Дипломатор пытается смыть маску холодной водой. Она ему не нужна. Он больше не Дипломатор.

      Проклятая помада лишь размазывается, оставляя на лице разводы. Кровь. Она так похожа на кровь. До тошноты. Все руки в крови, и их не отмыть. Ледяная вода не спасает, только делает хуже. Руки сводит от холода, они синеют, приобретая трупный оттенок. Немеют, коченеют, больше ничего не чувствуют, даже раздирающий холод.

      А в зеркале отражается едва живой человек. Он смертельно ранен, ему отрезали половину сердца. Жестоко, безжалостно. И выкинули с крыши, чтобы ошмётки размазались по асфальту, рядом с другим мёртвым сердцем. Остатки не справляются с кровью, она течёт по рукам, течёт по лицу. Надо отмыться.

      Человек идёт в душ. Вода же должна отмыть кровь? Конечно, должна. Он уверен в этом. Выкручивает краны на полную, встаёт в душевую кабину прямо в одежде. Вода холодная, злая, вода не хочет помогать. Вода лишь делает хуже, она лишь напоминает.

      Закрыть глаза и открыть. Всё та же мерзкая ледяная вода, хлещущая в лицо, но теперь вокруг пустынные крыши. Бесконечные крыши, очень много крыш. Серые и жуткие, они совсем не похожи на себя. Они же были такими красивыми по ночам в свете города. И Олежа очень любил их. А теперь от них хочется убежать, улететь.

      И он летит. Он падает вниз, беспомощно смотря на кроваво-красное закатное небо. Страх. Не за себя, будто чужой страх. Медленно залазит под кожу и сковывает разодранное сердце.

      Он хочет встретиться с асфальтом. Им есть, что друг другу сказать. „Зачем ты такой твёрдый? Почему ты не встретил его, как меня, зачем раскроил череп?“

      Но асфальта нет. Спина вонзается в воду. Опять эта мерзкая вода, она повсюду. Человек не в силах бороться, человек даже не может вспомнить, кто он. Он просто падает в толщу воды. Она ледяная, тело сковала судорога, и стало невозможно дышать. Лёгкие в ужасе пытались втянуть воздух, но вокруг была лишь проклятая вода. Говорят, вода смывает грехи, да?

      Человек выпустил изо рта пузырьки. Они красиво поднимались вверх, они были свободны. Они были ему больше не нужны. Он больше не человек. Он медленно растворяется в этой мутной воде, его кровь уже окрасила её в раздражающий цвет. И ничего больше не видно, кроме застилающего глаза полотна. И никого больше нет, кроме странного существа с ошмётками сердца, что попыталось слиться с водой. Его боль вытекает из тела вместе с кровью, личность размывается в холодных потоках. Ему больше не больно. Ему…

      Звук. Резкий и противный. Инородный для этой могильной тишины. Слишком громко. Слишком знакомо. Слишком, слишком!

***

      Он просыпается у себя в кровати. Будильник методично пищит, как аппарат жизнеобеспечения. Покалеченное сердце стучит в бешенстве, вынужденное вновь гонять кровь по ожившему телу. Лёгкие жадно хватают воздух, пока есть возможность.

      Человек вспомнил, кто он. Стало хуже.

      Он вспомнил, как вчера смывал маску холодной водой. Пытался прийти в себя. Он вспомнил, как кто-то летел вниз на асфальт. Не кто-то. Олежа. Его Олежа, его родной милый Олежа. Он вспомнил себя, упавшего на колени в стороне от тела, в котором умерло два сердца. Он вспомнил жёсткий асфальт и красную помаду на руках. И воду, что текла по лицу. Горячую, горькую воду, застилающую глаза.

      Она не смогла смыть тоску и скорбь, не смогла заполнить пустоту. Она была бесполезна, уже было поздно. Он был бесполезен. Он опоздал.