— Аники! Делегация из Узушиогакуре прибывает завтра… Ты б, подстригся, что ли, я не знаю… — голос мерзкого альбиноса, звучавший нынче утром в новоотстроенной Резиденции Конохи, был особенно… мерзким.
А это обозначало только одно…
— А что такое? — поднял на братца недоумевающий взгляд Хаширама.
Мадара недовольно скривился. На его нескромный вкус подстричься не мешало бы как раз самому Тобираме. А ещё — намордник надеть. А сверху — паранджу.
А у Хаширамы было как раз наоборот — всё отлично! Он был умопомрачителен, охренителен и крышесносен. Дымчато-смуглый, тёплый, как булочка только что из печи. Удивительно сложенный, прямо, как бог какой-нибудь… И… И такие волосы, как у Хаширамы, стричь — преступление.
Но Тобирама придерживался иного мнения, был в этом мнении непреклонен.
— А то, что в составе делегации присутствует известная тебе особа, — ядовито заметил братцу Тобирама, кося при этом глазами почему-то в сторону Мадары. — Величайшая куноичи современности, девица, исполненная высочайшего благородства и несравненной красоты среди всех Пяти стран. И если ты напугаешь её, чучело ты эдакое, своими нечёсаными патлами, то плакала вся наша политическая раскладка.
Хаширама похлопал ресницами, явно ничего не понимая в толстых намёках братца, и Тобирама закатил глаза.
— О Ками-сама! Мы обсудали это с тобой в течение последних четырех месяцев! Хаширама! Не говори мне, что ты не воспринимал мои слова всерьёз!
Когда в голосе Тобирамы начинали звучать такие вот скрежещущие нотки, Хаширама обычно пугался и моментом соглашался на всё, что угодно.
Мадара — тоже. Но боялся он отнюдь не этого чокнутого альбиноса, Хашираминого братца, а…
Упорные слухи о политическом союзе между Сэнджу и Узумаки ползали по Конохе давно, и Мадара каждый раз при одном таком намёке был готов упасть в обморок, о чём прекрасно был осведомлён Тобирама, не забывавший поэтому при любом удобном случае при Учихе поминать об этом к месту и не к месту.
— Да что ты, отото! — развёл руками Хаширама. — Я полностью доверяю тебе в таких вопросах, ты же знаешь… Ты во всей этой дипломатической ерунде хорош как никто просто… Считаешь, что мне надо подстричься, да не вопрос…
Такая братская покорность Тобираму всегда сразу настораживала. И не зря!
— И назавтра ты должен быть трезвым, как стёклышко, аники! — недобро прищурившись, добавил гадкий альбинос.
Мадара как ни был напуган и встревожен, на такое заявление повернулся к окну и хихикнул в ладошку, а Хаширама чуть со стула не упал!
— Как?!!
По растерянному и смущённому виду Хаширамы было понятно, что встречать делегацию в трезвом виде Хаширама даже не то что не собирался, но даже и вообще не представлял себе, как это делать!
— Молча, братик! — припечатал Тобирама и весь его ершистый вид говорил о том, что разговор окончен! — Мито-сама терпеть не может пьяниц! Может, хоть это тебя вразумит…
С этими словами альбинос решительно развернулся и вышел, а Хаширама остался сидеть с таким потерянным видом, что Мадаре стало его на миг жалко.
Это ж надо было иметь такого вредного и подлого братца!
А если ещё и супругой Хаширама обзаведётся Тобираме под стать…
Изведут они вдвоём Хашираму… Ой, изведут!
И на кой, спрашивается, этой Мито мог понадобиться их Хокагэ, коли она пьяниц не терпела? Ведь не только всей стране Огня, но и за её пределами всем и каждому было известно, что Хаширама Сэнджу — первостатейная пьянь!
Мадара вздохнул и задумчиво покрутил на пальце прядь жёстких черных непокорных волос.
А то он не знал, зачем их Хокагэ мог понадобиться! Хаширама был… Да Ками-сама!!! Всё равно, какой!!! Пьяный в дымину, или солнечно-трезвый, он был самым лучшим, что когда-либо рождалось и жило под солнцем этого жестокого мира…
Мито об этом, небось, знала не хуже самого Мадары. Вот дрянь! Эти бабы, они так нагло пользовались тем, что были бабами… А значит, могли по закону претендовать на Хашираму…
Мадара, чтоб не разреветься, прикусил порядку, которую накручивал на палец.
А он, между прочим, тоже хотел! Хотел за Хашираму замуж, вот и всё! И имел на это куда больше прав и оснований, чем какая-то там Мито! Ей, видишь ли, подавай Хашираму только трезвым и причёсанным! А Мадаре он сгодился бы любой, даже без штанов (проигранных, конечно же, в карты), весь обблёванный и с репьях в волосах. Каким его, в общем-то, не раз у себя Мадара прятал под утро от разъярённого Тобирамы.
А что, помыть, покормить, расчесать, дать проспаться — и Хаширама опять сиял, как солнце. Даже лучше. Солнце ведь сияло только днём, а Хаширама дарил свой свет и тепло этому сраному миру круглосуточно.
Эх, жизнь!
***
Хаширама, конечно же, завалился к нему немедленно после обеда.
И принёс с собой поллитра.
Мадара хотел было уже раззявить рот, чтобы напомнить Первому о взятых им на себя социалистических обязательствах, как подумал немного — и закрыл его покрепче.
Да, Хаширама будет бухой вусмерть на завтрашней встрече. И что? Выкатится наша разлюбезная Мито из Конохи лыжами вперёд — ну и ладушки! Разве не того Мадаре только и надо было?
— Ты не думай, — смущённо хмыкнул Хаширама. — Я не чтобы напиться. Мне только для храбрости принять, перед стрижкой. Составишь мне компанию?
В любое другое время Мадара послал бы лучшего друга нахрен. Алкоголя тонко организованная натура Учихи не принимала ни в каком виде. И даже весьма настойчиво отторгала. И если Хашираму в такие неловкие моменты жизни Мадара всегда заботливо придерживал за плечи и даже держал его волосы, чтоб не запачкались, то самому предстать в таком непотребном виде перед предметом своих воздыханий гордецу Мадаре было просто немыслимо!
— Конечно, — с радостно бьющимся сердцем откликнулся на предложение Мадара, усиленно хмуря брови, чтоб Хаширама не подумал себе ничего лишнего.
Для храбрости, значит? Ну-ну…
Спустя два часа и три литра сакэ (Мадара лично бегал два раза за ещём, так как страх Первого перед парикмахерскими ножницами никак не утихал), плещущихся в обширном желудке Хаширамы и немного — в Учихе, Мадара позорнейшим образом всё-таки свалился на футон. И чуть не плача уставился на Хашираму, на которого сакэ магическим образом не оказало никакого иного воздействия, кроме того, что он стал казаться Мадаре ещё краше и ещё милей.
Как же так оно всегда получалосъ что Мадара уже встать не мог, а Хаширама ещё только начинал разгоняться и входить во вкус попойки? Ведь вот встанет сейчас — и уйдёт! Пойдёт стричь свои чудесные густые длинные обалденно мягкие и шелковистые волосы, чтобы понравиться какой-то там Мито, даже не из их деревни!
Будучи впервые в жизни пьяным, Учиха и не подозревал, какими коварными симптомами чревато подобное состояние!
Например, и это было ужасно, начисто развязывался язык и молол этот язык такое, что Мадара трезвым ни за что и никогда бы не сказал даже под пытками!
— А ты правда что ли жениться собираешься? — сорвался-таки роковой вопрос с уст обалдевшего от сакэ Мадары.
— Тобирама настаивает, — смущённо хмыкнув, присел к нему на футон своей немаленькой тушей Хаширама. — Говорит, техники у них отличные, да и Мокутон кому-то передать надо будет.
— А… а, может, он сам пускай на этой бабе женится, раз так припёрло?
Хаширама пожал плечами и промолчал.
— Или ты чего, сам не против, что ли? — медленно процедил Мадара, чуя, как облило ноги холодом, а сердце — кровью.
— Ну, а мне-то что, если уж так надо, то — женюсь.
Голос Первого звучал безразлично и чуть досадливо.
Мадара пролежал немного молча, изо всех сил жалея, что не смог влить в себя саке побольше. Тогда, может, сейчас бы уже лежал Учиха холодный и немой, с закатившимися под лоб глазами, и ничего уже ему от этого жестокого мира не было б нужно. Никаких хаширам.
— Ты её любишь? — не справившись с управлением собственным сошедшим с ума от горя сердцем, прошептал Мадара наконец.
— Мадара! — вскинулся Сэнджу возмущённо. — Да я эту Мито в жизни не видел ни разу. Какая там любовь?
— У тебя богатое воображение…
— Это у тебя с воображением, я смотрю, полный порядок! — Хаширама сердито засопел. — Ты чего так завёлся-то? Может, сам хочешь?
Мадара разинул рот, не понимая, что происходит.
— Хочу…
— На Мито жениться хочешь? — взревел Хаширама, как бык.
— Нет, блять, за тебя замуж выйти хочу! — Крикнул Мадара и прикусил язык в ужасе — до затуманенного алкоголем мозга наконец-то дошло…
Молчание длилось долго. Очень долго.
— Хм, — сказал наконец Хаширама и Мадара приоткрыл один из зажмуренных в ужасе глаз.
Медленно, как разворачивающий свои смертоносные кольца питон, Хаширама потянулся к небольшому андону рядом с футоном Учихи и засветил его. И принялся внимательно всматриваться Мадаре в лицо.
— Замуж за меня хочешь, значит?
Мадара и не знал, что может вот так заледенеть от ужаса и что у его лучшего друга, Сэнджу Хаширамы, отличного парня и ясного солнышка, может быть такой тяжёлый и хищный взгляд заприметившего раненую жертву ягуара.
— Ну… — продолжил Сэнджу уже куда более мягко и вкрадчиво. — Почему бы нет? Я всегда думал, что будь ты, Мадара, девушкой…
— Ты чего задумал, эй?! — просипел Учиха, начисто забыв о том, ради чего всё затевалось, отодвигаясь от Хаширамы к стене и врезаясь в неё лопатками. — Я ж не девушка!
— Это жаль, да, — всё так же ядовито-ласково согласился Хаширама, — но знаешь, глаза у тебя удивительные просто, и волосы… такие мягкие… Я вот тут подумал… Да и пофиг, что ты парень… Мадара, ну куда ты?
Хаширама ужом скользнул за Учихой вслед, стремясь загнать облюбованную добычу в западню, и всем своим видом выказывая желание жениться на Мадаре немедленно же.
Прямо сию же секунду!
— Ай! — завопил Мадара и швырнул в лучшего друга первым, что под руку подвернулось. Своей кусамакурой.
Посыпалась травяная душистая труха — Хаширама и во хмелю ни силы, ни скорости не растерял, разрубив злосчастную подушку в воздухе кунаем. И больше Мадару от потенциального жениха не отделяло ничегошеньки!
— А как же Мито? — успел ещё пискнуть Мадара, пока Хаширама подминал его под себя, неистово целуя в шею, волосы, глаза и вообще всё, что попадалось.
— Вот ещё! — невнятно пробормотал Хаширама, заваливая Учиха на спину и решительно задирая тому подол. — Волосы подстричь и сакэ пить бросить?! Ни за что! Ты ведь не станешь этого требовать?
— М-м-м… — единственный ответ, который получил Хаширама на свой животрепещущий вопрос в исполнении закатившего от наслаждения глаза Мадары, вполне его удовлетворил.
Разрешив таким образом все сомнения, оба немедленно приступили к генеральной репетиции первой брачной ночи.
***
Мито Узумаки была дивно хороша в своём шелковом хаори. Юная, но уже исполненная зрелой женской красоты, с бархатистым взглядом ланьих глаз, она пленяла с первого взгляда и, конечно же, Хаширама, если б взглянул на девушку хоть раз, несомненно оценил бы её по достоинству.
Но он не сводил глаз с Мадары, который сегодня, в этот торжественный день прибытия делегации выглядел сам точно невеста — стыдливо разрумянившийся, с прозрачной кожей и выразительными тенями недосыпа под глазами, которые блистали нынче совсем по-особенному.
Таинственно и глубоко. Как всегда бывает от счастья.
— Что это с твоим психанутым братцем нынче поделалось? — недовольно шипел Тобирама на ухо Изуне.
Но Изуна только руками разводил в недоумении.
Мадары он со вчерашнего утра не видел.
Как и Хашираму.
Они заявились на встречу делегации вдвоём, счастливые, пьянющие, совершенно и безоблачно счастливые и пялили зенки только друг на друга.
И оба при этом глупейшим образом хихикали, пихали друг друга локтями и попеременно краснели, как варёные раки.
Дипломатическая миссия на глазах трещала по всем швам, но Первого Хокагэ это, похоже, не беспокоило ничуточки.
— Ты что?! — заорал Тобирама на аники первым делом, как только поджавшую губы Мито и всю делегацию Узушиогакуре удалось проводить и устроить на отдых в гостинице. — Ты соображаешь, что творишь?! Мито-сама в ярости! Ты жениться вообще собираешься, нет?
— Собираюсь, — уверенно ухмыльнулся Хаширама. — В самом скором времени.
Тобирама закатил глаза.
— И на ком же, позволь осведомиться?
Хаширама наклонился и потрепал по плечу встревоженно дёрнувшегося Мадару.
— Вот мой единственный претендент, Тобирама.
Тобирама даже выдохнул.
— Опять эти твои идиотские шутки, аники!
— Никаких шуток! Я совершенно серьёзен.
Тобирама так и впился взором больных красных глаз в лицо Хаширамы. И вздрогнул. Чуть не впервые в жизни на лице аники не было и следа его идиотской ухмылки, что порой невыносимо бесила Тобираму. Прекрасной формы губы смыкались решительно и целеустремлённо, а взгляд сделался сумрачным и твёрдым.
— Ты… Ты с ума сошёл, брат, — прошептал Тобирама. — Жениться вот так, не на представительнице прекрасного перспективного клана, а на Учихе… Как? Как ты собираешься возглавлять деревню?
— Вот ты её и возглавишь! — сказал как отрезал Хаширама.
— Что?
Хаширама широким жестом снял с головы шляпу Хокагэ и криво напялил на торчащие торчком патлы младшего братца, прямо поверх хаппури.
— Поздравляю со вступлением в должность, господин Нидайме Хокагэ! Разрешите идти праздновать это эпохальное событие?
— Э-э… — Тобирама, казалось, был в ахуе от таких поворотов судьбы. — Проваливайте! Оба! Не портьте мне инаугурацию, нето народ взбунтуется, узнав, что у нового Хокагэ брат женится на Учихе.
Мадара хотел было напоследок высказать Тобираме что-то очень нелицеприятное, но могучая ладонь Хаширамы стиснула его плечо так, что заболели недавние засосы. И это сразу переключило внимание Учихи на более приятные вещи.
Тобирама сразу включился в процесс управления деревней, по-деловому отдавая распоряжения и уже покрикивая на Изуну, которого первым же делом назначил помощником.
— Мы здесь больше не нужны, кажется… — шепнул Мадара на ухо Хаширама.
И оба не сговариваясь улизнули с официального мероприятия в тишину и прохладу дома Учиха, чтобы уже без спешки продолжить начатое и познавать друг друга, не опасаясь, что их прервут на самом интересном месте.
— А ты не разочарован, что твой будущий муж — больше не Хокагэ? — мурлыкнул Хаширама, разомлевший от ласк, лёжа на футоне рядом с разгорячённым Учихой.
Мадара прикрыл глаза и обнажил клычки в улыбке:
— Я хочу замуж за Хашираму. А не за Хокагэ… Иначе мне пришлось бы подкатить к твоему гадкому братишке…
— Только попробуй! — вяло возмутился Хаширама и запечатлел на плече Учихи смачный поцелуй.
— Да, пожалуй, пусть лучше этим займётся Изуна, — пробормотал Мадара, зарываясь руками в гриву тёмных шёлковых волос, которых так и не коснулись ножницы. — А я хочу замуж за тебя!