Никто никогда не понимал, что между ними происходит. Ями всегда называл Джека глупыми прозвищами — и никогда по имени — а сам Джек в каждой брошенной вскользь фразе находил повод для драки. У них всё было не как у людей — но они привыкли. Разговоры, пьянки в барах, сражения — для них это была ежедневная рутина. Рилл однажды сказал после собрания, что они так привязанность выражают — не умеют ведь по-другому. Над ним, конечно, посмеялись, но возразить не смогли. Разум этих двоих — темный лес, обычным людям там не пройти — заблудятся. Ями и Джек, правда, никогда не скрывались. Даже слепой заметил бы, что между ними что-то есть. И это что-то настолько абсурдно и запутанно, что они сами едва ли это понимали.
Даже секс у них странный, похожий больше на битву, нежели на высшее проявление светлых чувств — стоны вперемешку с хриплым хохотом, ругань, губы прокушенные, ссадины и синяки. А потом, когда они уже молча лежат в кровати, их оглушающей волной накрывает необъяснимая нежность, и Джек задерживает дыхание, пока Ями невесомо касается губами шрама на его лице. После этого Ями сядет, возьмёт свою длинную тонкую трубку и будет задумчиво курить. Джек наморщит нос и сорванным голосом пробормочет:
— Выдохнешь в мою сторону — сломаю.
Ями хмыкает — не сломает — но выпускает облачка сизого, пахнущего сушеными цветами дыма в приоткрытую форточку. И вдруг начинает говорить, срываясь иногда на свой родной полузабытый язык, о яростном море и восходах цвета красного золота, о вое ветров в скалах и скрипе вековых деревьев, а Джек слушает тоскливую песню обнаженной души и молчит, молчит — что там сказать? Это единственная слабость, которую они себе позволяют — они никогда не вспоминают о ней за пределами спальни, но иногда Джек видит в диких серо-зеленых глазах отблески солнца на морской глади. Ями не нужна жалость, да и сам Джек сочувствовать давно уже разучился, но где-то меж лёгких растекается неясная ему горечь — и впервые он не гонит чуждое ожесточившемуся сознанию чувство, прислушивается, потому что инстинкты кричат ему — это важно, не забывай, держи при себе.
Ни Джек, ни Ями никогда не пытались поместить свои отношения в какие-то рамки. Видев в жизни слишком многое, они оба избегали громкого цветастого слова "любовь". То, что было между ними, воспринималось как очередная бытовая часть их повседневности. Финрал, конечно, с такой позицией был не согласен, изо дня в день пытаясь переубедить Ями, но его никто не слушал. В конце концов, вспылив, он крикнул им, ругающимся, что любить кого-то не так уж и страшно. Бегал потом от них по всей столице — не каждый осмелится обвинить сразу двух капитанов в трусости. Но Ями после этого задумался, а потом, ухмыляясь, сказал однажды:
— Луна прекрасна сегодня, не так ли?
Джек не понял — ни тогда, ни потом. Но им это было и не нужно. Потому что луна вторую неделю скрыта черными облаками. Потому что им незачем менять что-то. Потому что у них есть всё — здесь и сейчас.