Цокот копыт по каменной брусчатке и визгливое завывание ветра были единственными звуками, что сейчас можно было услышать в Моботрополисе. Гомон народа на улицах все больше стихал из-за вьюги, что обрушилась на столицу Акорна в половину седьмого вечера. Она всех застала врасплох, вынуждая уличных торгашей закрыть свои маленькие лавки на Рождественской ярмарке пораньше. Абсолютно ужасная потеря прибыли в самый разгар гуляний, когда основная масса городских ремесленников отправляется на заслуженный отдых. Рождество к этому все же располагает! Печально было, что Ветру что-то не понравилось в организованном в его честь празднике. И это как раз в то самое время, когда первые приглашенные на ежегодный бал гости подъезжали к королевскому двору. Их экипажи, украшенные звонкими ловцами ветра и лентами, провожали взглядом редкие прохожие. Лорды и пэры со своими спутницами кутались в свои пышные шубы и стискивали зубы, посматривая в окно на заметенный снегом стольный город. Добираться по таким сугробам та ещё морока! Того глядишь можно испортить подобранный с таким трудом костюм или дорогое платье. Что могут подумать хозяева замка, увидав их в таком ужасном виде? Вот и знатным особам думать о подобном не хотелось. Все же больше их волновал скорый выход в свет.

Тяжелые ворота замка были широко распахнуты, впуская экипажи во двор круглой формы. Статуя в его центре была во все том же плачевном состоянии, разве что плющ, оплетавший ее ранее, исчез стараниями слуг ещё утром. Было видно, что навели марафет: украсили туи и клумбы с «вечноцветущими» розами, расчистили дорогу, насколько было возможно. И, разумеется, теперь отводили дорогих гостей в теплый холл замка. Тяжелые шубы сбрасывались с плеч прямо в руки суетливых муравьев, что удивительно легко их ловили и относили куда положено. И только после этого действия лорды и герцоги важно проходили в центр парадного холла, где их встречала женская половина королевской семьи.

Королева Алисия вместе со своей дочерью тепло приветствовала приехавших издалека мобианцев с непринужденной улыбкой на лице. Перед ними кланялись, мягко целуя протянутую изящную ладонь в парчовой перчатке.

— Добрый вечер, Ваше Величество! — поприветствовал ее граф, осматривая окружение, — Я смотрю, Вы решили в этот раз вернуть старые украшения!

— Добрый вечер! Ах, украшения. Мы действительно решили их вернуть. Они пылились без дела преступно долго! Неудивительно, что Ветер так разбушевался.

Было видно, что королева получала от всех этих праздных разговоров о погоде какое-то странное удовольствие. Вероятно, ей просто кружила голову возможность понаблюдать за тем, как перед ней почти стелются эти обремененные властью мужчины. При своем невероятно высоком статусе, почувствовать себя действительно важной особой женщине удавалось преступно мало. Никто не отменял некоторой консервативной патриархальности общества. Король Максимилиан ее действительно любил, но, несмотря на свою политику послабления социальных границ, продолжал держать в ежовых рукавицах. Так было со всеми дамами. Единственным исключением в этой системе на памяти королевы была Салли. Отец в дочери души не чаял и поэтому позволял ей достаточно много вольности, как бы парадоксально это не звучало. Даже обучил азам стратегии, к которой у девочки был невероятный интерес и талант с самого детства. Девушка? И вдруг стратег? Любой скажет, что это просто смешно! Даже люди. Ей все это казалось странным и причудливым. Но как бы она не пыталась вернуть дочь к такому образу жизни, какой и положен леди ее статуса, ничего не выходило.

— Это верно! И кого же стоит благодарить за столь приятное возвращение к истокам?

— Это все Салли. В этом году именно она занималась оформлением замка.

С того самого момента, как Салли встала у входа для встречи гостей вместе с матерью, с ее лица не спадала притворная радость, от которой уже начинало сводить скулы. Эта игра в маскарад утомляла. С каждой минутой становилось все труднее придавать себе вид правильной беспечной девочки перед всеми этими стариками и мужланами под маской доброжелателей. Все ее мысли занимал совсем не праздник, а тот, кто сейчас находился у Северных ворот в полном одиночестве…

Соник должен был быть здесь.

С того самого дня, как Охэджи явили его миру, Рождество стало его праздником. На балу он, Отмеченный Ветром, — самый главный и важный гость. Будь все иначе, он бы находился сейчас рядом с ней, встречая всех этих аристократов. Стоял на ее страже в образе храброго рыцаря, точно каким был герой старого сказания об Артуре, Первого из Охэджей и первый из Отмеченных Ветром. Она помнила, как когда-то давно Соник обещал находиться рядом и защищать, храбро отражая натиск врагов и монстров. Прямо как его далекий предок. Принцесса, даже после стольких лет, прекрасно помнила тот самый разговор, что остался для них на долгие годы последним:

— Именно это и должны делать настоящие рыцари, — прозвучал его звонкий мальчишечий голосок, — Спасать прекрасных принцесс!

— И от кого, например? — спросила Салли, хихикнув.

— От злого дракона, разумеется!

После этого прощания Салли долго не могла найти себе места. Ей казалось, что он обманул её, сказав, что спасет от ужасных чудовищ. А сам в итоге исчез без следа. Головой она понимала, что это не его вина: он не знал, что ждет его и его семью следующей ночью. Вероятно, так же, как и она, мечтал об их будущих встречах и маленьких приключениях. Но судьба решила их разделить, оставляя порознь даже после того, как они вновь нашли друг друга. Эта ужасная несправедливость душила принцессу весь день. В прошлом, когда все было куда понятнее и проще, она часто испытывала рядом с ним веселье и непринужденную легкость. Только их чаепитие прошлой ночью, не смотря на некоторую напряженную обстановку, вновь вернуло те забытые тёплые чувства, что когда-то охватывали их во время бессмысленных детских бесед. После такого ей не хотелось отпускать ёжика из виду. В детстве все приключения заводил именно Соник. Он никогда не оставался без дела, находя для них все новые и новые игры. Водил Салли таскать сладости с буфета на кухне, или гонять по коридорам сбежавшего от поваров гуся. Самое настоящее воплощение бесконечной свободы и резвого бушующего ветра, который никто не мог поймать и подчинить себе. Но, как оказалось, запереть эту стихию вполне возможно. Сейчас, скованный по рукам и ногам Гвардейским уставом, жесткими рамками «статуса» и проклятьем, он не был способен сделать даже шагу, чтобы просто повеселиться в Рождество. Оставался в полном одиночестве в эту ужасную пургу. И теперь единственным спасением для него была Салли чувствовала именно себя.

Однако, как бы она не старалась, а уговорить Капитана Гвардии поставить ёжика в охране где-нибудь поближе к празднику не получилось. Гавейн был уперт, как баран, даром что ехидна, оставляя последнее слово за собой. «Устав есть устав, и я не могу его изменить!» — сказал он, убирая этот противный документ обратно в свой стол. Пристально следя за действиями Гавейна в течении долгого времени и прощупывания почвы в его окружении, Салли в итоге осталась в растерянности. С одной стороны, капитан Гвардии безоговорочно предан графу Роботнику, охотно предоставляя своих подчиненных для его дел. Можно сказать, они были на короткой ноге и на публичных мероприятиях всегда стоят вместе. И это, на самом деле, очень многих, с кем Салли общалась, поведение одного из Рыцарей круглого стола удивляло и возмущало. Ехидна своими действиями подрывал репутацию не только свою, но еще и Ордена, который славился своей нетерпимостью к созданиям Моргу. Впрочем, это вписывалось в современную политику короля, решившего дать людям шанс. Но не отменяло первого пункта из целого списка претензий к капитану гвардии, которого хватило бы принцессе для того, чтобы перестать доверять ехидне, записав в пособников заговору.

Правда, был у этого всего один сильный противовес: точно такая же слепая преданность ехидны самой Салли. Он исполнял все ее приказы за какими-то редкими исключениями, которые объясняются Уставом. Акорн велела ему около полугода назад брать из тюрьмы отчеты о «необычном узнике-охраннике» — он исправно выполнял этот приказ вплоть до того момента, пока этот самый узник не стал его подопечным. После, Салли сумела уговорить Гавейна убрать наказание и проступок Соника из его личного дела, предоставив доказательства его невиновности. И ехидна вновь исполнил ее просьбу. И слежку за ежом так же установил по просьбе именно принцессы… Предатель, работающий на заговорщиков совершенно точно, не стал бы помогать ей, уж тем более под самым носом у Советника. Так что выходило два варианта. Первый — Гавейн на самом деле был двойным агентом, следящим и за самой Салли, и за Роботником по указу Короля. И второй — тот просто наивный идиот, слепо идущий за всяким, кто будет выше него в должности и статусу. Последнее, учитывая его простодушность, было наиболее вероятным ответом. Хотя принцесса все же надеялась на первый.

В зале заиграла печальная флейта, вытягивая в соло длинную ноту. Скрипки тихо подпевали ей вместе с протяжным голосом труб. Этот старый вальс открывал почти каждый бал ровно в 8 часов вечера, когда основная масса гостей уже собралась. А значит, что праздник уже начался и многочисленные кавалеры и их дамы пустились в медленный танец.

— Салли, — на плечо опустилась мягкая рука матери, выводя принцессу из грустной задумчивости, — Все хорошо, дорогая?

— Нет все в полном порядке, матушка. Просто… немного притомилась.

— Тогда советую отправиться поскорее к нашим гостям. Отдохни.

— Но как же Вы?

— За меня не беспокойся. Справлюсь. Тем более, — Королева бросила короткий взгляд на напольные часы, — Скоро должен прибыть герцог Теночтитланский, и я обязана встретить его лично. Не хочу, чтобы посла из Заморья встречал твой брат.

Принцесса покорно кивнула и отправилась в бальный зал, поглядывая краем глаза в высокие витражи окон. За ними продолжала бушевать снежная буря, даже не думая утихать. От чего Салли становилось только страшнее за своего друга.

***

Он стоял у стены ближе ко входу, замерев точно статуя. Осматривал украшения и собравшихся гостей, держа в руках кубок с вином, из которого, однако, едва ли выпил даже один глоток. Высокая Рождественская ель сияла множеством гирлянд огоньков синего и желтого цветов, теряясь во всеобщем буйстве красок различной насыщенности и оттенков. Украшения, не смотря на свою умеренную, в большинстве случаев, пастельную голубую палитру, сливалась в глазах хмурого наблюдателя в однообразную массу. И наряды собравшихся гостей разбавлению всего этого безобразия не способствовало. Ёж равнодушно наблюдал за тем, как первые пары начинают вальсировать, кружась в медленном танце в центре зала. И танцующих прибавлялось с каждым новым аккордом, который брал оркестр. От мелькающих фигур начинало рябить в глазах, раздражать. А гости все прибывали и прибывали. Ели маленькие изысканные кушания, что разносили на подносах слуги вместе с вином в изящных кубках. Общались, излишне громко и высокомерно смеясь.

Они. Раздражали.

Уж больно не любил Ланселот всех этих пышных празднеств, которые устраивают вельможи в своих поместьях и замках. Балы и фуршеты были далеки от него так же, как вершины гор от Моботрополиса. И тут даже не вина того, что в Охэдже подобного действа не было, а, скорее, виноват его характер и, по большей части, опыт и взгляд на жизнь. Мало что может вызвать хоть какую-то эмоцию у молчаливого рыцаря. Ёж ограничен только слабовыраженными радостью, печалью и гневом. Конечно, порой у него вспыхивают и иные чувства. Особо сильный стресс может вызвать страх, а нечто возмутительное особенно яркие вспышки гнева. Как например сейчас. Подданные в их владениях абсолютно наверняка сейчас умирают от голода, пока их господа приятно проводят время. Хотя, справедливости ради, гостей не так много, как в прошлые разы и это уравновешивало невидимые весы, что всегда держал у себя в уме Ланселот.

Но это все эти чувства только исключения из правил, особенно не меняющих его жизнь. Однако, каждое живое тело стремится к балансу своих возможностей. Слепые прекрасно слышат и чувствуют запахи. У глухих само тело обращается в слух, повышая чувствительность кожи. А вот сэр Ланселот, будучи эмоционально неполноценным прекрасно видит и чувствует настроение собеседника. Полезное умение, за которое любой политик был готов продать душу демону. В их ремесле очень важно знать, что желает предпринять собеседник, и эмоции выдают эти намерения с потрохами. И все же, эта огромная пропасть между самим рыцарем и нормальными мобианцами в какой-то степени его пугает. Непонимание ярких чувств, вызываемых праздником, отдаляла черного ежа от основной гущи событий, что пользы в личной жизни не приносило. Тем не удивительно что тот, всегда отрешенный от мирских забот, оказался с головой погружен в заботы государственные, ежели мирские. И происходящий шум вокруг никак не способствовал сохранению хорошей концентрации для выполнения своей работы. Оценка обстановки перед самым началом было важным этапом. Необходима оценка общей атмосферы, царящей на этом празднике жизни, прежде чем отправиться на поиски нужного зверя в этом лесу. И, пока что, выходило различить только омерзительную радость приглашенных феодалов и беспечность их спутниц, уже сплетничающих за спинами супругов. Получалась каша из отрывков фраз, несущая в себе столько же полезной информации, как нечестные отчеты разведки в Акорне. Лишь вода и пустые слухи, буквально захлестывающие и сбивающие с ног обжигающей волной лести.

Начиналась мигрень. Из всего разнообразия окружения, хоть немного успокаивали уставшие глаза и уши только приятный медленный вальс, да знакомые бумажные цветы, одиноко висящие венками на стенах. Сер Ланселот помнил, как однажды увидел этот цветок в старой книге, которую передали для общего ознакомления с флорой Архипелага во время «реабилитации». Исилии удивительнейшим образом зацепили его внимание, вызвав первые за очень долгие годы эмоции: священный трепет и бесконечное восхищение. Даже будучи вымершими, они оставили на душе всех, кто их впервые увидит какой-то странный отпечаток. Символ настоящий любви озорного божества вольной стихии…

Черный ёж поправил излишне сильно сдавивший шею плотный воротник дублета, возвращая все свое внимание и мысли обратно к прерванному делу. Его взгляд вновь начал блуждать по залу, цепляясь за прибывающих, кажется, бесконечным потоком мобианцев в ярких нарядах. И гвардейской форме…

Темною ночью бал яркий храня…

— «Значит, они где-то здесь…» — размышлял Ланселот, делая глоток вина.

Пробуя его на вкус, ёж не мог не отметить мягкое фруктовое послевкусие. Оно оставляло приятное впечатление. Уж что-что, а у хозяина праздника отличный вкус, ни дать ни взять. Чего не скажешь о его умении выбирать окружении. Его взгляд зацепился за восседающего на троне Акорна. Тот находился на небольшом возвышении, что находилась прямо на широкой лестнице, ведущей на балконы над бальным залом. По бокам от короля стояло еще три роскошных кресла, все еще пустующих. Королева и принцесса встречали гостей, но скоро должны были объявиться. А незадолго до первого вальса отошел и принц Элиас в сопровождении охраны. Чуть позади монарха стояли уже знакомые шакал и мангуст, застывшие по стойке смирно. А совсем рядом, по правую руку, магистр Иксис, присевший на уши монарху, и явно не собирающийся с них слезать. А Максимилиан, если вглядеться в его выражение лица, слушал его не без интереса, кивая. Что такого они могли обсуждать — загадка.

— «Акорн слишком доверяет этому существу. Как бы именно он и не нанес удар в спину».

— Ба! Какая встреча! — чуткий слух резанул до омерзения знакомый голос, — Не ожидал, что сам Шедоу вдруг решит заявиться на этот бал.

Ланселот только повел ухом в сторону внезапно заявившегося к нему собеседника, не выражая никаких эмоций. Казалось, что нанесенное оскорбление не возымело на него никакого эффекта, но на деле внутри него бушевала настоящая буря. Граф Моботропольский собственной персоной умудрился одной лишь фразой выбить рыцаря из колеи. Пожаловал к нему, незаметно подкравшись со спины.

— И вам доброго вечера, — рыцарь все же повернулся к собеседнику, подняв к нему свой абсолютно безразличный взгляд. — Вы подошли ко мне по поводу какого-то вопроса, или просто поскалить зубы, Джулиан?

— Хо-хо! А вы, похоже, стали куда более остры на язык, не так ли? — взгляд из-под круглых очков Роботника был зол, чего не скажешь о его голосе. — И все так же страдаете от амнезии. Всем прекрасно известно, что меня зовут Айво.

— Вы правы. Так же, как и у меня более нет того имени, которым меня нарекли при «рождении».

Они прожигали друг друга взглядами полными разъедающей ядовитой ненависти. Конфликт у сэра Ланселота и графа Моботропольского был весьма и весьма давний. Полный крови и черной магии. Алхимии, что была использована во зло одному из благих побуждений другому. Попытка спасти от смерти, в итоге приведшая к ней и дальнейшим мучениям искалеченной души в течении почти пятидесяти лет…

— Разумеется, сэр Ланселот, — Роботник протянул имя рыцаря с некоторой издевкой, «приятно» улыбаясь собеседнику, — Как ваше здоровье? Я слышал, что некоторое время назад у вас были с ним некоторые проблемы. Я мог бы немного помочь…

— Вполне неплохо. Благодарю за беспокойство, но должный уход со стороны алхимиков Охэджа творит настоящие чудеса. Ваша помощь мне совершенно не требуется.

— Думаю, если бы не ваш внезапный побег, мой дед сумел добиться куда более внушительных результатов! Печально, что его записи уничтожила Инквизиция.

— И это после того, что он же сам сотворил?

В этот раз в голосе рыцаря отчетливо послышалось рычание и холодный металл. Его раздражал этот разговор все сильнее. С каждой оброненной фразой Роботника он испытывал все больше негативных эмоций, на что собеседник явно рассчитывал. Задеть и напомнить окружающим что из себя представляет народный любимец и спаситель. Человек ворошил старые раны, что только-только успели затянуться, еще и выставляя своего горячо любимого деда спасителем, подопечный которого вонзил нож в спину, предательски сбежав и доложив Инквизиции. Но то была только одна сторона медали, отражающая только точку зрения. Но в этой истории больше главных героев, чем может показаться на первый взгляд.

Сэр Ланселот слабо помнил то время, когда был по настоящему живым. В воспоминаниях не было имени, настоящих родителей или места рождения. Все, что ему было известно, так это то, что во время одной из вспышек чумы он умер. Ему не было сильно печально из-за этого. Да, умирать не хотелось. Наоборот, страсть как хотелось жить, ведь было ради кого! Но возможность пройти в потоке душ Бесконечно Вечного и вернуться обратно на землю давало душе надежду.

Отнятую по итогу черным алхимиком ради собственной умирающей внучки.

Мучения от болезни, разъевшей своим ядом смертное тело, не могли даже близко сравниться с тем, что ежу довелось испытать во время насильного возвращения в мир смертных. Ланселот не мог этого забыть. Как бы не старался, а воспоминания о боли, разрывающей саму суть живого, не отпускало. Она все еще мучала его внезапными вспышками и бесконечными кошмарами. Образ потока душ, к которому ему навсегда отрезали дорогу, из раза в раз приходил к нему во снах. Он тянул руки к его блаженному свету, но неизменно оказывался в безобразном черном гомункуле, запертом в колбе с раствором. Смутный силуэт маленькой светловолосой девочки мелькал где-то перед глазами. Метался из стороны в сторону и о чем-то бесконечно спорил c другой фигурой. Ланселот знал ее. Старая подруга, которую любящий дед увез подальше от пораженных чумой мест. Они были лучшими друзьями. Не разлей вода. Вот только теперь к ней у черного сгустка бесформенной плоти больше никаких чувств не было. Так же, как и ужасного страха перед неизвестностью, охватившей перед возвращением в мир смертных. Ненависти к чернокнижнику. Лишь бесконечное безразличие к происходящим далее мучительно долгим манипуляциям с формой и желание добиться для своей покалеченной души справедливости. Склизкие черные пальцы, упирались в колбу, в надежде ее разбить и вновь умереть… сбежать обратно туда, где он и должен быть сейчас. Но ничего кроме черной крови на мутном стекле не оставалось.

Гомункул. Самое страшное и отвратительное создание темной магии. Оно едва ли чувствует боль или эмоции. Не подвержено старению, застыв в том состоянии и возрасте, в каком был создано. И при должных манипуляциях становится идеальным помощником любого черного алхимика в его кровавых делах. Тюрьма для искалеченной души того несчастного, чья кость использовалась в создании сосуда. Именно им, как можно было догадаться, и являлся известный всем ныне под именем сэра Ланселота. Алхимик назвал его «Шедоу», будто бы глумясь над тем, что еж остался всего лишь тенью прошлого себя. Но, все же рыцаря круглого стола нельзя было назвать гомункулом в привычном его понимании. Он, хотя и ограниченно, но испытывал эмоции. Понимал и осознавал, что же вокруг него происходит. Точно знал, что на самом деле с ним сделали. У него было множество вопросов о себе и причинах своих страданий. Однако, черный ёж так и не сумел узнать в чем именно заключался великий замысел, о котором Джеральд Роботник, его «создатель», каждый день так упорно твердил. Инквизиция заявила, что тот пытался через гомункула найти способ возвращения из Бесконечно Вечного. И у него это не получилось даже после обращения к демону Блэк Дум. Его внучку, кузину Айво и подругу «Шедоу», ничто не могло спасти.

— Ну-ну, полно вам гневаться. В конце концов вам дали второй шанс на жизнь!

— Моя жизнь абсолютно вас не касается и более никак не связана с той темной магией, что подвела вашего деда к костру инквизиции.

Сказано это было, возможно, даже излишне громко. Несколько мобианцев навострили уши и посмотрели в сторону говорящих. Некоторые, взглянув на человека, презрительно фыркали, отходя подальше. Разговор, абсолютно явно направленный на унижение оппонента, выходил Роботнику боком, но тот будто бы даже не был этим смущен. Подумаешь! Всего лишь «внезапнейшим» образом всплыл не самый неудобный факт о его родословной. Напоминание, чем же в итоге закончился выдающийся эксперимент Джеральда Роботника по возвращению души в смертную оболочку через обращение к темным силам.

Военный советник продолжал держать осанку и смотреть на собеседника свысока. Руки едва заметно дрогнули. Всплывшие воспоминания заставили даже его извечную маску приличного джентльмена дрогнуть, обнажив гнилую натуру.

— Кхм! Все же не стоит вспоминать плохое в столь чудный праздник! — Роботник явно решил дать заднюю, почти непринужденно сменяя тему разговора, — Стоит подумать о делах насущных. Вероятно, у вас будут ко мне какие-то вопросы?

Чувствуя своё абсолютное превосходство над человеком, Ланселот испытывал искреннюю радость. Он открылся для очередного удара. Идеальный момент для того, чтобы заканчивать весь этот фарс и избавить свое общество от ненавистного индивида:

— Раз уж вы изъявили желание, господин советник, мне бы хотелось узнать, как продвигаются дела с расследованием убийства Охэджей. От короля я так и не смог добиться внятного ответа.

Человек сжал в руках платочек, выдавая некоторую нервозность. Ему нечего было ответить на поставленный вопрос. И единственное, что его спасло от неминуемого позора перед очевидно и абсолютно беспардонно подслушивающими их беседу гостями, так это внезапно появившийся долговязый мангуст, подозвавший его для своего разговора.

— Прошу меня простить. Никак не могу оставить дорогих друзей без внимания.

— Не беспокойтесь. Я прекрасно смогу расспросить и кого-нибудь другого на этот счет.

Военный советник выпрямил спину, спрятал руки, сцепив их за спиной. После чего учтиво кивнул дипломату и, развернувшись резко на каблуках, отправился к своему, как он выразился, «дорогому другу». Ему действительно удачно получилось уйти от разговора на тему совершенно неприятную любому Акорновскому чиновнику. Расследование убийства Охэджей, вероятно, в первый год после трагедии, снилось им в кошмарах. Разрыв весьма долгого взаимовыгодного союза — это дело до жути болезненное. А тут добавлялось давление от, тогда еще, новоиспеченного короля. Он справедливо требовал дать ему объяснения произошедшему, причину смерти двух последних поколений своей семьи, и, что самое главное, вернуть племянника на родину. По-хорошему, следовало найти детективов, которые всегда заявлялись на званные ужины и балы к Акорнам, чтобы уточнить вопрос. Кто как не они точно знают в каком состоянии сейчас находится дело? Но появление таинственной записки, предвещающей повторение трагедии, но уже в вотчине желудей, заставляло размышлять больше над ней, ежели над уже произошедшими событиями.

Ланселот сделал еще один глоток и вернул кубок обратно на поднос, отправился бродить по залу. Не стоило так уж долго стоять на одном месте и дальше игнорировать гостей. Хоть какую-то социальность следовало проявить иначе подумают, что дипломат проявляет неуважение.

И пока именитый рыцарь бродил по залу, чтобы отвлечь себя от воспоминаний о неприятном разговоре другими неприятными разговорами, он продолжал вглядываться в толпу. В центре зала мелькнула фигура короля, танцевавшего вместе с королевой. Эпистола осталась у Акорна по его личной просьбе. В стихах было предупреждение сразу о двух смертях и тот желал выяснить лично кто может быть жертвой кроме него самого. То было вполне логичное и здравое решение. Если кто-то узнаёт о готовящемся покушении на собственную жизнь, то первое желание будет выяснить кто именно планирует это преступление и схватить его. Но Ланселоту не нравилось, что пришлось отдать столь ценную информацию тому, у кого недоброжелатели могут легко забрать ее «из благих побуждений». Убийцей первой жертвы может быть кто-то из окружения короля. Магистр, военный советник… в конце концов сама охрана, как подсказывает история, частенько была исполнителем воли влиятельного заказчика. И этот заказчик может быть даже не из ближайшего окружения. Кто бы не был главой Культа Моргу, а этот человек в любом случае будет желать смерти Акорнам. Что ему стоит со своими ресурсами нанять кого-то, кто смог бы под видом дворянина выиграть в конкурсе и войти в состав гвардии? Ситуация, что произошла в этом году в Севилле прекрасно доказала возможность реализации подобного плана. Архипелаг и так на грани полномасштабной войны и смерть правителя запустит ее кровавый маховик.

Десятки масок глядят на тебя…

Упомянутого элемента костюма в бальном зале было полно. Реальных в виде причудливых маскарадных масок у гостей. И фигуральных, что проявлялись во всей своей красе в многочисленных разговорах. Выходило, что предателем может оказаться кто угодно. Но все же вероятнее всего это кто-то из гвардии. Убийство произойдет где-то рядом. Быть может даже в том коридоре, который ведет к тому самому кабинету, в котором Ланселот оказался после чаепития для дальнейшей деловой беседы с монархом. Выходило достаточно складно: два убийства можно совершить в пределах от 10 минут до получаса, и никто даже не заметит, что кто-то из гвардейцев внезапно пропал. Как минимум трое свободно ходили среди гостей и их можно было увидеть с большим трудом. Одного из них удалось даже узнать: Джеффри. Тот самый скунс что проводил Ланселота до его апартаментов на время визита в замок Акорнов. В начале черный ёж посчитал это странным. Разве не должен Сент-Джон сейчас сопровождать везде принца Элиаса? Но немного присмотревшись, все встало на свои места: младший Акорн сейчас находился в зале, в компании бледного ехидны с причудливым головным убором из перьев. Не иначе из Заморья гость.

Разрубили на части несчастную жертву,

Оставив посланьем за холодною стенкой.

Ланселот закрыл на несколько секунд глаза, тяжело вздыхая. В любом случае выходило так, что оба убийства будут совершены именно гвардейцем. Смущало только, в каком времени все описано. Создавалось впечатление, будто бы убийство уже произошло! Но кто эта «несчастная жертва»? Подсказка была всего две: жертва была сонной и являлась свидетелем чего-то, что хотели скрыть. Иронично получалось что тело ее самой оказалось где-то спрятано. Какой же вывод из этого знания можно сделать? Предположение о том, что попытаются умертвить принца, оказалась, к счастью, в корне неверным. Если бы его действительно кто-то убрал со своего пути, об этом бы уже знали все, в том числе и король Акорн, извещенный о трагедии лично Охэджем. Это, с одной стороны, радовало: наследник жив, еще не все потеряно. А с другой все еще немного настораживало. Свидетелем мог оказаться какой-то случайный слуга, но зачем тогда на нем так акцентировалось внимание? Вероятно, следовало найти поскорее библиотекаря Мора. Его острый ум и большой круг знакомств в среде вхожих в высшее общество мобианцев уже однажды помогли сэру Ланселоту, а значит он точно сумеет помочь разгадать эту загадку…

Вот только где именно искать фелида? Припоминая свою последнюю встречу с этой весьма любопытной личностью из Восточных степей Континента, Ланселот сумел вспомнить, что наблюдал его у окна, ближе к выходу. Следовало отправиться туда в первую очередь.

Миновав танцующих, черный ёж подошел максимально близко к окнам, смотрящих прямо на заснеженный сад. Вид отсюда открывался потрясающий. Мистер Мор не зря любил находиться именно тут, когда желал немного побыть на едине. Остальные гости не считали нужным подойти к окнам и просто полюбоваться открывавшимся видом. А ведь его так же красили, хотя и скудно. Точнее… вообще не украсили. Что весьма странно, в прошлый раз украшения были. Спешка никогда не идет на пользу, но естественная красота Ланселоту импонировала куда больше. Библиотекарь был в этом солидарен с рыцарем. Если вспомнить его рассказы о жизни в родных степях, то простую ничем не тронутую природу он любил. Этот эмигрант, побывавший в очень многих странах, точно знал о чем говорил. Чем дальше он уходил на запад, тем чувствовал себя более стесненно. Правда, это неудобство никак не помешало ему поселиться в начале в Охэдже. А после некоторых событий перебраться и осесть в Акорне, заработав в королевстве желудей какую-никакую славу благодаря обширным знаниям и владению множеством языков. По родине порой все же скучал и ностальгировал о том, как в больших сугробах можно было хорошо спрятаться. Смена «летней шубы» на «зимнюю» в этом определенно помогала. Самое то для камышовых котов, что славятся своей незаметностью.

Налюбовавшись видом из высокого окна, рыцарь вновь вернул все своё внимание к бальному залу. Библиотекаря, как бы он не старался, найти никак не удавалось. Мистер Мор никогда не отличался большой заметностью, но, чтобы настолько слиться с толпой? Нет. Даже такая скрытная личность, как Мор, не могла исчезнуть. Глаза сера Ланселота так же не подводили. Так что выходило, фелид отсутствовал на празднике. Это немного настораживало.

— «Где же Вы, господин Мор?» — вопрошал Ланселот, вновь и вновь проходясь взглядом по собравшейся толпе.

— Того, кого Вы ищите точно нет в этом зале, — сказал спокойный голос.

— Ваше Высочество, — черный ёж учтиво поклонился принцессе и поцеловал ее руку. — Очень рад видеть Вас в добром здравии!

Принцесса Салли улыбнулась ему, отвечая взаимностью. Было видно, что она уже давно ждала удачного момента для того, чтобы подойти к рыцарю и обсудить дела. Взгляд был уставшим, но блестел в предвкушении.

— Я думал, что Вы наслаждаетесь вечером.

— Ох, нет. Что Вы. Нынче никто не умеет танцевать… — и будто в подтверждение ее слов, прямо перед беседующими кавалер наступил своей даме на ногу, — Не хотелось бы остаться без ног, после первого же танца!

— Пожалуй, Вы правы. Я бы посоветовал им обратиться в библиотеку за учебником, но боюсь, что библиотекаря от большого наплыва хватит удар…

Ланселот был мастером в заискивающих разговорах. Много чего удавалось выяснить такими полунамеками у нужных мобианцев или людей. И принцесса была именно одной из них. Господин Мор однажды писал о достаточно теплых приятельских отношениях с принцессой Акорн. Она много чем ему помогла, так же, как и он ей. Так что вполне логично было предположить, что она точно сможет ответить на не названный вопрос о библиотекаре.

— Ах, библиотекарь… могу Вас успокоить, его совершенно точно не хватит удар. Все же он в разъезде вот уже неделю.

Салли покачала головой и, как бы невзначай, бросила неопределенный взгляд в сторону Инфинита. Тот пригрелся недалеко от разожженного камина, общаясь с гостем. До безобразия довольная морда шакала Ланселоту не нравилась. От него за версту так и веяло темной аурой, которая выдавала его не самые хорошие намерения с потрохами. А вот последнее письмо от Мора пришло как раз около недели назад. Дипломат все это время был совершенно точно уверен, что с фелидом абсолютно все в порядке. Даже имеются успехи на поприще маленького исследования, которое он проводил в течении последнего полугода. Осталось только поговорить кое-с-кем и кот собирался оповестить ежа о своем успехе. После этого наступила тишина, которой, судя по всему, уже было не суждено прерваться. Если предположение, на которое намекала принцесса, было верно, то становилось очень печально. Все же Мор был хорошим другом для нелюдимого рыцаря и его потеря хотя и немного, но все же ударяло по нему.

— И как скоро он прибудет? — с некоторой надеждой спросил Ланселот, — Я помню, как в прошлом году при встрече господин Мор обещал достать редкий экземпляр справочника всех целебных трав. Уже давно не могу найти книгу, где описывалась бы Синяя Колючка и способы ее выведения.

Салли поправила платье и пригладила выбившийся из прически рыжий локон, посматривая по сторонам. Каждое действие стоило обдумывать. Но рыцарь решил не сильно задумываться и действовать по ситуации. Максимально естесственно. Поэтому протянул девушке свою руку. Приглашение на танец было хорошим решением. Мало кто сможет услышать разговор прямо во время открытого танца. Принцесса легко вложила свою изящную ладонь в шёлковой перчатке в руку Рыцарю, давая свое согласие. Они пустились в вальс, ловко лавируя между танцующими парами, направляясь к противоположной стороне зала. Разумеется, перед этим задержавшись в центре.

— Возможно, мне удастся помочь Вам отыскать нужную книгу. В моей личной коллекции должно быть что-то. Я уверена в этом.

— Премного Вам благодарен. Вы меня просто выручите!

— На самом деле, у нас имеется одна Синяя Колючка в саду. После того, как вечер закончится, я могла бы договориться с нашим садовником для того, чтобы тот отдал вам ее росток.

— Не могли бы Вы ее показать мне?

— Всенепременно, сэр!

Они вновь остановились у высокого окна, когда музыка прекратилась. Гром аплодисментов маэстро за инструментами отдавался эхом в высоких сводах бального зала. Все гости засуетились, чтобы за небольшой перерыв успеть обговорить некоторые вопросы между собой. А принцесса и рыцарь выглянули на улицу. Ланселот никогда ни разу за этот вечер не подошел к этому окну. Что могло быть интересного в созерцании не особо ухоженной части сада, что граничила с Северными Воротами и вела к гвардейской казарме? Однако, как оказалось, это окно вполне себе стоило внимания рыцаря. Кроме всего вышеперечисленных атрибутов задворок дворца на улице так же можно было заметить кое-что очень любопытное. И у ворот, едва ли прячась от необычайно слабого именно в этом месте снегопада, бродила одинокая фигура, делая вокруг себя множество снежных ангелов.

Фигура, что сейчас занимала мысли очень многих в этот Рождественский вечер.

— Взгляните на этот сад! Разве он не прекрасен? — Салли расплылась в улыбке.

— Согласен, Ваше Высочество. — отвечал ей со все той же улыбкой Ланселот, испытывая настоящее облегчение, — Но что это за сорт роз? Я не думал, что что-то может цвести даже зимой!

— Это самые обычные розы. Просто наш придворный Маг экспериментирует с «живыми» рунами. До недавнего времени все обращалось в кристалл, но теперь…

Радость на лице Ланселота сменилась некоторой озадаченностью. А после некоторых раздумий и вовсе страхом. Он теперь взволнованно следил взглядом за силуэтом гвардейца в окне, теперь прекрасно понимая на что именно был сделан намек. Он расчитывал узнать немного подробностей на счет принца, но в итоге получил повод для сильного волнения. Выходила не самая радужная картина: тот, кого искали сразу два королевства мало того, что оказался в начале хорошо спрятан, так еще и проклят. Это могло объяснить по какой причине тот совершенно не пытался найти способ дать о себе знать окружающим и вернуться домой. Вероятно, он даже не помнил кем является на самом деле. Хотя почему «вероятно»? Ёжик совершенно точно этого не знает.

— Скажите, принцесса… — Ланселот оторвал взгляд от Охэджа, вернув его к Акорн. — …могу ли я взглянуть на эти розы поближе?

Принцесса кивнула, бросив вновь настороженный взгляд в сторону Инфинита. Тот точно так же не спускал своего хищного взгляда с именитого рыцаря.