Примечание
Блаженны те, кто в темноте уверовали в свет.
© Гилберт Честертон
Тёплый летний вечер. Солнце ещё не успело начать переливаться ярко оранжевыми и сладко красными красками, сливаясь с горизонтом. Тем не менее, оно упорно спускается, давая возможность воздуху остыть от душного дня, и отдаёт эстафету худому месяцу с армией множества белых сверкающих точек — звёзд.
День подходит к концу, а Дазай Осаму, по всей своей необыкновенности и странности, не опробовал ни одного способа суицида, о которых задумывался в течение всего дня.
Да что там говорить, к двадцати двум годам Осаму постепенно охладевал к своему хобби. Обещание, данное умершему другу, он держит в потаённом уголке почерневшего сердца так же, как и воспоминания о нём. Держит, порой напиваясь и плача, зарываясь поглубже под одеяло, если дойдёт по дома. Порой, стоя в ванной с размотанными бинтами, что скрывают ужасающие узоры шрамов, в правой руке сжимая прямоугольное лезвие. Или же потирая шею, которую обвил новый след от верёвки.
Одним словом, всё это походило только на отголоски того, чем занимался Осаму раньше. Точнее, так думал тот, кто знает Дазая, как свои пять пальцев, вечно одетые в перчатки. Хоть Осаму и ушёл из Портовой мафии, оставив всё своё тёмное прошлое и перейдя на «светлую сторону», сейчас они оба сидели в баре бок о бок в тишине, лишь слыша лёгкие нотки усталого вечера, откликавшиеся снаружи.
Как до этого дошло? Вечные соперники, заклятые враги и просто когда-то сильнейший дуэт не пытались сделать друг другу гадость и не перекидывались обидными шутками. Чуя понимал, что конец дня, проведённый по чистой случайности с давним знакомым, закончится либо пьянкой до потери памяти и жуткого похмелья на следующее утро, либо чем-то ещё, явно непредсказуемым. Возможно, и тем, и другим вариантом.
Партнёр же считал немного иначе. Разморившись под лёгким градусом алкоголя и, наконец, скинув с себя надоедливую маску вечного веселья, он смог лишь расслабленно положить подбородок на чуть сжатый кулак и устремить взгляд на Накахару. — Чу-уя, а ты всё ещё неравнодушен к выпивке? Лучше бы молоко пил, как я тебе советовал, а то так и не вырос совсем! — Захлопнись, твоего мнения не спрашивали! Хотя бы тут веди себя прилично, — он злобно встретил взгляд насмешливых глаз и сжал ёмкость с заказанным питьём. — Ладно-ладно, твоя взяла, — в примирительном жесте поднял руки Дазай.
Мгновенно созданная тишина прерывалась тихой музыкой и звуком потирания сухой тряпки о стакан. Это бармен перед концом своей смены наглухо протирал все сосуды и составлял их так, что глаз радовался. К сожалению, в баре не осталось таких людей, которые могли насладиться эстетичностью стойки и внутреннего убранства в целом. Точнее, там присутствовали только наши герои, которые порядком накидались выпивкой.
Закончив это дело через довольно большой промежуток времени, он обратился к молодым людям, оповещая о закрытии заведения. Клиентам ничего не оставалось, как всем нутром взять себя в руки и подняться с насиженных мест.
***
Преодолев себя, Двойной чёрный, чуть ли не ползком, покидает бар, приходя к выводу, что по отдельности ни один из них не доберётся до своего дома. Сделав данное умозаключение, они решают добраться до однокомнатной квартиры Дазая, что была на половину пути ближе к их местоположению.
Пытаясь всеми силами стоять более-менее прямо, держась за стены зданий, они постепенно двигались туда, где можно будет погрузиться в сон.
Зайдя в переулок, Дазай не удержал равновесия и свалился всем весом на Накахару, прижав того спиной в холодной стене. Он расставил руки по сторонам, едва не совершив попытку раздавить своего напарника.
Коснувшись лбом соседнего лба, Дазай выдохнул. — Дазай, пошли уже, немного осталось, — кладя руки на плечи Осаму и пытаясь оттолкнуть того, прохрипел Чуя.
Под влиянием пустоты в голове он ещё больше приблизился к Накахаре и, облизав нижнюю губу того, собрал руки в замок за спинной Чуи.
Почувствовав жар на лице, носитель Арахабаки поддался искушению и поцеловал Осаму, напоследок укусив губу. — А теперь мы точно пойдём, — ущипнув высокого приятеля за бока, спрятанные под плащом, он выбрался из-под напарника и побрёл дальше, также пошатываясь. Второму ничего не оставалось, как пойти следом.
Придерживая друг друга от падения, они дотащились к заветной двери. Пока Дазай хлопал по карманам бежевого плаща в поисках ключа, уже опираясь о стенку, Чуя с прискорбием заметил, что оставил любимую шляпу и плащ в баре. Было немного досадно, но он в ту же секунду пообещал себе вернуться и забрать вещи. Как-нибудь потом.
Когда же Осаму нашёл заветный ключик с брелоком в виде крабика и открыл потрёпанную годами дверь, они оба ввалились в маленькую прихожую. Бросив обувь в разброс у порога, чудом дошли до футона, при этом стягивая лишнюю одежду, благополучно завалились так, что всем хватило место. Конечно, поместиться всем телом на заветном покрывале никому получилось, но их это мало волновало.
Утро следующего дня не обещало быть самым добрым.
Чудом разлепив один глаз, Осаму хотел было взвыть от боли в пульсирующих висках и приложить руки к голове, но получилось сделать только первое. Ещё не осознавал, в каком пространстве он находится и, видя открытым глазом только слепящий свет от окна с раскрытыми шторами, Дазай заметил под рукой что-то шевелящаяся и, вероятно, также стонущее от боли в черепной коробке. Сдавшись, он закрыл глаз, пытаясь погрузиться обратно в сон.
Нечто под рукой всё же не решило последовать тому же решению проблемы и попыталось скинуть распластавшуюся конечность, шипя и матерясь под нос.
Фраза «Чёртов Дазай, распутай меня из своих бинтов» заставила свести крупицы приятной нёги приближавшегося сна на нет. Приподняв голову, Осаму лицезрел необычную картину.
Чуя, явно с жутким похмельем, со спутавшимися волосами в расстёгнутой мятой рубашке пытался распутать колено и бедро от бинтов, которые за ночь спустились с владельца и обвили Накахару.
Осознавая всю нелепость ситуации, Дазай лишь ухмыльнулся и попытался не обращать внимания на затёкшую ногу, передавленную в нескольких местах лентами бинтов.
— Ну и чего ты уставился, говорю же, помоги, мудак, — прокряхтел Чуя. В любом случае, он сможет выпутаться и без помощи, но хотелось поскорее избавиться от состояния переваренного риса и покинуть квартиру.
Недовольно цокнув и вскоре пожалев об этом, так как голова со звуком хотела просто отвалится, Дазай позади себя нашёл ножницы, которые лежали рядом в новой упаковкой бинтов, и принялся отрезать части ткани.
Напарник в это время сидел и вспоминал, где находятся у Осаму табели с таблетками. Чуя не раз бывал в этой квартире, хоть и тайно. Узнав об этом босс, он тут же устроил бы допрос Накахаре.
— Вот и всё! Больше психовал, Чуя-чиби. Таблетки там же, и мне заодно принеси, — пролепетал охрипшим голосом он, предпочитая аккуратно поворачивать голову из стороны в сторону, таким образом осматривать комнату на повреждения, при этом, не доставляя себе ещё большей боли.
Как знали многие коллеги и знакомые детектива, тот презирал это чувство во всех проявлениях. Сам Дазай часто признавался в этом, если разговор проходил в том русле, когда хоть капля смысла задевала тему убийств или всего подобного.
Комната, по своему обыкновению светлая и по меркам Японии просторная, была не повреждена, что радовало. Присутствовал лишь небольшой беспорядок в виде разбросанных вещей. Это можно легко убрать, и в дальнейшем снова не заморачиваться об идеальном, сверкающем помещении. Всё-таки, тут живёт не Мистер-идеал-Куникида, а уж точно никогда не отличившийся прилежностью Осаму Дазай.
Осматриваясь, он повернул голову навстречу звуку босых ног по татами и нечаянно словил лбом белый табель.
— Ты никогда не отличался ловкостью, — подметил Чуя, подав стакан с водой. Сам уже утолив жажду, он чувствовал себя немного лучше.
— Это всегда было по твоей части, вообще-то, — пустил недооправдание с нотками наигранной обиды в голосе Осаму.
— Да, были времена, — Накахара с улыбкой вспоминал прошедшие годы, присев на футон. Было бы неплохо поесть и поехать забирать вещи из бара, затем отправиться в Порт. Сейчас жизнь шагала размеренно, преподнося повседневные деньки. Чуя понимал, что, хоть всё сложилось немного не так, как он предполагал в свои пятнадцать, но двадцать два он был доволен, как распорядилась судьба. — Нехорошо принимать лекарство на голодный желудок, думаешь?
— Дазай, немного удивившись подобной ауры умиротворения со стороны собеседника, решил сменить тему на более волнующую. — Когда ты волновался о правильном применении таблеток? Кстати, раз уж разговор зашёл о голодных желудках, я проверил твой холодильник. Гарантирую, что, если ты не наполнишь его пропитанием ближайшие, — Чуя сделал паузу, задумавшись, — предположим, три дня, там заведётся мышь, которая повесится, подражая тебе.
— Тогда закажем? — кратко поинтересовался детектив, поставив стакан на небольшой столик, и начал подбирать разбросанные вещи, попутно надевая.
Накахара лишь кивнул, с печалью осознавая, что платить придётся ему.
***
Дождавшись еды, Чуя уже бросил затею куда-либо торопиться. В баре его вещи приберут за стойку, чтобы не смущать клиентов, а на работу он всё равно опоздал. Написал Акутагаве, с просьбой взять его макулатуру на себя, хотя бы до обеда. Тут же пришёл положительный ответ.
Разделяя деревянные палочки, они наслаждались запахом еды. Завтракали молча. Когда дело дошло до сборов, Дазай не мог найти свои ключи. Видимо, как только вчера они вошли в прихожую, он бросил их, как и одежду с обувью. Вот только всё остальное быстро нашлось. От безысходности Осаму свалился на футон, закрывая при этом лицо ладонями.
— Не знаю, как ты пойдёшь, но мне уже полчаса назад надо было выдвигаться. Попробуй оставить сегодня дверь открытой, в квартире ничего ценного нет, — встал напротив лежачего уже собранный Накахара.
Дазай долго смотрел на него с хмурым взглядом, отчего Чуе стало не по себе. Секунда, и он осознаёт, что Осаму опрокинул его на себя и скрепил руки за его спиной.
— Ты и я сегодня сделаем себе выходной. И точка. Телефон я уже выключил, чтобы лишние Куни-как_их_там-куны не мешали, — вздохнул он в макушку мафиози и спросил.
— Вот назови мне число в этом месяце, когда у тебя был настоящий выходной. Без выездов, домашних отчётов и подобной дряни.
Чуя лишь промолчал, смирять со своим положением, и устроил голову поудобнее на ключице Дазая. Он и вправду забыл, когда отдыхал. С высокой должностью пришла ответственность, которую Чуя принял, как должное. Надо бы подумать об отпуске. Желательно, за границу.
— Вот и том же. Чуя-чиби, как трудолюбивый гномик, пашет на Мори, совсем забыв даже о таком, как спать до обеда и не вспоминать о жалких бумажках, — слова звучали так непринуждённо, с долей грусти, которую невнимательному не заметить, что казалось, что это говорит отнюдь не Дазай. Кто угодно, но не он.
— За гнома сейчас отхватишь, — кулак легонько ударил в плечо, а вторая рука приобняла недофутон.
Оба после ворчания сверху лежачего усмехнулись. Старые привычки в общении не искоренить ничем. Будь это долгое расставание или предательство, они всё равно будут вести себя как те пятнадцатилетние мальчишки. Так легче.
— Знаешь, Чуя. Кажись, я в темноте уверовал в свет.
— Что ты там бормочешь? — недовольно спросил Накахара, но после прошептал. — Кажись, я тоже.