Цзян Чэн погиб в бою.
Новости дошли до Яньли ещё до окончания сражения, но поверить в смерть брата не могла, пока порог её покоев не переступил А-Сянь, склонивши голову так, что волосы едва не касались пола. И всё было понятно. Жгучая боль сдавила горло, и за солнечным сплетением дохнуло холодом — как в ту минуту, когда пришли вести о падении Пристани Лотоса. Плакать нельзя — не сейчас, когда кроме старшей дочери в клане не осталось никого.
Почти никого.
Вэй Усянь рухнул на колени, прерывисто дыша.
— А-Чэна больше нет, шицзе, — выговорил он, не поднимая взгляда. — Я не смог…
Какой смысл в обладании могучей силой, если единственное предназначение выполнить не способен, проваливаясь вот уже второй раз? Он поклялся защищать Цзян Чэна, поклялся женщине, положившей свою жизнь на защиту родного дома, женщине, воспитавшей их — и самому себе. В первый раз Вэй Ин был готов пожертвовать всем, что у него было, даже если этим “всем” была сама его жизнь. Получилось: к шиди вернулись силы и духовная энергия, а Вэй Ин чуть не погиб сам. Во второй раз решимости оказалось недостаточно. Теперь он клятвопреступник, теперь он обязан снова разбить сердце последнему родному человеку.
Пусть любимая шицзе ударит его и выгонит прочь. Пусть кричит, плачет, обвиняет — как это сделал бы Цзян Чэн, — если от этого будет хоть чуточку легче пережить утрату.
— Посмотри на меня, А-Сянь.
Не в силах противиться, он поднял голову — и увидел горькую улыбку Яньли.
— Сколько бы ты ни совершенствовался. Какой бы путь ни прошёл. Какие бы жертвы ни принёс, А-Сянь, — говорила она тихо, не пытаясь промокнуть бегущие по щекам слёзы. — Ты не всесилен. Не вини себя в случившемся.
Ни одна душа в этом мире не может обвинять Цзян Яньли в лицемерии — она не винила его, она простила! Простила за смерть брата… и зря. Ин снова опустил голову, часто-часто моргая. Он был обязан признаться во всём.
— Пристань Лотоса сожгли… когда Госпожа Юй отказалась выдать меня Вэням. Я… — говорить было трудно, точно под язык насыпали песка, — я нанес им серьёзное оскорбление, поднял бунт на Мусю... и они пришли за мной. Госпожа Юй отказалась выдавать меня, отказалась установить Пост Надзирателей. И наш орден был уничтожен. Это моя вина, шицзе.
Она молчала и, кажется, не дышала вовсе. А потом зашуршали ткани — и Яньли присела перед Вэй Ином, беря его дрожащие ладони в свои.
— Орден Цишань Вэнь не мог мириться с тем, что в мире может быть кто-то равный им. Судьба Юньмэня была предрешена ещё на состязании лучников — а, может, и раньше.
— Но Госпожа Юй…
— Не стала бы мириться с чужаками в своём доме в любом случае, — шицзе покачала головой и снова улыбнулась. — Матушка была хозяйкой Пристани много лет, и любила нас троих больше, чем ты можешь себе представить. Она не променяла бы свою жизнь на свободу Ордена. И ты ничего бы не мог поделать. Ты не всесилен.
Вэй Ин сглотнул подступающий к горлу ком.
— Шицзе добра ко мне. Но… Теперь, когда А-Чэна нет, что нам делать дальше?
Яньли промокнула щёки длинными рукавами и встала, оправляя ткани одеяния. В её глазах появилась твердость, какой Ин в ней никогда не видел. Тонкие губы сжались, мягкие черты лица заострились. Сейчас дева Цзян была дочерью Госпожи Юй больше, чем когда бы то ни было.
— Что нам делать дальше, А-Сянь? Продолжать дело родителей и брата. Мы — последние Цзян из Юньмэна. И, пусть ты не носишь нашу фамилию, я хочу, чтобы остальные хорошо это знали.
***
Мало кто верил, что орден Юньмэн Цзян оправится после череды тяжелых потерь. Никто не осуждал, когда на общем собрании глав орденов Цзян Яньли оставила коалиции четверть своих людей и заявила о намерении удалиться в недавно отбитый у Вэней дом. Все понимали — ордену, потерявшему цвет своих бойцов, дому, возглавляемому ныне даже не заклинательницей, осталось недолго.
Но адепты защищали границы, тренировались и становились сильнее с каждым днём, в восстанавливаемую Пристань Лотоса стекались бегущие от войны люди, а старшая дочь прежних хозяев Юньмэна была далеко не такой невыразительной, как злословили на стороне.
Но проблемы, конечно, были.
— Что толку мне с нищего ордена? — говорил Цзинь Цзысюань, будто тонкая ширма могла не пропустить его слова в залу, где сидели гости. — Что толку мне с девы Цзян, у которой из талантов — бродяг обучать, да пол от крови отмывать?
— Помолвка…
— Разорвана нашими отцами, матушка! Но, если вы считаете, что я обязан презреть их волю — пожалуйста! Не хочу становиться костью в глотке цепного пса, балующегося с тёмным…
— А-Сюань!
Мать и сын вошли в комнату молча, стараясь улыбаться. Да, Юньмэн переживал сейчас не лучшие времена, и, при прочих равных, явивившуюся обсуждать помолвку Яньли едва бы приняли… но о бесчинствах ставшего на Тёмный Путь Вэй Усяня, тенью следующего за своей шицзе, в Башне Кои ходило больше слухов чем о похождениях своего главы.
— А-Ли, — мягко обратилась госпожа Цзинь к гостье, будто та ещё была просто девой Цзян, а не главой Великого Ордена, — мы признательны, что вы проделали такой путь, чтобы почтить нас своим визитом, особенно в такое неспокойное время…
— Но при этом сами ни одно письмо ответом не почтили, — буркнул Вэй Ин, и госпожа Цзинь замерла, поджав губы. — Мы пришли…
— Какая наглость, — не удержался телохранитель у дверей. — В вашем ордене совсем страх потеряли…
Вэй Ин обернулся на него — и все увидели, как его глаза полыхнули красным. Слуги, стоящие у дверей, отступили на полшага, телохранители господ Цзинь схватились за мечи. Повода для паники не было: даже ступивший по Темному пути должен понимать пользу союзов и опасность их разрыва… но вдруг правдивы слухи, и Вэй Усянь правда обезумел? В комнате стало темнее.
Яньли опустила свою руку на руку шиди — и тьма улеглась. Вэй Ин моргнул, окончательно стряхивая черный туман, но враждебно смотреть на господ Цзинь не перестал.
— Прошу прощения за то, что А-Сянь перебил вас, госпожа Цзинь, — мягко заговорила Яньли, вставая. — Однако мы прибыли издалека чтобы получить один ответ, — нахмурилась, выдерживая взгляд жениха. — Вы расторгаете помолвку?
— Да, — воскликнул Цзысюань, не дожидаясь слов матери.
— Сейчас ещё сложно говорить о…
— Да значит да, — Вэй Усянь шагнул вперед, одаривая говорящих тяжелым взглядом. — Орден Юньмэн Цзян не обязан бегать за вами, мы не ниже вас и не потерпим такого отношения… А я лично не потерплю, чтобы о моей шицзе распускали дурные слухи. Один человек когда-то усомнился в моей угрозе, и сейчас он…
— Мы пойдем, — Яньли поклонилась, уводя брата. — Спасибо за потраченное время, госпожа Цзинь, молодой господин Цзинь.
К вечеру они уже пересекали реку и делили скромный ужин на клановой лодке. Слуги притихли, и снова, как в первые месяцы после падения Пристани, не было видно ни одной улыбки.
— Я расстроил шицзе? — заговорил наконец Вэй Ин — впервые с неудавшейся аудиенции.
Яньли сделала маленький глоток чая, отставила чашку и только потом заговорила, сложив руки на коленях:
— Господа Цзинь расстроили меня больше.
На её лицо легла тень. Молодая госпожа Цзян очень устала.
— Ну и поделом им! — взвился Вэй Ин, сжимая кулаки. Собственная беспомощность сердила его как никогда раньше. — Этот напыщенный индюк Цзысюань не стоит и ногтя шицзе!
— Брак с ним был бы хорошим вариантом, — призналась Яньли. — Глупо отрицать, что мне необходимо замужество, необходимо восстановить орден. Молодого господина Цзинь хотела мне в мужья ещё матушка… а она бы не стала отдавать меня недостойному человеку.
— Но она ведь его даже не знала!
— А кого знаю я? — воскликнула шицзе, прикусывая губу. — Кажется, что никого… Это бессмысленно, А-Сянь. В сложившейся ситуации мне остается лишь молиться о хорошем муже, который не причинит вреда ни мне, ни ордену. О любви речи не идет, это несерьезно.
— Я никому не дам обидеть шицзе!
— Спасибо, А-Сянь, — Яньли тепло улыбнулась ему, опуская глаза. — Ты — единственный, на кого я могу сейчас положиться. Спасибо, что остаешься рядом.
Вэй Ин никогда не обдумывал что-то подолгу: лишь стоило мысли появиться в его голове, как она тут же воплощалась в жизнь. Да и что тут обдумывать? Он обязан защитить Яньли от всего зла этого мира. Любой ценой. Любыми путями. Иначе и быть не может!
— Шицзе…
— Да, А-Сянь? — дева насторожилась, улавливая в его голосе серьезность.
— Я люблю и уважаю тебя как старшую сестру. Я обязан защитить тебя. Я буду беречь тебя ценой всего, что у меня есть. И я… я не могу позволить, чтобы кто бы то ни было причинил шицзе вред — тогда я убью этого наглеца, и он будет молить о легкой смерти.
— И что же ты предлагаешь, А-Сянь?
— Если шицзе позволит… если шицзе посчитает нужным иметь самого покорного и яростного к врагам мужа, то… то я сочту за честь защищать и любить шицзе до самого конца.
Яньли пораженно вздохнула, не зная, что и сказать. Вэй Ин понял, о чем она подумала, и уважительно поклонился:
— Пройди наши жизни по другим дорогам, я бы не смел говорить об этом. И, коль шицзе ответит отказом, я ни на мгновение не усомнюсь…
— А-Сянь…
— Я просто хочу, чтобы шицзе была счастлива. Тогда буду счастлив и я.
***
В начале весны в Пристани Лотоса собрались немногочисленные близкие друзья клана Цзян. Не Хуайсан прибыл раньше всех: он очень любил детей, любил пить с Вэй-сюном, и, в конце концов, мог спокойно оставить свой клан хоть на месяц.
— Прекрасная девочка, сестра, — широко улыбался Хуайсан, пока его изучали внимательные серые глаза младенца. — Красотой пойдёт в вас, и не будет в округе девы прекраснее!
— Спасибо, брат Хуайсан, — Яньли улыбнулась, покачивая дремлющую Аи. — Вы проделали долгий путь чтобы попасть к нам в разгар паводков.
— Не стоит благодарности, я всё равно ничем особо не занят… — отмахнулся Хуайсан, разглядывая заросли лотосов с мыслью, что стоит посадить в Цинхэ такие же. Жаль, нигде кроме Пристани этот вид не цветет столь красиво. — Это вас стоит благодарить за время, потраченное на мою болтовню. Я не смею вас больше отвлекать и спрошу только, где братец Вэй.
— Они с А-Фа в южной беседке. Я провожу вас, мы все тут перестроили.
Пристань хорошела с каждым днем, и работы по её восстановлению почти завершились. Хуайсан был тут в прошлый Новый год и сейчас тихо поражался, как быстро шли работы. Сейчас о страшных событиях войны напоминал лишь пышный мемориал в глубине поместья.
— Моя госпожа, — Вэй Ин радостно улыбнулся, подхватывая сына, чуть не свалившегося в пруд.
Пятилетний А-Фа широко улыбнулся и, подбежав к названному дяде, чуть не сбил его с ног, торопливо поклонился. Хуайсан хихинул: понятно, в кого пошел молодой господин!
Яньли улыбнулась, передавая Вэй Ину Аи. Он безумно любил детей, дети отвечали ему взаимностью, и не было ещё момента, когда малышка плакала, переходя из материнских рук в отцовские. Глядя на то, как Ин покачивает дочь, Яньли в очередной раз поняла, что шесть лет назад они все сделали правильно. Пусть между ними не было бурной страсти, но за спиной супруга госпожа Цзян чувствовала себя в полной безопасности. А-Сянь же… кажется, он любил её всегда, но чувство это было слишком велико, чтобы загонять его в рамки замужества.
— Дядюшка Хуайсан! — болтал А-Фа, показывая тому свой детский лук. — Папа учит меня охотиться на фазанов!
— Много поймал? — мальчик тяжело вздохнул, разведя руками. — Всему своё время. Ты вырос с тех пор, как я видел тебя в последний раз — значит, к следующей нашей встрече точно кучу фазанов наловишь!
— Ты гостишь у нас каждые полгода, братец! — беззлобно рассмеялся Ин.
— Ну, не все главы такие занятые, как вы…
— Точнее не все главы так свободны, как ты…
Взрослые рассмеялись, а А-Фа улизнул из беседки: его ждали друзья. Аи задремала, не зная, что ей сегодня, между прочим, целый месяц исполняется!
— А что поделать? — продолжил Хуайсан, улыбаясь. — Жизнь такая, и её нужно проживать с удовольствием!
— И то верно, — Яньли кивнула, и на мгновение на её светлое лицо набежала тень. — После войны мир кажется ещё краше, чем был… и я надеюсь, наши дети никогда не увидят этой разницы.
— Никогда, — подтвердил Вэй Ин, прямо глядя супруге в глаза. — Пока я жив, Пристань Лотоса не увидит войны. Клянусь.
— Я тебе верю, А-Сянь, — улыбнулась Яньли — и выглянувшее из-за туч солнце осветило Пристань Лотоса.