимает девочку к себе, баюкая и успокаивая, и что-то колет за ребрами: воспоминание из прошлой жизни о том, как его жена смотрела на него тем же взглядом, держа на руках капризничающую дочку, буквально вгрызается в том месте, где люди носят сердце.

Только вот Питч не человек семейный, а Джек — не его жена. И улыбается он, на самом деле, совсем не так, и девочку опускает вскоре на скамейку, предлагая пойти погулять с друзьями и обещая, что они скоро встретятся снова.

— Идём? — спрашивает Фрост, подойдя.

Пускай все не так, а всё-таки Джек трепетным жестом вкладывает руку ему в ладонь, коротко сжимает — слишком интимно, слишком нежно, чтобы это видели другие. Никто и не видит их, никто не замечает, либо слишком взрослый, либо слишком занятый новой развязавшейся войной со снежными крепостями, флагами и весёлыми детскими криками.

Уголки губ опускаются совсем горько.

Джек смотрит на него самыми преданными глазами.