Я буду рад потерять тебя
Не вижу преград, хотя есть одна
Изменился, с необъяснимой болью думает Алот и сдержанно улыбается, произнося чужое имя заместо приветствия, когда подходит Хранитель. Острый и холодный, как изнеженная кровью и потрохами сталь его возлюбленного клинка, Айя теперь едва ли способен на ответную улыбку.
Остро пахнет сыростью и печалью, Алоту впервые трудно выдержать чужой взгляд.
И он опускает глаза.
- Ян, - тихий голос все такой же ровный и мягкий, как пять лет назад, к которому Алот так привык за полтора года их дикой охоты за Таосом, - теперь зови так.
Коротко и быстро, как взмах чужого меча.
Алоту чудится острый край около своей шеи, или тугая веревка.
Приходится выдавить еще одну кривую улыбку, на возражения нет сил.
Изменился.
Его даже Айей, как раньше, ласково, назидательно, назвать не выходит. Айя — это лёгкий, смышлёный и честный молодой белый эльф, прямиком с Движущейся Белизны, преданный своим убеждениям. Тот, кто поражал наивностью и одновременной мудростью. Тот, кто удивлял порой своими вопросами. Тот, кто просыпался с криками и позволял себя успокаивать, как ребенка. Тот, кто умел видеть во всех хорошее и был готов всем помочь, и столько раз поплатился за это. У него была добрая открытая улыбка, короткие волосы цвета снега, усыпанного пеплом, закрывающие длинные бледные уши, и странная манера все время жестикулировать.
А это не Айя.
Ян не улыбается, только уголки губ иногда вздрагивают, ломая равнодушную маску на лице, Ян держит руки на своем мече или на груди, отгораживая себя ото всех, он смотрит пронзительно и в этом взгляде нет ни капли доброты и сочувствия.
Твердый, едва балансирующий на грани с жестокостью рациональный, паладин Холодных Ходоков, сайфер, капитан «Непокорного», Хранитель, посланник Бераса и боги еще знает кто.
Такой же непокорный и холодный, как и все его титулы.
У него отрасли волосы, тугая коса небрежно выглядывает из-под треуголки, лицо худое и бледное, от него пахнет морем и песком. Опасностью и властью. Одиночеством. Весь он теперь – море и песок, неизменно и монотонно сжирающий чужие следы, не оставляя после себя ничего, кроме гулкой пустоты.
Он сам теперь как пустота, как черная дыра, как абсолютное ничего, как то тревожное ощущение перед бурей, когда сам себе не можешь объяснить предчувствие, и остается надеяться на лучший исход.
Он привык читать людей, души, он совладал с бременем Хранителя и своей пробужденной душой. Он обуздал свое безумие. И больше не боится приказывать.
Он - драконоборец, он хозяин Каэд Нуа, даже если самой крепости больше и нет, он лорд, он, в конце концов, повзрослел.
А Алот не ответил ни на одно из его писем.
Алот сухо отвечает на вопросы о себе, думая о том, какой это бессмысленный разговор, как бессмысленно снова все, что он делает. Как бессмысленно было чужое предложение присоединиться и какой же бессмысленной была та радость, когда он узнал Яна по шепоту заклинаний.
Алот думает, какие бессмысленные – все эти чувства и вопросы. Он мог сделать так, чтобы все было иначе, но он делал не то – и не так. А теперь то, чего он хочет и то, что имеет – совершенно разные вещи. И так из раза в раз, из года в год, да сколько можно уже.
По спине пробегает холодок, прошибает холодным потом. Его трясет. Губы дергаются, маска вежливости трещит, ломается, как сломалось все в нем давным-давно. После Таоса, после тяжелых разговоров, после того, как Айя перевернул в нем абсолютно все. После затяжного пребывания в Каэд Нуа и после его отъезда.
После каждого письма, что становились все короче и короче.
После всех этих лет.
Алот никогда не задавался вопросом, как его находил Айя, это тоже бессмысленные вопросы. Тот, кажется, способен на все, он ведь даже умереть не может.
Ян отводит взгляд случайно, а может и специально, смотрит на Эдера, что принес собой невнятную кучу серых тряпок, где угадывается что-то, похожее на одеяло.
Алот уходит от разговора всеми оставшимися силами, говорит, что нужно пересмотреть свои записи, немного обосноваться на корабле, говорит, что они обязательно поговорят, но позже. Он устал, он даже проголодался, он готов на все, что угодно, только бы не поднимать голову.
Ян кивает в ответ, мазнув своими золотыми глазами поверх алотовой головы и отходит в свою каюту, мягко ступая по скрипучим доскам, шелестя своим плащом.
Алот дёргает плечом, разочарованный. Собой – в первую очередь.
Эдер понятливо вздыхает и хлопает его по плечу. Весь его вид говорит, мол, да, дружище, вот так теперь и живём, но ничего, я привык, и ты привыкнешь. Возможно, это он произносит даже вслух.
Алота душит раздражение и обида, он прижимает гримуар, в котором зажаты все письма, на которые он так опасался отвечать, к груди, и жмурит сухие глаза.
Он сам виноват.
Дурак.