Взлет падение и взлом

Когда-то давно Аллен пообещал себе, что будет таким же хорошим и вежливым человеком, как Мана. И вполне себе это обещание сдерживал, для всех он был истинным английским джентльменом.

 

Исключая лишь одного человека.

 

Их знакомство не задалось сразу. Ну да, если в тебя тыкают мечом и оскорбляют, сложно подружиться, даже если ты очень-очень вежливый.

 

Канда вообще вызывал в нем бешенство, и он порой забывал о воспитанности, что делало Аллена ещё более раздраженным.

 

Что поделать, их первая встреча не задалась.

 

И вторая…

 

И третья…

 

Да и все прочие тоже.

 

Канда всегда сохранял безэмоциональное лицо, до тех пор пока дело не касалось «долбанного Мояши».

 

Аллен всегда держал на лице вежливую улыбку и никогда не ругался, если речь не заходила о «тупом Баканде».

 

«Как кошка с собакой» — смеялись большинство жителей Черного Ордена.

Остальные лишь тихо посмеивались в кулак.

 

Уолкер с такой фальшивой улыбочкой на лице, замкнутостью и деланием вида ячертвозьмисаманевинность жутко Юу бесил.

 

Канда с грозной рожей, Мугеном и видом ятеберожунабью невероятно бесил Аллена.

 

Они всегда друга друга бесили и подначивали, кроме моментов боя и  стычек.

 

То, что они говорили друг другу в перепалках не обсуждалось. Негласное правило. Вот так и все тут.

 

И было бы все так всегда, так себе, но неплохой конец,  если бы не долбанный Граф с его долбанными Ноями.

 

Ибо хрен вам, ребятушки.

 

Попадание в память Канды и Алмы, чтобтебяграф, Кармы проходит как всегда.

 

Через зад, то есть.

 

Все прежние мысли Аллена о прошлом Канды с треском рассыпаются в прах. Вот уж чего он не ожидал, даже видя странную татушку.

 

Орден все больше показывает свою черную натуру.

 

А судьба Юу Аллена никак не волнует.

 

Вообще нет.

 

Прям точно.

 

И это не он, подставляется на меч, чтобы вернуть того Канду, которого знает.

 

Не он предает Черный Орден, лишь чтобы этого самого Канду спасти.

 

Не он плачет по ночам и теряет очередной якорь, за который цеплялся, чтобы жить

 

Не-а, вы что, ему вообще пофигу.

 

Мана то, Мана се… Мир Аллена рушится, он не знает кому верить, сбегает от всех к чертям. И строит.

 

Стены строит. Вокруг себя, крепкие, прочные, из последних крох воспоминаний, которые точно его, а не Четырнадцатого.

 

Он строит стены из обломков своей души, ковыряя затянувшиеся шрамы.

 

А стены крепкие получаются. Никто не пробился к Аллену. Кроме Канды. Особенный, ё.

 

Спаситель чертов. Припёрся в Орден, после всего произошедшего, и ради чего!

 

Стены Канда ломает одним презрительным взглядом и «хочу вдарить тебе, Мояши». Аллен сдается.

 

Бог давно его покинул, Аллен сам теряется в своих лжи и обмане. Лучший шулер, черт побери, Крушитель времени.

 

Мажет на лицо гримм, строит клоуна во всех смыслах, чтобы не видеть серое, не свое лицо, и воет от невыносимой боли.

 

Канде на его состояние глубоко похер. Жалости в его взгляде столько же сколько и любви к Ордену. Полный ноль.

 

И это Аллену нравится, ему, уставшему от жалости и сочувствия знакомых, как будто они не знали, что его ждёт!

 

Он неуверенно отпускает свои маски, раскрывает настоящего себя и наслаждается крохами счастья.

 

А потом приходит Апокриф.

 

И начинается ад.

 

А Тим умирает.

 

Его Тимкампи!

 

Мир больно бьёт открывшегося впервые экзорциста.

 

Аллен не плачет, не кричит, просто пялится в одно место.

 

Он просто не понимает.

 

Тим не мог умереть. Он всегда возвращался к нему.

 

Тупой учитель не мог умереть. Это же гребанный Кросс!

 

А они мертвы.

 

А что, если умрут и другие?

 

Джонни, милый наивный Джонни с ужасной физической подготовкой, который ещё ничего не понимает, но твердо решил следовать за ним.

 

Маршал Тидолл, который потерял столько своих учеников из-за Ноев, но был к нему так добр.

 

Канда. Который просто Канда, и если он умрет, Аллен сойдёт с ума.

 

Ковчег открывается сам, реагируя на желание хозяина. Плевать куда, плевать зачем, с ним опасно и лучше им побыть в очень сомнительной, но безопасности.

 

Но Канда это Канда. Он следует за ним, орет на него и даёт понять, какой он дебил.

 

Аллен хочет молчать, но не может. Выкладывает все и понимает, что влип.

 

А потом узнает, куда они попали.

 

В Эдинстон. Город, где его жизнь началась, обрушилась и вновь началась.

 

Канда ведёт себя странно. После своей отповеди и раздачи люлей, он очень спокоен и даже хочет узнать историю детства.

 

Его, Аллена, историю. Это настолько шокирующе, что он на секунду теряется.

 

На самом деле Аллен откуда-то знал, что Канда когда-то это спросит.

 

Зачем-то Аллен признается Канде, что видел его детство.

 

Канда говорит, что он не тупой, и давно это понял. А вообще тупой Мояши теперь тем более должен рассказать о себе.

 

Это сложно. Чертовски блин сложно, тем более, что рассказывать надо будет подробно, или ему вдарят Мугеном.

 

И Аллен говорит. Долго говорит, рассказывает о цирке, ублюдке Козимо, страшном директоре, съехавшим с катушек Мане, Тиме, Кроссе, бабуле, обо всех и обо всем.

 

Потом резко замолкает, выходит из своеобразного транса и обнаруживает, ему подозрительно тепло.

 

Канда сидит к нему вплотную. Пиздец как вплотную, Аллен спиной чувствует как он дышит, устроившись немного позади.

 

Потом понимает, что по щекам текут слезы, что ему отчего-то легко на душе, а стены осыпались осколками ещё когда-то давно.

 

Странное ощущение, Аллен уже и не помнит когда не фальшивил, не строил из себя счастливого, кроме редких моментов ссор с Кандой.

 

Он тянется руками к лицу, хочет вытереть слезы, только бы свершилось чудо и Канда не заметил, но их перехватывают чужие горячие руки.

 

Канда вообще чертовски теплый для зимней Британии.

 

Аллен уже думает, что над ним как следуют посмеются, второй раз за несколько часов плачет, но этого не происходит.

 

Аллен вообще не втыкает, ему одновременно плохо и хорошо, объясните, что происходит.

 

Канде на это похер, он ухмыляется, поднимает голову Аллена к себе и язвительно говорит:

 

— Глупый Мояши.

 

Аллен нихрена не Мояши, но сейчас на это пофиг.

 

Он наконец понимает, что его стены разрушили, бремя забрали и теперь защищают.

 

Тупой Баканда.