Точка невозврата

У Учиха Ронин небольшая семья: у неё отец да мать, но есть множество двоюродных и троюродных братьев и сестёр, дядей и тёть. Ей не из-за чего беспокоиться и некогда страдать от недостатка ласки: как бы ни были на вид холодны люди её клана, на деле у них у всех огромное тёплое сердце.

В три года очень сложно беспокоиться о чем-нибудь значительном, но волнение, повисшее надо всеми, может увидеть даже она своими трёхгодовалыми детскими тёмными глазами и неработающей по малолетству интуицией. Ей странно, потому что надо радоваться, ведь у Фугаку-сана и Микото-сан родился сын, которого они по-женски назвали Итачи, и ей хочется потом с ним подружиться, потому что её по-мужски зовут Ронин. Мать — Усаги-ока-сан — смеётся и говорит, что Итачи ещё слишком мал, но, конечно, она попросит сестру пораньше пустить Ронин к Итачи.

Ронин по-детски счастлива такому развитию событий.

Она навещает Итачи сразу же, как только можно, и тётя с добрыми глазами, удивительно формой напоминающими мамины, гладит её по голове и даёт прикоснуться к коже малыша. Ронин кажется, что она сейчас запищит от умиления. Все остальные ближайшие родственники были или её одногодками, или старше, так что младенца она видела в первый раз.

Воспоминания останутся в мозгу на всю жизнь: это нежное ощущение детской кожи на таких же детских пальцах.

С каждой неделей неуловимое напряжение растёт, а папа — Рока-ото-сан — хмурится всё сильнее. Ронин улыбается застенчиво и показывает ему свои неловкие, неказистые рисунки, и он едва заметно улыбается, обнимая её и хваля; складка между бровями так и не уходит.

В конце концов разражается гром, и квартал клана стремительно пустеет. Когда, собравшись с утра, уходит и отец, Ронин не знает, что и думать, Ронин старается не плакать, но виснет на матери и тихонько шмыгает, надеясь, что её слёзы не услышат.

— Это война, Рони, и для победы нужны люди, — мягко объясняет Усаги-ока-сан. У неё теперь кунай под подушкой и руки чуть-чуть шершавые, потому что она тренируется по нескольку часов в день. Ронин сидит рядом на полигоне и смотрит на отточенные движения матери, на засевшие в деревьях метательные звёздочки, на яркие техники Катона.

Ронин смотрит, как ока-сан складывает печати, и пытается сложить их сама, но пальцы не гнутся, а если гнутся, то не так. Собственное неумение ранит до слёз.

— У тебя получится, но позже, — мягко говорит мама и даёт ей какую-нибудь сладость. Ронин, как и все дети, просто обожает сладкое, и поэтому на некоторое время отвлекается от проблемы. Но только на некоторое время.

В конце концов, Усаги-ока-сан показывает ей, как складывается каждая печать. Ронин сгибает пальцы: сначала осторожно, потом всё грубее и быстрее, потом успокаивается и всё начинается сначала. Ронин забывает и опять вспоминает, как правильно складываются печати, потому что детская память — что решето.

Впрочем, конечная цель достигнута, а дорога к ней не так уж и важна: пальцы гибкие и цепкие, развиты подчас даже лучше чем у пятилеток её клана. Но, понятное дело, Ронин не хвастается, а оставляет свои успехи при себе, только маме показывает. Ей не нужно признание чужих — ей вполне достаточно признания Усаги-ока-сан и Рока-ото-сан, но папа на войне, а мама тут, рядом.

Итачи уже полгода, и он смешно морщит носик. Ронин наконец-то уговаривает ока-сан сводить её за пределы клана, и ока-сан соглашается, пусть и выглядит очень недовольной. Они вместе выбирают самое красивое платье Ронин и идут на рынок — самые вкусные сладости можно купить только там, а ещё Ронин хочется посмотреть на не-Учиха. Конечно, она уже видела их, но чаще всего издалека: кланы очень яростно охраняют своих чад.

По пути, уже за пределами квартала клана, Ронин видит прыгающих по крышам детей. Им лет по двенадцать, у них тяжелые движения и тёмная одежда. Девочка следит за ними внимательно, но они убегают слишком быстро, чтобы можно было что-то разглядеть.

— Ока-сан, ока-сан, — дёргает мать за рукав она, заглядывая в глаза. Мама улыбается мягко, — а кто это был? Это шиноби?

Улыбка мамы блекнет, но глаза всё ещё тёплые, нежные.

— Да, Рони, это шиноби, — негромко отвечает она.

— А я думала, что они взрослые, как папа, — задумчиво говорит Ронин. — Я думала, что на войне только взрослые.

— Все шиноби взрослые, милая, даже если они маленькие, — вздыхает мама и крепче сжимает её руку. Ронин доверчиво жмётся к маминой ноге, да и не мудрено: на улице шумно, людно, и все люди для неё — незнакомые великаны. Но Ронин не жалеет, что вышла за пределы квартала.

Маленькому Итачи восемь месяцев, Ронин три с половиной, один из её двоюродных братьев пошел в Академию. Ронин рада за него, Ронин просит сводить её туда, и Шиничи-кун, встретившись с ока-сан взглядом, с улыбкой соглашается.

— Только, — говорит он лукаво, — нужно рано вставать. Ронин-чан справится?

— Конечно! — задирает нос Ронин. Она еле встаёт к обеду, потому что жуткая соня, и мама всегда смеётся, увидев её заспанное личико. Ронин не обижается, она любит мамин смех.

Ради того, чтобы пойти с Шиничи-нии-саном в Академию, она, старательно сопя, сама заводит будильник и ложится спать пораньше. Будильник будит её, но не до конца; ещё полусонная, она встаёт и умывается, плескает в лицо холодной водой и просыпается окончательно.

Усаги-ока-сан недоверчиво качает головой, когда она спускается есть. Почему-то кажется, что она немного недовольна, но приходит Шиничи-нии-сан, и Ронин сразу же забывает о странном выражении лица матери. Её гонит вперёд щемящее любопытство.

Она ещё никогда не ходила по улицам Конохи в столь раннее время. Ей чуть-чуть прохладно, она удивляется малому количеству людей, но ладонь братика тёплая и уверенная, и ей ничуть не страшно без матери. Шиничи-кун ведь знает дорогу — он уже неделю ходит в Академию.

— Я же останусь с тобой на занятиях? — стесняясь, спрашивает она, когда здание Академии выныривает из-за угла.

— Только на одно, самое первое, — качает головой Шиничи-кун. — Потом я отведу тебя обратно.

В Академии все смотрят на неё, учителя — с недоумением, девочки — с умилением, а парни — с интересом, но большинству из них она всё-таки безразлична. Девочки всё время до урока переговариваются рядом с ней и Шиничи-нии-саном, одна даже дарит ей зелёную ленточку — под цвет футболки.

Ронин чуть-чуть улыбается, смущается так, что щёки приобретают розоватый оттенок, и пытается вплести ленточку в коротенькие волосы. Девочки издают умилительный звук и всё делают сами, говоря, что Ронин очень миленькая и что имя ей не подходит. Ронин не согласна, но молчит, потому что ей не хочется обижать новых знакомых.

Урок очень интересный: учитель, спросив что-то у Шиничи-куна перед началом, более не обращает на Ронин внимания и рассказывает о том, что такое чакра и как она появилась. Ронин очень нравится история про Кагую, хотя ей самой не понятно, почему. После конца лекции Шиничи-кун отводит её домой, а потом бежит обратно в Академию, и Ронин, захлёбываясь от восторга, рассказывает ока-сан, как всё прошло. Ока-сан кивает и говорит, что из неё выйдет отличная куноичи, но глаза у мамы грустные.

Когда Итачи исполняется девять месяцев, мама плачет. Ронин не знает, почему, только обнимает её и чувствует, как заражается слезами, словно зевотой. Мама плачет, Ронин плачет, и через какое-то время Микото-сан приходит к ним домой, чтобы поговорить с мамой. Микото-сан добрая и очень-очень грустная, она пришла без Итачи и отправила Ронин спать. Ронин не против, ей не хочется видеть плачущую маму.

На следующий день она узнает, что Рока-ото-сан никогда не вернётся с войны, и не сможет сказать ни слова. Она сможет только плакать и шмыгать носом, потому что папа всегда очень любил её рисунки и находил такие комплименты, которые не получалось найти у мамы.

Папа похоронен где-то далеко, где-то на войне, но на кладбище всё равно есть его могила. Ронин, вся в черном, кладёт на сухую землю цветы и уже не плачет. Она поняла, что папа не вернётся и комплиментов больше не будет.

Она прекращает рисовать и убирает все свои рисунки в самый низ самого дальнего ящика.

***

Ронин уже несколько месяцев ходит в Академию: она пошла туда осенью, когда ей было ещё шесть, а не весной, как говорила сделать мама. Ронин впервые в жизни не послушала маму и спорила с ней так яростно. Та, увидев её горящий взгляд, отступила. Это была первая победа Ронин, которой она была нисколько не рада.

Кажется, мама боялась, что она окончит Академию раньше времени и тоже попадёт на войну. Ронин хотела бы её успокоить, но не знала, как: маму, как только Ронин исполнилось пять лет, начали отправлять на миссии, а как только ей исполнится семь — отправят на фронт. Наверное, именно поэтому Усаги-ока-сан в рекордные сроки учит Ронин убираться, готовить и не стесняться говорить с людьми, когда нужна помощь. Последнее сложнее всего, но ока-сан говорит, что шиноби должны быть сильными.

Ронин хочет быть шиноби и хочет быть сильной, чтобы защищать маму. Раньше она бы сказала, что хочет защищать ещё и Итачи, но Итачи вырос и стал странным. Ему почти четыре, и он слишком умный, слишком много думает. Ронин это пугает и обижает.

Она боится, потому что Итачи должен веселиться, как любой ребёнок, но он этого не делает; она обижается, потому что тоже хочет  быть такой, как он. Ей тоже хочется поглощать знания с огромной скоростью и смотреть так, будто не в глаза, а в душу. Но так умеет только Итачи.

Ронин почти семь, она уже два года, как тренируется в клане, но в основном это физические нагрузки, так что на уроках ей интересно, а практических занятий у первых двух курсов нет, только растяжка и общефизическая подготовка. Тоже самое, что и в клане; также, как и в клане, только учителя другие.

Старенький, но очень сильный учитель Фудо-сенсей, который помогает тренироваться Ронин и другим детям Учиха, очень хвалит её разработанные пальцы. Ей же хочется, чтобы он хвалил её не за пальцы, а за ум и находчивость, как все хвалят Итачи.

Она видит, что такими же глазами, как и она, на Итачи смотрят многие дети; слышит шепотки. Кто-то говорит, что Итачи — гений, и что это не удивительно, ведь он будущий глава клана. Кто-то говорит, что Итачи — зазнайка и что на самом деле он самый обычный, может, даже хуже, и хвалят его только по той причине, что он сын Фугаку.

Ронин — девочка, но у неё мужское имя и хорошо поставлен удар правой. Тех детей и подростков, кто говорит про её двоюродного брата гадости, она просто бьёт, даже если в конце оказывается в проигрышном положении. Взрослые почему-то смотрят на это сквозь пальцы. Даже мама, хотя ей приходится мазать синяки Ронин холодной мазью; в такие моменты губы у неё сжимаются в полоску, и глаза, кажется, становятся чуть-чуть красными.

Шепотки ползут уже про неё, но Ронин всё равно, Ронин счастлива. Она перестаёт завидовать Итачи, потому что не хочет быть такой же, как те гадкие дети, что говорят неправду в лицо, и правду — за глаза. Итачи перестаёт смотреть на неё, как на всех остальных, и знакомит со своим другом Шисуи. Ронин, конечно же, знает про Шисуи, Шисуи — тот, кого всегда ставят в пример даже тем, кто старше. Она всегда хотела подойти, но стеснялась, а Итачи предоставил ей эту возможность.

В благодарность она показывает Итачи печати техники стихии Огня, которую ей показала мама. Правда, мама попросила никому об этом не говорить, но Ронин и не сказала, она показала. Итачи её благодарит, Шисуи смотрит очень тепло и немного смешливо; Ронин смущается и закрывается от их взглядов волосами, которые достают до лопаток.

Ронин уже семь, она умеет чувствовать чакру, но, как бы ни складывала печати техники Катона, у неё ничего не получается, она кашляет и давится чакрой, Итачи успокаивающе гладит по спине и играючи выдувает огненные шары один за другим. Ронин смотрит завороженно. Она не завидует, — она отучила себя завидовать, — но восхищается. Когда же, видя её взгляд, Шисуи выдыхает множество маленьких огненных шаров, она заливисто смеётся и благодарит обоих; позже к ней присоединяется милая, мягкая девочка Изуми.

Изуми смотрит на Итачи так, как не смотрит никто, она одного с ним возраста и не умеет совершенно ничего, даже меньше, чем умела Ронин в её возрасте; она мягкая и неконфликтная, сильная где-то внутри. Ронин восхищается ей не меньше, чем Итачи и Шисуи, а милая маленькая Изуми, кажется, даже не понимает, в чем её сила.

Ронин уже семь, она до сих пор не может применить катоннидзюцу, а перед ней, за ней, рядом с ней — мёртвые люди. Она чувствует, как тянет её за плечи мама, но не может оторвать взгляда от пустых глаз Шиничи-нии-сана. Шиничи-куну одиннадцать, он выпустился из Академии на год раньше из-за того, что идёт война, и детей учат по ускоренной программе. Ронин никогда не думала, что из-за этого можно погибнуть.

Она видит, что недалеко стоит Итачи и смотрит на трупы, и в глазах у неё щиплет, и шиноби рядом передвигаются очень экономно и без лишних действий, и Итачи явно очень плохо: у него пустой взгляд и грустное выражение лица. Слёз нет, но есть боль, и больно в сердце и в горле, Ронин тяжело вдыхает и выдыхает воздух, вырывается из навязчивых объятий матери, уходит от её успокаивающего шёпота и идёт к Итачи. Рядом с ним никого нет, а ей хочется, чтобы был кто-то.

— Они все умерли, — говорит ей Итачи, и Ронин кивает, потому что да, они умерли.

Глаза у Итачи сухие, а вот Ронин внезапно наоборот бросается в слёзы, и глаза щиплет ещё сильнее, чем раньше. Итачи стоит всё так же неподвижно. Она, давясь слезами, берёт его за плечи — как недавно её брала мама — и ведёт к Усаги-ока-сан. Та, видя, зачем она уходила, даже перестаёт злиться.

А может, она перестаёт злиться, потому что у Ронин глаза красные-красные, и в каждом вместо зрачка одна маленькая запятая. Итачи смотрит в её глаза своими чёрными и молчит, ока-сан говорит успокоиться, перестать плакать, перестать подавать чакру в глаза. Ронин смаргивает слёзы и думает, что она ничего не заметила, а потом слушается совета мамы и глаза перестаёт жечь.

Мама целует её волосы на макушке, сжимает в объятиях, гладит Итачи, как кота, только ещё нежнее и с большей любовью, и Итачи едва заметно жмурится. Им, детям, обоим плохо, но взрослые поторапливают, взрослые говорят уходить, и мама Ронин толкает их обоих в нужную сторону.

Ронин думает, что Фугаку-сан с Микото-сан очень не вовремя ушли к кому-то в гости. Кажется, к Хьюга-сану, хотя она не была уверена, но что-то такое в клане говорили, что-то говорили про соглашение и выгоду.

— Из-за этого нужно прекратить войны, — внезапно говорит Итачи Ронин и Усаги-ока-сан, пока они уходят от небольшой площади квартала Учиха, квартала Учиха, что находился на краю деревни и чья территория стала полем боя для пробравшегося максимально близко противника. — Люди не должны умирать.

— Все мы так думаем, — негромко откликается Усаги-ока-сан, и голос у неё пропитан такой горечью, что Ронин опять плачет, а Итачи опускает голову. Он так и идёт с опущенной головой, пока не приходит домой к Ронин, где пьёт чай и молчит.

Такого, молчащего и подавленного, его и забирает с собой Микото-сан. Она смотрит на единственного пока сына с такой горечью, что Ронин хочется самолично её утешить, но слов нет, и она молчит, только думает, есть ли у неё подходящие чёрные вещи для похорон.

Вещи есть, цветы можно купить, а вот время не выкупить, и Ронин вместе с ещё несколькими людьми долго-долго стоит у могилы Шиничи-нии-сана. Ей хочется верить, что всё это страшный сон, но у неё не получается, и сердце отзывается ужасной болью. Она стоит у могилы до тех пор, пока за ней не приходит мама, и без сопротивления идёт домой. Ронин стояла бы там ещё, но приходит внезапное понимание: мама — самое дорогое, и лучше не спорить. Маме в сто раз тяжелее.

На следующей встрече с Итачи, Шисуи и Изуми она сидит нахохлившаяся и грустная, а Шисуи мечется от неё к такому же мрачному Итачи, Изуми сидит на коленках рядом с Ронин и осторожно гладит её по волосам. На месте трагедии из них четверых были только Итачи с Ронин, и Ронин этому жутко рада. Она думает, что не вынесла, если Шисуи потерял бы свою жизнерадостность или Изуми — доброту. Так что она встряхивается и пытается быть весёлой.

Под конец дня она привычно складывает печати, набирает в рот побольше воздуха и выдыхает его с огромной силой.

— Катон: Гокакью но Дзюцу!

Жар опаляет волосы, задевает землю под ногами, огненный шар гудит и, пролетев несколько метров, врезается в скалу-камень, стекает огненными лепестками на траву и потухает. Изуми смотрит восхищённо, а Итачи с Шисуи — с сочувствием, потому что... Ронин не знает, почему, но полагает, что их сила не доставляет им удовольствия. Её сила — её шаринган, её первое получившееся дзюцу — тоже не приносит ей никакого удовлетворения.

Но она хочет быть сильной не для себя, а для других, так что это не важно. Маленькая Изуми просит научить этому дзюцу и её, но они втроём осторожно её отговаривают, встревоженно переглядываясь. Больше при Изуми техник не применяется, чтобы не раздражать её тем, что никто давать не хочет. Изуми им всем кажется слишком маленькой для такого.

— Ради таких людей, — тихо говорит Итачи Шисуи, но Ронин слышит и притворяется, что не слышит, потому что ей интересно, хоть и стыдно, — и нужен мир без войн. Чтобы они не превращались в таких, как Ронин-чан.

Ронин могла бы возмутиться по многим причинам: потому что её обсуждают за её спиной; потому что о ней отозвались, как ей показалось, в не очень положительном ключе; потому что она на три года старше, и Итачи не должен прибавлять к её имени «чан».

Но она решает промолчать и подумать об этом позже.

***

Идёт третий год учебы в Академии, и Ронин вроде как рада, Ронин вроде как гордится за себя и свои успехи: она одна из лучших учениц как в теории, так и на практике, и не собирается опускать планку. Учителя ею гордятся, Усаги-ока-сан ею гордится, Шисуи с Итачи, которых все называют гениями — тоже. Она бы, наверное, хотела быть как они, ведь их успехи во много раз превосходят её собственные, но Ронин молчит и улыбается.

Она отучила себя завидовать, но не может отучить грустить, так что чужие успехи на фоне таких жалких собственных вызывают светлую грусть и желание сделать лучше. Она и пытается, но каждый раз терпит провал, который на самом деле победа — но не на фоне Итачи с Шисуи, которые могут намного больше.

Она метает кунаи с помощью своего шарингана с одним томоэ — у Итачи с Шисуи получается лучше, потому что им почти семь лет, и у обоих запятых в красной радужке уже больше, чем у неё. Она сама в семь только пробудила шаринган.

Интересно, думает Ронин, а не пробудил ли Итачи свои глаза тогда же, когда и она? Ведь Итачи мог и не сказать никому, мог скрыть своё додзюцу от других. Зачем — Ронин не знает, но цели Итачи очень часто для неё остаются загадкой, пока он сам не пояснит. Шисуи в этом плане понятнее.

Но Коноха в руинах — и это всё, что сейчас приходит на ум Ронин, потому что над Конохой нависает огромный Лис с девятью хвостами, и она ничего не понимает. Ей слышно, как кричат люди, ей слышно, как рушатся здания, ей видно, как поворачивает свою морду Лис и в его глазах светится шаринган. Она всё ещё мала ростом, умом и званием, так как до сих пор так и не закончила Академию, но даже она понимает, что что-то не так.

Шаринган не может гореть в глазах того, кто — или что — разрушает деревню. Это какая-то ошибка. Она высовывается из окна ещё сильнее, смотрит, как бегут шиноби её клана к границам квартала и не знает, зачем они это делают. Защищать? Или смотреть в глаза огромному рыжему девятихвостому Лису?

Она не понимает, а потому идёт к Итачи. Итачи шесть лет, он любит своего младшего брата так, что тот проводит у него на руках едва ли не больше времени, чем на руках матери, а ещё Итачи уже в одном классе с Ронин, хотя пошел в Академию только весной. Он перепрыгивает через классы с такой скоростью, что всем приходится или разводить руками, или завидовать.

Ронин не делает ни того, ни другого: она хвалит Итачи и говорит, что тот — особенный. Итачи смотрит на брата на своих руках, смотрит на Шисуи, смотрит на Изуми, смотрит на Ронин — и пожимает плечами. Ронин просто рада, что у неё есть такой брат, который, являясь младшим, всё равно умудряется быть старшим.

Мамы нет дома, мама сейчас на миссии, так что беспокоиться за Ронин некому, Ронин присаживается на крыльцо рядом с Итачи и смотрит на Саске; тот спокоен. Итачи смотрит вдаль и почему-то губы его едва заметно сжаты, что значит, что он зол. Ещё у него должны быть напряжены руки, но на руках Саске, так что руки расслаблены и мягки.

— Что-то случилось? — заботливо спрашивает Ронин; ей нравится хотя бы иногда напоминать Итачи или Шисуи, что старшая здесь именно она. Ей бы нравилось это больше, не заметь она где-то с год назад, как они переглядываются.

Теперь она напоминает это не для того, чтобы потешить своё самолюбие, а для того, чтобы дать двоим гениям отдохнуть. Она думает, что им очень сложно, и её сердце наполняется сочувствием; она думает, что они очень сильны, и её сердце наполняется гордостью. Сейчас её сердце наполнено печалью и страхом, а глаза — вопросом.

Глаза Итачи пусты, как две бездны.

— Они оставили меня с ним, — негромко, как и всегда при Саске, говорит он. Но какой в этом толк, если вокруг творится настоящий ад? — Они просто ушли. А Саске не плачет. Маленькие дети должны плакать, когда они не на руках матери или отца.

Ронин пронзает догадкой, и она стыдливо прячет взгляд. Ей уже хочется отмотать время назад и не спрашивать. Ей не хочется лезть в чужую семью, ей не хочется знать этого, смотреть потом на Микото-сан и думать, что она не такая уж хорошая мать, как кажется всем. Ей не хочется смотреть на Фугаку-сана и думать, что он действительно так холоден, как и показывает.

Девять — это не три, и Ронин понимает, что не все из её клана скрывают под маской льда огонь; некоторые скрывают под ней ещё более толстый лёд. Ей не хочется, не хочется, не хочется думать, что Фугаку-сан такой. Но она думает.

Кажется, Итачи понимает её метания, но ничего не говорит. Ронин решает, что он даже рад: он разделил своё бремя не только с Шисуи, который наверняка всё знал с самого начала, но и с ней. И Ронин решает, что она примет это с честью. У Итачи нет больше людей, которым он мог бы сказать такое. У него есть Изуми, но она — тот человек, которому нужно говорить только тёплые, светлые и радостные вещи.

Если мне можно говорить и такое, думает Ронин, то какая я: лучше или хуже Изуми? А потом приходит к выводу, что она просто другая. Ведь их нельзя перепутать, хотя они, как члены одного клана, и похожи чуть-чуть внешне. У Изуми совершенно другие черты лица, потому что они с Ронин настолько дальние родственники, что и не вспомнить, какие. У Изуми доброе сердце и мягкая рука, у Ронин же рука твёрдая и сердце преисполнено самыми разными эмоциями: она слишком сильно зависит от окружения, и иногда ей кажется, что если рядом стоящий человек будет кого-то ненавидеть — она возненавидит тоже.

Их невозможно перепутать, хотя они одинаково смотрят на собственные ноги, когда их охватывает смущение.

На беснующегося Лиса нападает огромная жаба, беснующегося Лиса сковывают цепи, беснующийся Лис исчезает. Ронин не понимает, как такое возможно, но учителя в Академии говорили, что ничему нельзя удивляться — это всегда или гендзюцу, или реальность, а чтобы проверить, нужно сложить печать и сказать «Кай». Она так не делает, так как абсолютно уверена, что накладывать гендзюцу было некому.

— Почему в его глазах был шаринган? — наконец спрашивает она, чтобы разбить повисшее молчание. Оно не неуютное и не наоборот — оно просто есть. Ронин думает, что это всё из-за предыдущих слов Итачи, но не винит его. Всем им надо высказаться, а она на то и старшая, чтобы слушать.

— Я не знаю, — качает головой Итачи и неожиданно продолжает: — Хочешь его подержать?

Ронин завороженно кивает, и через десяток секунд Саске уже сопит на её руках. Он немного легче, чем она себе представляла, и немного страшненький; впрочем, это не мешает девочке еле дышать. Она представляет, что сначала Итачи был также скован, а потом научился, привык, и постепенно расслабляется сама, изворачивает руку, дотрагивается до щеки Саске.

Взгляд Итачи непонятный.

— Зачем ты это сделала?

— Не знаю. Я так же делала и тебе, — теряется Ронин, пряча глаза в складках одеяла Саске. Итачи молчит, но, как Ронин кажется, взгляд у него теперь не непонятный, а вполне себе миролюбивый. Возможно, он даже немного смущен из-за своей резкости.

Через пару минут Ронин отдаёт ему Саске.

Они сидят на крыльце дома Итачи ещё несколько часов — пока не возвращается Микото-сан и не гонит обоих спать. У неё усталые движения и такие синяки под глазами, что Ронин становится стыдно; скорее всего Итачи злился не на плохих родителей, а на обстоятельства, которые сделали их таковыми. Ронин извлекает из этой беседы хороший урок: никогда нельзя судить поспешно. У всего есть второе, третье и пятое толкование, которое придёт, как только ты узнаешь больше информации.

Ещё один урок она подчерпывает из ситуации с Лисом в целом: чем ты сильнее, тем лучше. Деревня была в руинах, многие шиноби погибли, как и Четвёртый Хокаге с женой, а всё из-за того, что достаточно сильны оказались только они. Ронин решает, что сильными должны быть не только те, кому это предначертано, — как Итачи или Шисуи, — но и другие, чтобы защитить их в нужный момент.

***

Война закончилась много лет назад, а последствия её всё ещё видны: шиноби воевавших деревень нет-нет, да идут на конфликт. Ронин не знает, зачем и почему; до Ронин, которая закончила Академию год назад, доходит, что война идёт всегда, просто когда о ней говорят вслух — она открытая и масштабная.

Шиноби страны Песка вёрткие и быстрые, они орудуют огромными веерами и марионетками, и если веера, нанося огромный урон, легко ломаются и сгорают под техниками Катона, то марионетки прочные и управляются засевшим где-то в листве марионеточником.

На её команду нападает небольшой отряд из трёх человек: парень с веером, марионеточник и девушка с техниками Футона и гендзюцу, которыми та, увидев шаринган, перестала пользоваться. У Ронин команда, куда входит учитель со стихиями Воды и Молнии, парень-Инузука и ещё один Учиха по имени Никко. Он нравится Ронин — он забавный, смешливый и немного похож на Шисуи.

Веер одного противника сожжен, а он сам ранен; Ронин было бы его жалко, если бы не хотелось жить. Учитель гоняется за марионеточником, взяв на себя двух его кукол, Инузука увлеченно гоняет со своим нинкеном потерявшего оружие противника. Ронин и Никко пытаются победить девушку с Футоном — но пока безуспешно.

Девушка достаёт из подсумка оружие, кидает его в сторону своих противников и складывает печати. У Ронин активирован шаринган с двумя томоэ — а у Никко шарингана нет, и он не успевает понять, что сейчас должно произойти.

— Футон: Реппушо! — выкрикивает срывающимся голосом девушка, и кунаи с сюрикенами двигаются в разы быстрее. Ронин успевает увернуться, хоть её и отбрасывает порывом ветра. Никко — нет, и глаза Ронин застилает ярость, и она выбрасывает из головы все мысли, и она перестаёт жалеть незнакомую девочку из Суны.

Ей нравится Никко, но у неё не находится повода, чтобы укрепить дружбу, и будет очень грустно, если всё закончится так глупо.

Пальцы — гибкие, быстрые пальцы, которые так хвалили все её учителя — складывают вязь знакомых печатей. Она Учиха — у неё Катон в крови, и это почти что не шутка, ведь все шиноби её клана обладают склонностью к этому элементу.

— Катон: Гокакью но Дзюцу! — выкрикивает она, выплёвывая изо рта огненные шары. Руки тянутся к подсумку, и вот уже внутри огненных шаров летит по сюрикену. Девочка из Суны не успевает увернуться, марионетки замирают и опадают — учитель победил, нинкен Инузуки уже неловко топчется у тела Никко.

Ронин прыгает к своему приятелю, нежно, но настойчиво отталкивает морду нинкена от некрасивых ран на теле Никко и достаёт бинты. Она девочка, и почему-то именно на её плечи ложится обязанность перевязывать раны. Она не понимает, почему.

Учитель приземляется рядом — она чувствует, как дрожит земля — и подходит ближе. Ронин скармливает Никко самые разные пилюли под его тихий смех. Ей хочется сказать, что смеяться сейчас вредно, но это не так, ведь раны его на ногах и у предплечья, и смех в целом никак не навредит.

— В такие моменты хочется согласиться с Цунаде-сан и отправить одного из команды в госпиталь, — бормочет сенсей и в упор смотрит на Ронин; его взгляд прожигает её тёмный затылок, хотя длинные волосы, доходящие до ягодиц, убраны в аккуратный пучок и, кажется, должны защищать.

— Я не могу научиться ирьёниндзюцу, — тихо отвечает она, отказываясь. Она отказывалась и раньше, но теперь, чувствует, сенсей потребует назвать причину. У него нет клана и, кажется, к двоим Учиха он относится с изрядной долей скептицизма и почти недоверия.

— Твой напарник может погибнуть! — шипит он не хуже змеи.

— У меня просто не получится, — раздраженно отвечает Ронин. Её руки аккуратно бинтуют колено Никко, а сам Никко смотрит на сенсея с укоризной, но ничего не говорит. — Учиха не могут быть ирьёнинами. На нас лежит Проклятье Ненависти.

— Я слышал про ирьёнинов вашего клана, — не соглашается сенсей.

— На них нет Проклятья, — отвечает за Ронин Никко. — На мне тоже нет. Если хотите, то я могу пойти учиться. В клане будут рады.

Сенсей молчит, но видно, что он удовлетворён таким исходом. Ронин недовольна, потому что обучаться ирьёниндзюцу — это добровольный выбор. Она смутно представляет, что такое Проклятье Ненависти, и в клане о нём говорят только шепотом, но на каждое поколение находится несколько человек, которые оказываются ему не подвержены. Ронин обещает себе позже разобраться в этом получше.

Она добинтовывает Никко, и тот говорит, что может идти сам, только не очень долго. Сенсей кивает: они в трёх днях пути от деревни, и только ками-сама знают, как шиноби Песка удалось пробраться сюда. Ронин думает, что сенсей будет недоволен, ведь об этом инциденте придётся упомянуть в отчете, и наверняка будут дополнительные вопросы, а потом разбирательства... Ронин даже сочувствует ему. Он ей не нравится, — что внешне, что по характеру, — но она его уважает.

Уважение, считает Ронин, — главное. Не столь важно, любите вы своего сенсея или нет, если вы его не уважаете — он уже не сенсей.

Никко двигается тяжело и сжимает губы до побеления, но молчит. Ронин видит всё это — она наблюдательна, она много общалась с Итачи, да и сейчас с ним общается, но уже меньше. Она умеет распознавать едва заметные знаки, и очень хочет что-нибудь сделать... но не может. Никко гордый, Никко не примет помощи, и от этого хочется ударить его по голове.

Они возвращаются в Коноху не через три дня, а через четыре, потому что бежали не очень быстро. Сенсей отпускает их и говорит расходиться по домам, говорит, что следующая тренировка будет через три дня на их полигоне после полудня, и Ронин кивает, Ронин больше не слушает возражений Никко и почти тащит его на себе. Когда же он пытается вырваться — она мстительно давит ему на то место на руке, куда попало оружие девочки из Суны; Никко шипит и больше не предпринимает таких попыток.

Она тащит его не в квартал клана, а в госпиталь, где Никко за пару часов ставят на ноги. Всё это время Ронин стоит у стены и бездумно смотрит в окно. Она активирует шаринган — и в своём нечетком отражении без удивления замечает, что запятых стало три. Она думает, что Изуми порадуется за неё, а Шисуи с Итачи — не особо. Они двое почему-то считают, что ей не стоило бы так быстро прогрессировать. Ронин отчасти понимает, почему, но не хочет принимать. Окончательно шаринган у неё должен был бы пробудиться на три года позже — в среднем — и она гордится от того, что это произошло сейчас, но гордится вяло и скорее по привычке.

Ронин как никогда понимает желание Итачи прекратить войны. И понимает, что оно неосуществимо — война в мире шиноби идёт всегда.

Когда Никко отпускают, они вместе идут в клановый квартал, и некоторые люди оборачиваются на них, видя символ Учиха на спине их одежды. Никко одет во всё черное, Ронин же — в серое, и они рядом представляют из себя, должно быть, печально зрелище.

— А я наконец-то пробудил шаринган, — с удовольствием потянувшись, говорит Никко. — Не чета твоему, конечно.

— Как же Проклятье Ненависти? — говорит Ронин, вспоминая разговор четырёхдневной давности.

— Шаринган от него не зависит. Зависит то, каким образом он был пробужден, — говорит Никко, и Ронин понимает, что более не вытащит из него ни слова на эту тему. Но она не в обиде, она уже привыкла к Итачи и его манере общаться недомолвками, которые позволяли подумать самой.

Ей даже нравилось это, в какой-то мере. Не сами недомолвки, а следующий за ними мозговой штурм в попытке понять до конца. Итачи это видел, она не сомневалась, он же гений — и поэтому поступал именно так. Или просто привык говорить подобным образом, потому что с маленьким Саске общался также, а тому явно не нравилось такое поведение брата.

У Ронин уже огромное количество мыслей, которые она откладывала на «потом». Она думает, что, наверное, надо бы предположить, что это «потом» уже наступило, и начать их обдумывать, начать копать. За такими размышлениями она почти пропускает вопрос о том, прогуляется ли она с Никко завтра, но отвечает положительно.

Никко ей нравится и, возможно, не только как друг, так что почему бы и нет? Она вольна сама выбирать себе спутника жизни — в отличие от того же Итачи — и, наверное, этому рада.

***

Жилет чунина уже год сидит как влитой, и Ронин то ли смешно, то ли грустно, потому что чунин в пятнадцать лет — результат настолько средний, что почти больно. Она отказывается от своей немного легкомысленной одежды в пользу стандартной, и Шисуи с осуждением качает головой. Ронин думает, что не ему, тренировавшемуся с Итачи тайком и показавшему ему Каге Буншин, её судить. Она тоже узнала Каге Буншин — но позже. А ведь как эта техника могла бы ей помочь в некоторых ситуациях!..

Их небольшая компания из четырёх человек давно распалась. Итачи и Шисуи — элитные шиноби деревни, и никто не смотрит на их возраст, Ронин — одна из многих куноичи клана Учиха, а Изуми... Изуми — милый маленький цветок, который Итачи пытался затоптать своими прямоленейными просьбами.

— Не будь шиноби, — говорил он.

— Это не твоё, — повторял он.

— Ты рождена для другого, — внушал он.

Ронин уже надумывает было вмешаться, поняв, что это не прекратится, но не успевает. Внезапно эти уговоры как ножом отрезает, и Ронин благодарит неведомого человека, у которого получается донести до Итачи неправильность его точки зрения. Даже не так — неправильность внушения её другим людям.

Её команда расформирована, Никко тоже чунин и при каждой встрече целомудренно целует её в щёку, когда они одни — совсем не целомудренно и в губы, но Ронин не возражает, она только сильнее обхватывает его руками за плечи и откидывает голову, когда он переходит на другие части тела, она давит стоны и двигается в такт, отдаёт своё тепло и получает чужое.

Ронин до безумия счастлива, потому что Никко хороший.

Она думает, что когда-то была влюблена в Шисуи — но Никко гораздо лучше хотя бы потому, что воспринимает её всерьёз. У Шисуи и Итачи вообще очень раздражающая привычка считать самих себя умнее других и ненавязчиво над ними возвышаться. Итачи более мягкий, у него это происходит незаметно; а вот Шисуи, несмотря на всё своё хвалёное добродушие, при здравом размышлении не так уж и хорош. Ронин уже не семь, не десять и даже не тринадцать, чтобы смотреть на мир сквозь розовые очки.

Сломанные розовые очки помогают понять, что в клане что-то назревает, но пока это неясные слухи. Ронин не кичится своим родством с будущим главой клана, но понимает, что из-за этого самые важные новости дойдут до неё не в последнюю очередь, пусть она всего лишь обычный чунин.

Когда новости доходят, Ронин в ужасе. Она готова рвать и метать, она готова на коленях молить Фугаку остановиться, она готова взять на себя синяки под глазами Микото, только бы лишь этого не произошло. Она понимает: положение слишком шаткое, сейчас всё висит на волоске, пятьдесят на пятьдесят, ещё один необдуманный поступок может как вознести их клан на вершину, так и обрушить в пропасть. Захват власти — это серьёзно, захват власти насильственным методом, потому как для политического клан сейчас слишком опозорен, — это ещё серьёзнее. У неё нет слов.

Микото-сан и Усаги-каа-чан сидят и пьют чай за столом, у Микото опущенные плечи и пустой взгляд, а каа-чан утешает её. Ронин сидит под открытым окном с закрытыми глазами и слушает тихую исповедь своей тёти. Она понимает: если отношение к клану не изменится, то восстания не избежать. Но что она, обычный чунин из клана Учиха, на чей шаринган другие шиноби до сих пор смотрят с напряжением и прячут техники, чтобы не своровала, может сделать?

Ничего, подсказывает разум. И Ронин не делает ничего. Всё делают за неё.

В один из погожих деньков она сидит у обрыва, внизу плещется река, и всё хорошо. Какое-то время. Потом в её уютный мирок врывается Шисуи, и Ронин становится почти физически плохо; она Учиха, и она боится, что ослепнет, и ей страшно, потому что один из глаз Шисуи полностью бел.

— Я применил технику своего Мангекё шарингана, — говорит он и присаживается рядом с Ронин. Ронин ничего не понимает. Они были дружны раньше, зачем она ему сейчас? — Котоамацуками. Гендзюцу моего Мангекё шарингана. Теперь Данзо никогда не увидит в клане Учиха опасности, а Хирузен слишком миролюбив, чтобы что-то сделать. Всё устаканится.

— Я не понимаю...

— Не нужно. Просто передашь это Фугаку-сану, ладно?

Ронин растерянно кивает и смотрит в спину уходящему Шисуи. На душе дурное предчувствие, но она встряхивается, вскакивает с места и бежит в сторону кланового квартала — быстрее, ещё быстрее. Ронин знает, что такое Мангекё шаринган и отчего он может пробудиться — она уже не маленькая девочка. Дурное предчувствие потихоньку превращается в уверенность. Она стучится в дом главы клана, уважительно приветствует Микото-сан и просит позвать Фугаку-сана. Глаза у тёти становятся подозрительными, но она кивает и, мягко ступая, даёт Ронин войти и уходит вглубь дома.

Через пять минут Ронин уже рассказывает всё Фугаку-сану, а тот смурно смотрит в стену. Он недоволен — это видно — и немного зол, что тоже ощущается, но Ронин не понимает, почему. На неё? Да нет же, она бы почувствовала. Только вот Фугаку-сан так ничего и не говорит, только приказывает никому об этом больше не рассказывать, так что Ронин уходит и запирается в своей комнате, словно обиженный ребёнок. Её гложет желание рассказать всё то ли Усаги-каа-сан, то ли Никко, то ли им обоим. Но она молчит.

На следующий день по Конохе разлетается весть о смерти Шисуи, который решил закончить жизнь самоубийством. Ронин не верит, Ронин плачет, Ронин думает, что плачет не по давно потухшей влюблённости — она плачет по давно потухшей крепкой дружбе. Никко обнимает её очень крепко, и они вместе кладут белые цветы на тёмную могилу.

Ронин рада, что теперь у неё есть, на груди кого спрятать голову.

В клане опять говорят самое разное, хотя ещё не прошел траур по такому сильному и знаменитому, доброму шиноби. Ронин зла на злые языки и очень жалеет, что не может побить их, как в детстве, ведь они опять наговаривают на Итачи. Зато она может защитить его другим способом — и защищает. Она говорит сама, капает ядом и ехидно улыбается. Никко, добрый и согласный помочь Никко, говорит совсем по-другому, он легкомысленно смеётся и улыбается, он говорит с жаром и непререкаемой уверенностью в собственных словах.

Итачи опять — в который раз, Ронин просто устала уже считать! — смотрит странно, но злых языков становится меньше, и она довольна.

Она понимает, как ошибалась, только тогда, когда Саске находят измученного иллюзией Мангекё шарингана и обнаруживают исчезновение Итачи. Очнувшись, Саске подтверждает всё: то, что брат ему показал картины убийства Шисуи и то, что он решил уничтожить оба глаза своего лучшего друга, попросту помешавшись на их силе.

В спину Ронин и Никко летят оскорбления и смешки, им говорят, что они поставили не на тех, что они, наверное, и сами предатели, но в какой-то момент это пресекает Фугаку-сан. Он говорит, что Итачи всегда подавал большие надежды и был способным и достойным доверия шиноби, что Ронин и Никко не виноваты, не заметив его помешательства. Все оскорбления и смешки-тычки резко замолкают, но не замолкает ненависть в душе Ронин.

Саске, кажется, почти видит эту ненависть — он тянется к ней, он вьётся вокруг Ронин всё своё свободное время, и она не может ему отказать. Никко качает головой и пьёт чай вместе с Микото-сан и Усаги-каа-чан, Фугаку-сан налаживает отношения с другими кланами и верхушкой деревни, потому что Хирузен — не иначе как с подачи этого таинственного Данзо, думает Ронин — выступает с речью о том, что клан Учиха не виновен в нападении Кьюби, что он сам приказал клану Учиха защищать деревню.

Ронин думает, что таким образом Фугаку-сан может добиться очень многого. Например, того, чтобы их квартал перестал стоять на самом краю деревни. Сделать это было и легко, и сложно одновременно: нужно было утвердить постройки нового района, что будет расширять Коноху, именно со стороны их клана.

Ронин думает, что так и будет.

***

У Учиха Ронин теперь звание токубецу джонина, но на самом деле у неё нет ничего. Она пуста, как безлюдный, ограбленный мародёрами дом, и вряд ли скоро окончательно придёт в себя. Сочувствующие взгляды друзей и приятелей прожигают спину, жгут внутренности, жгут глаза. У Учиха Ронин очередная потеря в жизни, и она не знает, чего хочет больше: биться в истерике или тихонько плакать в уголке.

Миссии шиноби — опасное дело, и все это знают. Именно поэтому чаще всего на миссии отправляются малознакомые ниндзя: чтобы не было проблем, чтобы не было сожалений, чтобы не было срывов. Чаще всего. Иногда этого всё-таки не происходит: по недосмотру ли, по халатности ли... не суть важно.

Ронин была бы рада, если бы вместо Никко на этой миссии умер кто-нибудь другой. Она всей душой ненавидит дайме страны Огня, которому срочно потребовалось доставить какую-то информацию дайме страны Рисовых Полей, потому что эта же информация была нужна шиноби страны Камня. Ронин проклинает этих шиноби, которые смогли убить её возлюбленного — хотя какие проклятия страшны тем, кто уже мёртв? Ронин не знает, но старательно придумывает им всё новые способы пыток.

Ронин никогда бы себе в этом не призналась, но она, кажется, немного ненавидит и Фугаку-сана. Никко всегда был не самым сильным чунином, и из-за его смерти в клане появился шиноби с Мангекё шаринганом. Ронин чуть-чуть ненавидит главу клана за такую расчетливость, но понимает, что он в своём праве.

Её новые способности решено было скрывать, и Ронин совсем не против. Она говорит только матери и повзрослевшей, ставшей чунином и ушедшей преподавать в Академию Изуми. Изуми — замечательная, она слушает внимательно, в глазах её сочувствие, а в чае с печеньем, кажется, она припрятала какой-то рецепт утешения. Ронин не стыдно, что больше утешения ей приносит старая подруга, а не родная мать, а та и не возражает. Ронин всё ещё живёт в их общем доме, но чувствует, что давно вырвалась из гнезда.

Фугаку-сан сам тренирует её и ещё двух шиноби, чтобы они могли лучше владеть Мангекё шаринганом. Он рассказывает, что у каждого из двух глаз своя способность, и стоит раскрыть обе, как откроется доступ к третьей — к Сусаноо, к огромному воину из чакры, что будет сражаться на их стороне и оберегать. Он говорит, что не будет показывать, потому что каждое применение одной из этих трёх техник будет заставлять зрения применившего падать.

— А есть ли способ остановить это? — спрашивает Акияма; Ронин давно замечала, что он как-то подозрительно щурится, и теперь понимает, почему. Кажется, он задаёт этот вопрос не в первый раз, потому как взгляд его равнодушен и смиренен. Кажется, это только для Ронин и Хироши.

— Пересадить себе Мангекё шаринган ближайшего родственника, — говорит Фугаку. — Если нет хотя бы двоюродного родства — глаза не приживутся, и вы останетесь с покореженной системой циркуляции чакры.

Акияма, Ронин и Хироши устало переглядываются. У них троих нет даже троюродного родства ни между собой, ни с Фугаку. Это тупик, думает Ронин. Пока что тупик, намекает ей внутренний голос. Ведь у неё есть двоюродные родственники — у матери есть брат, у матери есть... Микото-сан и Саске с Итачи. Ронин вздыхает и думает, что это всё-таки тупик.

У них у всех есть по одной технике — в отличие от Фугаку-сана, который владеет всеми — в разных глазах: у Ронин с Акиямой в правом, у Хироши — в левом. Они все отлично помнят, что это были за техники, но не применяют их, лишь тренируют глаза так, как говорит Фугаку-сан, и изучают те дзюцу, которые он им говорит изучать. Ронин даже не против.

Способность её правого глаза — это ниндзюцу, замедляющее время. Она до сих пор помнит, как двигалась в медленном, словно желе, мире со своей обычной скоростью; наверняка те шиноби Камня, которых она убила, даже не успели ничего понять. Ронин называет эту технику Камигами — Небесный шанс.

Через три месяца после смерти Никко, когда боль от его потери притупилась за бесконечными тренировками и рисованием, — она находит свои детские рисунки в одном из старых ящиков и вдруг решает опять взять в руки бумагу и кисточку, — Ронин идёт в самый обычный тату-салон и делает себе татуировку по своим же эскизам. Ничего необычного — какие-то абстрактные линии, красиво объединённые в круг между лопатками, но становится иррационально легче.

Пока глава клана учит Ронин, Ронин как-то незаметно начинает учить Саске. Точнее, учит-то она его уже давно, а вот замечает только сейчас, что очень странно, потому что Саске уже давно перескакивает от уважительного «сан» к не менее уважительному «сенсей» или «тайчо», но она всё никак не обращала внимания.

Саске растёт умным ребёнком; возможно, Ронин могла бы назвать его гением, потому что его подготовка к статусу главы клана шла в очень быстром и жестком порядке: Фугаку-сан явно не намеривался допустить ещё одной ошибки, и Саске был только рад такому вниманию отца. Вначале. Потом он внушился идеей мести своему старшему брату за невинно убитого Шисуи и начал слепо ей следовать.

Не Ронин, конечно, учить взрослого мужчину тому, как воспитывать ребёнка, но ей хочется встряхнуть Фугаку-сана, возможно даже отвесить ему пару пощечин и спросить: во что ты хочешь превратить своего ребёнка?! Ей хочется нарычать на Микото-сан за её бесконечно усталый вид и бездействие: во что ты позволяешь превратить своего младшего сына?! Но Ронин молчит, потому что последствия таких её поступков, она знает, будут очень печальными.

Тем не менее, Саске до окончания Академии всего два года, а он уже выучил Шуншин но Дзюцу, может выдуть огненный шар и прекрасно управляется с леской и своим шаринганом с двумя томоэ. Для мирного времени, думает Ронин, он действительно гений.

Именно смотря на Саске, она понимает, почему Итачи и Шисуи не хотели, чтобы она росла над собой и становилась сильнее, почему они были полностью уверены, что она заработала Проклятье Ненависти ещё до того, как это подтвердилось полным отсутствием способностей к медицинским дзюцу, и почему так скорбели из-за этого. Саске весь окутан этой Ненавистью, и Ронин хочется отобрать её у него, сделать из Саске обычного ребёнка. Возможно, не такого умного и способного, но и не одержимого какой-то одной Фугаку-сану ведомой идеей.

В мирное время, думает Ронин, она не сможет развивать способности своего Мангекё шарингана, но это оказывается не так. Те упражнения, укрепляющие глаза и тело, оказали своё влияние, и Ронин открывает способность второго глаза, левого. Сначала это было просто ощущением где-то на подкорке сознания, а потом оно переросло в уверенность, что она сможет — стоит только пожелать. Ронин не хочет, и просто рассказывает Фугаку-сану. Тот доволен.

Вторую способность Ронин решает назвать Икасамаси — Обманщик, потому что это гендзюцу, заставляющее жертву переживать тот бой, который она сама себе представила, оценив противника; на деле же тело начинало подчиняться командам самой Ронин. Фугаку-сан заявил, что это чем-то похоже на Шинтеншин клана Яманака, но Ронин только пожала плечами. Может, и похоже, ей-то что?

— Честно говоря, я удивлён, — признаётся он ей после того, как она заканчивает описывать ему свою технику. — И у Акиямы, и у Хироши первая техника была атакующей, у Акиямы вторая — поддерживающая. Я думал, что вторая твоя способность будет направлена непосредственно на атаку, но твои глаза решили выбрать гендзюцу.

Честно говоря, Ронин даже рада такому исходу. Она любит гендзюцу, у неё живая фантазия и хорошее владение Интоном, так что иллюзии получаются как живые. Забавно, что при своём статусе токубецу джонина она так и не обзавелась второй стихией, зато обзавелась двумя техниками Катона и одной иллюзией собственного сочинения. Одна техника стихии Огня была оценена Усаги-каа-чан как дзюцу S-ранга. У Ронин нет причин ей не верить.

Внезапно возобновляются небольшие конфликты клана ни с кем иным, как с Хатаке Какаши — человеком, который, не являясь Учихой от рождения, безнаказанно получил шаринган и даже смог его развить. Большинство Учиха, и Фугаку-сана в том числе, это злило. Ронин было всё равно. Она понимала, что Какаши-сан — герой войны, ученик Четвёртого Хокаге и просто очень известный шиноби, так что ничего своим недовольством Фугаку-сан не добьётся.

Сам Фугаку-сан, конечно же, тоже это понимал, но мотивы его стали ясны только тогда, когда влияние клана Хатаке — клана, состоящего из одного человека! — снизилось ещё больше. На Какаши, конечно, не стали косо посматривать, да и отношение не особо сменилось, но часть авторитета была потеряна. Самое главное — Хатаке-сан только жмурился своим глазом, единственным видимым участком кожи под маской и протектором, и будто бы ничего не замечал.

Фугаку-сан постепенно подминал под себя маленькие кланы, ослаблял тех, что побольше, и захватывал политическую власть. Но, кажется, замечали это все, кроме Данзо.

Клан Учиха почуял безнаказанность и спешил ею воспользоваться.

***

Ронин всё ещё токубецу джонин, но немногочисленные близкие знакомые говорят, что это ненадолго. Она пожимает плечами всякий раз, как это слышит: звания как-то незаметно перестали нести для неё ценность. Ей вполне было бы комфортно быть обычным токубецу джонином и дальше, но на одной из миссий она видит, как капитан-Яманака задумчивым взглядом разглядывает выжженную после её техники Катона землю.

— Немногие останавливаются на одной стихии, — позже говорит он ей, — но те, кто так делают, достигают в ней больших высот.

После этого Ронин понимает, что повышение не за горами — через какое-то время её обрадуют новым рангом. Как жаль, что радости это никакой не принесёт.

Что приносит радость, так это удачный выпуск Саске из Академии. Кто бы мог подумать, что его наставником станет именно Хатаке Какаши, а напарником — джинчурики Кьюби? Ронин относится к хулиганистому мальчишке настороженно, но без злобы, как некоторые. Ей немного страшно, что в какой-то момент его тело может не выдержать, но она понимает, что парень ни в чем не виноват. Противоречие угнетает, и она просто предпочитает его не видеть.

Ещё в команде Саске есть миленькая розоволосая девочка, — Ронин как-то встречает всю команду в Конохе, — которая очень упорно строит Учихе глазки. Ронин даже жаль её: девочка не понимает, что Саске ждёт или брак с химе одного из кланов, или хорошо повлияющая на шаринган детей супруга-Учиха. Понятное дело, вслух это никто не говорит, и Ронин тоже, но все понимают, даже Саске. Удивительно, что он ещё не сорвался и не высказал это девочке в своей прямой манере.

— Мы потренируемся сегодня, Ронин-сан? — спрашивает Саске её, поздоровавшись. Ронин не раздумывает ни секунды, потому что дел у неё сегодня нет, она только вчера пришла с долгой миссии, и совсем не против провести время с двоюродным братом. Она кивает и ласково треплет Саске по волосам, думая, что ещё пара лет — и так не получится. Она не особо высокая, а Саске, как и всякий подросток, быстро растёт.

— А ты кто вообще? Самурай, что ли? — невежливо и с улыбкой интересуется джинчурики, и Ронин переводит на него удивлённый взгляд. Она слишком привыкла к вежливости, так что такой тон выбивает её из колеи. Впрочем, не настолько, чтобы она не смогла ответить.

Розоволосая девочка, стоит ей только открыть рот, бьёт джинчурики по голове и змеёй шипит: «Бака!».

— Я двоюродная сестра Саске-куна, Учиха Ронин. Это просто имя, — терпеливо объясняет она и думает, что из неё получился бы неплохой сенсей. Терпения, после всего пережитого, в ней хватит надолго.

Джинчурики потирает макушку и смотрит на неё со смесью усмешки и восхищения, розоволосая девочка краснеет и потупляет взгляд. Ронин давит улыбку, подумав, что из такой змейки может вырасти та ещё стервочка. Мысли эти незлобные — она не считает себя в праве осуждать кого-то за их характер.

— Ронин-сан, — застенчиво спрашивает девочка, — Саске-кун говорил нам, что не против потренироваться вместе... может, мы сегодня потренируемся с вами?

Ронин смотрит на Саске, и тот чуть-чуть кривится, но молчит. Значит, делает вывод Ронин, действительно говорил, и она опять кивает, поворачивается и махает детям рукой, чтобы шли за ней. Джинчурики издаёт радостный возглас и догоняет её, становится по левую руку; по правую идёт Саске, и девочка — рядом с ним.

Джинчурики начинает рассказывать об их последней миссии, и Ронин внимательно слушает, хотя притворяется, что это не так. Весь рассказ умещается в путь до кланового полигона, и Ронин делает вывод, что Саске поступил правильно. То есть, тренировки с командой во времена до экзамена на чунина — это всегда правильно, но вот взрослый, который бы проследил и помог, им тоже нужен.

Какаши, скорее всего, связан тем, что Фугаку-сан и так им недоволен — и тренировать Саске не решается. Плюс дело осложняется тем, что в команде джинчурики, и Ронин не знает, какие указания он получил на его счет. Странно, что Фугаку-сан забыл о командной работе. Вот были бы детишки каплю менее смышлёные, и миссия с участием Забудзы могла бы окончиться для них намного печальнее.

Сначала Ронин решает посмотреть на то, что джинчурики и девочка — Наруто-кун и Сакура-чан, лучше бы запомнить — из себя представляют сейчас, и была неприятно огорчена.

— Сакура-чан, — мягко обращается она к тяжело дышащей девочке, — я не буду говорить о том, как мало у тебя чакры, как хорош твой контроль и как быстро ты усваиваешь информацию — это всё сказали до меня. Но я советую тебе пойти в госпиталь и напроситься в ирьёнины. Для ирьёниндзюцу требуется хороший контроль и не требуется много чакры, а ещё медикам нужно знать много всего о разных видах ран, о ядах, о способах лечения без чакры... Это идеально подходит к твоим способностям. Поверь мне, ирьёнинов всегда очень ценят.

— В нашем клане они вообще на вес золота, — внезапно брякает Саске, и Ронин сразу же понимает, почему. Окрылённая идеей девочка теперь обязательно прислушается к совету.

Она смотрит на двоюродного брата и незаметно для остальных одобрительно кивает. Милая маленькая манипуляция когда-нибудь сможет спасти ему жизнь.

— Теперь ты, Наруто-кун, — она поворачивается к невероятно быстро восстановившемуся парню; тот смотрит на неё с вызовом. — У тебя огромные объёмы чакры, живой ум и ужасный контроль, плюс ты из клана Узумаки, и я совсем не понимаю, почему ты не пользуешься этими преимуществами.

— Клана Узумаки? — перебивает её Наруто-кун, и Ронин чуть морщится.

— Да. Это были мастера печатей. Говорят, они могли превращать своих врагов в различные фуин одним касанием — представляешь, как приходилось тем, кто становился взрыв-печатью?

Дети чуть-чуть зеленеют, даже Саске, хотя Ронин уверена, что о клане Узумаки он знает. Наверняка просто никогда не думал об их способностях в таком ключе. Что же — ему хуже. Всегда надо учитывать все варианты. Как будущему главе клана, это ему бы пригодилось.

— Я предлагаю тебе пойти в библиотеку и найти свитки, обучающие фуиндзюцу. Это первое. Второе — тебе нужно научиться правильно использовать Каге Буншин. Это разведчики и твоя личная диверсионная группа, но никак не пушечное мясо. Третье — тебе надо выяснить свою стихию и найти учителя, который научит тебя техникам. Тебе лучше всего быть бойцом ближней-средней дистанции, из-за твоей выносливости... Несколько ударов и движений тайдзюцу я могу показать вам сама, а дальше вы начнёте развиваться каждый в свою стороны.

— Но, Ронин-сенсей, я же буду ирьёнином...

— Это не значит, что ты должна быть беззащитной. Тайдзюцу, опять же из-за малых объёмов чакры, замечательно тебе подойдёт. Только оно, в отличие от тайдзюцу Наруто, будет направлено на максимально быстрое увеличение дистанции. Вырваться — и бежать. Ирьёнин должен быть жив, даже если умрут его напарники, — Ронин молчит, кривя губы, и вспоминает Никко. — Я не буду говорить вам жертвовать своей жизнью, но вылечить вас сможет только ирьёнин. Помните это.

Кажется, дети понимают, что тему лучше не развивать, и какое-то время следуют её указаниям без лишних вопросов. Ронин даёт Наруто-куну специальную бумажку, определяющую стихию чакры, и с удовольствием понимает, что у него Ветер. Она тут же рассказывает любопытному мальчишке, почему же для ближних-средних дистанций именно эта стихия самая хорошая, и удерживает от низкого старта в поисках наставника.

— Ты не знаешь ещё, к кому бежать, — наставительно замечает она. — Спроси Какаши-сана — возможно, он научит тебя чему-нибудь сам или посоветует кого-нибудь. Позже. Сейчас у нас тренировка.

Дети умеют ходить по деревьям и воде, и немудрено, наверняка Саске подстегнул своим примером. Посчитав, что контроль чакры у всех на приемлемом уровне, Ронин показывает своим временным ученикам Шуншин но Дзюцу. Конечно, первым делом получается у маленькой куноичи. Техника лёгенькая, D-ранга, и в большой мере завязана на контроль. У Наруто не получается ни с первого, ни с пятого раза, но видно, как он старается.

— Ты запомнил, как эта техника должна работать? — спрашивает она у Наруто-куна. Тот кивает. — Отлично. Потренируешься без меня — мне бы хотелось исполнить своё обещание до конца и показать Сакуре-чан и тебе несколько полезных связок тайдзюцу.

Ронин никогда не была мастером ближнего боя, но вот дать что-нибудь стоящее для генинов может. Она, чуть подумав, делает одного Теневого клона и отправляет его к Саске — чтобы не скучал и изучил ещё одну технику Катона, ему ведь они так нравятся. Сама же она ставит детям удары — разные, конечно же.

— Смотри, — говорит она Сакуре, — твоя главная задача — оглушить, чтобы разорвать дистанцию, остановить, обездвижить или просто замедлить противника. Далее ты вольна убежать или предоставить напарникам закончить дело, но советую всё-таки всегда носить с собой сенбоны, — Ронин показывает девочке длинные иглы. Та зачарованно кивает. — В госпитале тебя научат, в какие точки бить больнее всего, а в какие можно воткнуть иглу со смертельным для человека исходом. Когда научишься метать иглы — попроси кого-нибудь из медиков научить тебя Фукуми Хари, они все знают эту технику, она очень удобна для сенбонов.

Сакура-чан кивает опять и старательно повторяет все те движения, что Ронин ей показывает. Кажется, девочка действительно готова на многое — если не перегорит, когда поймёт, что любимому мальчику неинтересна.

Наруто-кун смотрит на её действия и с него потихоньку слетает спесь, Наруто-кун тоже внимательно её слушает и по просьбе Ронин создаёт пятёрку Теневых клонов. Чтобы движения запомнились быстрее — говорит она ему, и Наруто улыбается. Кажется, кто-то его уже просветил о том, что клоны передают информацию.

— Твоя задача противоположна задаче Сакуры-чан, — объясняет она оригиналу джинчурики. — Ты не должен отпускать противника далеко от себя, а если он всё-таки вырвался — бить его ниндзюцу и опять сближаться. Из-за плохого контроля ниндзюцу всё-таки будут твоей вторичной задачей, главное — тайдзюцу. И, ками-сама ради, научись грамотно пользоваться клонами!

Наруто фыркает недовольно, но, кажется, всё-таки прислушивается. Ронин, отпуская детей по домам и шагая вместе с Саске в сторону квартала Учиха, довольна. Ей становится чуть легче на душе, и непонятно даже, почему.

Наверное, объясняет она себе, потому что у Саске теперь больше шансов выжить и стать чунином. Фугаку-сан ведь наверняка будет настаивать на том, чтобы он участвовал.

Команда Какаши попадает на экзамен и феерично сдаёт первый этап. Изуми рассказывает Ронин, как Наруто-кун вдохновил всех, и Ронин почему-то чувствует гордость за него. Изуми смотрит на неё удивительно понимающими глазами и подкладывает печенья, а потом говорит, что Конохомару Сарутоби — внук Хокаге-сама — чем-то напоминает ей Наруто-куна. Ронин пропускает это замечание мимо ушей.

На втором этапе происходит осечка, но все понимают это слишком поздно, только по истечении пяти дней. На экзамен проник Орочимару собственной персоной, и он же набрался наглости заявиться на отборочный этап почти не сменив внешность. Ронин понимает, почему его не арестуют — надеются накрыть всю шпионскую сеть. Ронин с этим не согласна — если не выловить эту склизкую змею сейчас, он уползёт.

Так и случается — Саске ставят на плечо ещё одну печать, которая могла бы сдержать влияние печати Орочимару, но Ронин смотрит в глаза тренирующегося без устали Саске и понимает, что Джуин ничто не сдержит — ведь Саске не хочет сдерживать это зло сам. Она в отчаянии кидается к Фугаку-сану, но тот ледяным тоном спрашивает, по какому поводу она смеет сомневаться в его наследнике. Ронин уходит ни с чем, только Микото смотрит ей в спину своими печальными глазами.

На последнем туре экзамена случается ещё один форс-мажор, и Ронин даже не удивляется. Она сбрасывает гендзюцу и мчится отражать атаку огромных змей, потому что на арене будет только мешаться. Она выдувает огненные шары, метает сюрикены и кунаи, накладывает гендзюцу. Кажется, это всё длится вечность: пока какой-то шиноби не атакует Ронин её любимым Катоном, и она чувствует, как кожа слезает с неё, чувствует, как каждая клеточка тела болит... но одежда на ней, и боль эта не от огня.

Вокруг неё — бледно-красные, реальные-нереальные рёбра Сусаноо, и это так больно, что Ронин не может говорить. Она плачет кровавыми слезами и её Сусаноо — пока только скелет, но потом будет больше — следует её приказам, хватает шиноби своими четырьмя руками, отражает летящие в неё атаки. У него нет оружия, да и сам он ещё слишком слаб, но Ронин чувствует, что это только пока. Ещё одна опасность, ещё один всплеск эмоций — и Сусаноо преобразится. А потом ещё раз. И ещё.

Когда бой заканчивается, она падает на колени, возвращает глазам черный цвет и стирает с щек кровь, перемешанную со слезами. Шиноби Листа, которые сражались с ней плечом к плечу, стоят поодаль и пялятся так, что кожу сейчас прожжет от их взглядов. Даже соклановцы не спешат помогать.

Помогает скалящийся генин-Инузука, рядом с ним стоит девочка-Хьюга в обычной гражданской одежде и протягивает ей платок. Ронин улыбается дрожащими губами и благодарит девочку хриплым сорванным голосом.

— Ну это вы сильная, конечно! — заливается лающим смехом Инузука, и нинкен у него на голове подтверждающе тявкает. Ронин вспоминает свою первую команду и смотрит на заляпанный кровью платок. Возвращать его кажется глупым.

— Можете выбросить, — жутко чему-то смущаясь, говорит Хьюга и робко ей улыбается. Ронин отпускает кусочек светлой ткани, и он падает на землю.

Чуть позже она узнает, что Третий Хокаге убит, джинчурики Суны и его брат и сестра находятся в Конохе как политические заключенные, и их судьбу будет решать Пятый Хокаге. Фугаку-сан, понятное дело, выдвигает свою кандидатуру, так же, как Хиаши Хьюга-сан. Но совет выбирает Цунаде Сенджу, и Ронин кажется, что зря.

Фугаку-сан уже давно почуял свою безнаказанность и непременно поспешит этим воспользоваться, особенно теперь, обладая большим политическим влиянием. Ведь клану Учиха становление Хокаге Сенджу — это почти плевок в душу.

Ронин не хочет перемен, но, похоже, их хотят сами ками-сама. Она не та, кто смогла бы поспорить с богами — она и не спорит. Наблюдать со стороны ей никто не мешает, пусть получается и не всегда.

Наруто-кун с известным саннином Джирайей находят Сенджу-химе, которая соглашается стать Хокаге, а Саске находит Итачи, который заставляет младшего брата на несколько недель прилечь на больничную койку. Ронин чувствует, как ненависть к прежде хорошему другу вскипает в ней с новой силой.

Но глупо было думать, что всё на этом закончится. Цунаде, не привычная к управленческой работе, делает ошибку за ошибкой; последней каплей становится то, что Орочимару всё-таки сманивает Саске на свою сторону.

Ронин хочется плакать, но она не плачет, потому что она предупреждала и Саске, и Фугаку-сана, но всё глухо. Так что ей остаётся только хмуро сидеть в своём доме, помогать матери с её новым увлечением — красивейшими цветами, за которыми та ухаживает, и рисовать мрачные тёмные картины.

Когда саннин Джирайя уводит юного джинчурики в странствия, подальше от опасностей и политики, Фугаку-сан делает молниеносный рывок. Цунаде смещена, глава клана Учиха надевает на свою голову шляпу Хокаге, Данзо слеп и глух к творящемуся безобразию.

Кланы не протестуют — деревня ослаблена после нападения, и внутреннее противостояние выпьет из неё все силы. Да и, кажется, и без этого кандидатура Фугаку-сана многих устраивает — он ведёт ту же политику, что и его давний друг Минато.

Ронин не удивляется, что одним из первых действий в отношении собственного клана, что предпринимает Фугаку-сама — после того, как назначает своего младшего брата главой клана — это вручение ей джонинского звания. Официально — за огромную помощь в обороне деревни, неофициально, как кажется Ронин, — за Сусаноо.

***

В Коноху возвращается джинчурики, Наруто-кун, но это Ронин выясняет только тогда, когда он уже приходит в деревню во второй раз, объявляя Фугаку-сама, что спас Казекаге от Акацуки. Ронин как раз отчитывается ему о выполненной миссии — она доверенный джонин Хокаге, и задания у неё соответствующие.

Фугаку-сама доволен и недоволен поступком Узумаки одновременно: с одной стороны, он запретил ему идти, так как Акацуки — это огромная опасность, а с другой — Казекаге всё же спасён, и вот это уже повод для радости, так как Суна теперь у Конохи в долгу. Но своих эмоций он не показывает, ведь Наруто смотрит на него с какой-то странной улыбкой, неуловимо отличающейся ото всех других. Сакура-чан стоит совсем у двери и робко машет рукой, когда Ронин поворачивается в её сторону.

Ронин кивает сразу всем им и, коротко поклонившись Фугаку-сама, выходит из кабинета Хокаге, неторопливо спускается по лестнице, жмурится на солнышко и, наконец, дожидается.

— Ронин-сенсей! — протяжно кричит Наруто-кун и догоняет её, обгоняет, смотрит, будто ищет изменения. Вряд ли находит — Ронин уже не подросток, за три года ничуть не поменялась. Она слышит мягкие шаги — сбоку подходит Сакура-чан.

Удивительно, но Наруто-куну для чего-то требуется знать о ней как можно больше, он улыбается и спрашивает, он смеётся и рассказывает сам. Ронин немного сбита с толку, потому что нормально виделись они всего-то один раз, на той тренировке, потом — только мельком, едва успевая перекинуться приветствиями, а после Наруто-кун ушел в путешествие... так что ему всё-таки от неё надо?

Видимо, взгляд у Ронин становится совсем уж подозрительным, так что Наруто останавливается и вздыхает. Он вообще любит корчить из себя какого-то дурачка, и это у него получается отлично, потому что легкомысленность совсем не напускная, а вот глупость — да.

— Мне бы хотелось побольше узнать о шарингане. Я должен вернуть Саске, но для этого мне надо ещё и разобраться с Итачи... потому что месть ни к чему хорошему не приведёт. Я должен знать, — настойчиво говорит он.

Ронин смотрит на возвышающуюся башню Хокаге, думает о том, что шаринган, а уж тем более Мангекё шаринган — это секрет клана, думает о том, что Фугаку-сама за такое её может просто убить, смотрит назад — Сакуры-чан поблизости нет, она куда-то ушла... и начинает рассказывать, взяв с Наруто-куна слово, что он придержит эту информацию при себе. Кому другому она бы, конечно, не поверила, но Наруто-кун создаёт впечатление человека болезненно-честного, такого, что никогда не отказывается от своих слов.

Через несколько недель она идёт мимо полигонов и видит огромное количество клонов Наруто-куна — он разрезает взявшийся из ниоткуда водопад, а невдалеке сидят Какаши и незнакомый шиноби. Наруто-кун чует её присутствие, наверное, каким-то шестым чувством, и один из клонов отвлекается, спрыгивает с небольшой земляной — или какой? У Ронин зрение ещё хорошее, но водопад далеко — перекладины и машет ей рукой, чтобы она шла поближе.

Какаши-сан встречает её почти радушно, хотя они не особо общаются. Лишь знают друг друга как приятели, не более. У Ронин нет никаких достижений, чтобы с ним сравниться; она даже не считает себя вправе входить в список одних из самых сильных джонинов Конохи, но ведь входит, незаметно затесавшись туда за спиной такой же новенькой Куренай.

Ронин не так давно считала, что это из-за Мангекё шарингана, потому что у неё до сих пор нет второй стихии: она упрямо оттачивает Катон до такого уровня, который вызывает у других лишь пораженное качание головой. Для некоторых техник Ронин достаточно сложить только одну печать — Тора, стандартная для Катона — и подумать о том, что она хочет сделать, а количеством придуманных самолично техник можно гордиться. Потом Усаги-каа-чан, хмыкнув, выбила из неё эту всё-из-за-шарингана-дурь обычным разговором, и Ронин успокоилась.

— Ямато, — коротко успевает представиться сидящий на траве мужчина, окруженный странными деревянными сооружениями непонятного происхождения.

— Учиха Ронин, — чуть-чуть улыбается в ответ она, и тут Наруто-кун добегает до них.

На Ронин тут же вываливается полкило самой различной информации, и она внимательно слушает, почти сразу поняв, что в такие моменты Наруто-куну собеседник не нужен. Когда он заканчивает, он смотрит весело на Какаши-сана и начинает засыпать вопросами Ямато-сана.

Учиха присаживается рядом с ним на траву и думает, что у неё совершенно нет настроения идти и что-то делать, даже тренироваться. Особенно тренироваться. Через несколько минут и десяток пропущенных мимо ушей фраз, Ямато-сан срывается и Наруто-кун, рассмеявшись, развеивается.

— Он невыносим, — не зло, но недовольно произносит Ямато-сан. Ронин задумчиво кивает. Да, ей тоже так кажется, и она только гадает, через сколько лет вся эта дурость выветрится у парня из головы. Через три? Через пять? Или совсем скоро?

У Ронин то же самое ощущение, что и двадцать два года назад: ощущение надвигающейся бури. Она вечерами молит ками-сама, чтобы на этот раз не умер кто-то из дорогих ей людей. Война в мире шиноби всегда, но когда её объявляют открыто, становится только хуже.

— А к тебе он неравнодушен, не так ли? — задумчиво спрашивает Какаши-сан.

— Не уподобляйся Гаю, Какаши-сан, — вздыхает Ронин. — Мне кажется, одного шутника нам на Коноху хватит. Я совершенно не понимаю, почему.

— А Гая без «сан» величаешь, — как бы между прочим произносит Ямато-сан, а Ронин негромко смеётся.

— Ты хотя бы в мыслях попробуй так сделать, и я посмотрю, получится ли у тебя, — она всё ещё посмеивается. — Не встречала более жизнерадостного и светлого человека, чем Гай. Разве что Наруто-кун.

Какаши-сан с Ямато-саном больше ничего не говорят, но Ронин чувствует, что они согласны с ней на все сто процентов. Хотя, возможно, Какаши-сан согласен и не совсем. Возможно, он вспоминает своего учителя — Ронин никогда с ним не общалась, видела пару раз, когда он с Кушиной-сан захаживал к Фугаку-сама в гости, но говорили, что он был необыкновенным человеком.

Ронин верила.

Когда Наруто падает от усталости, так и не доведя технику до конца, Ронин встаёт и смотрит, как Какаши подбирает своего ученика, дабы донести его до дома. Завтра — она уверена — будет такая же тренировка. Но то, как он прогрессирует...

— Даже несмотря на клонов, я такого не ожидал, — качает головой Какаши. — Возможно, мы все ошибались, и он такой же гений, как Саске.

— Он гений, — немного резко обрывает его Ронин; имя двоюродного брата царапает незажившую рану, — но совсем не такой, как Саске. Можете мне поверить.

Какаши-сан смотрит на неё своим единственным видимым глазом и ничего не отвечает. То ли верит, то ли нет — но Ронин уже не важно. Она, правда, приходит на полигон и на следующий день, и негромко советует Наруто, как лучше соединить уже работающую технику со стихийным элементом. Молчащий Ямато-сан поворачивается в её сторону, когда она подходит обратно к ним, а Какаши интересуется, откуда она это знает. Взгляды у обоих такие, что понятно: объяснением не отделаться.

Ронин складывает вязь печатей с такой скоростью, что за ней и не уследить — ведь у неё гибкие и подвижные пальцы — и выдувает в сторону ото всех едва заметный голубоватый туман. Потом складывает единственную печать — Тора — и изо рта идёт уже не туман, а сине-желтое, кое-где зеленоватое пламя. Она быстро прерывает технику.

— Туман — яд? — с интересом спрашивает Какаши-сан.

— Который становится тем смертоноснее, чем больше «настаивается» техника во рту, — с удовольствием поясняет Ронин. — А потом я соединила её с Катоном, и теперь это пламя берёт абсолютно всё. Его можно потушить только техниками Суйтона от А-ранга. Легче запечатать. Плюс, если уйти от огня, всё ещё есть шанс вдохнуть яд...

— Ты страшная женщина, Ронин-сан, — с уважением замечает Ямато-сан.

Ронин опять негромко смеётся, скрывая горечь. Какаши-сан смотрит на неё оценивающе.

Акацуки убивают Асуму-сана, Наруто-кун убивает Акацуки — Куренай-сан остаётся без мужа, а Наруто ранится своей техникой так, что ему запрещают её применять. Какаши-сан сообщает ей это при встрече, а заодно спрашивает, нет ли у неё в мыслях какого-нибудь решения. Ронин просит дать ей подумать несколько дней — и надумывает.

Искать Какаши-сана по всей Конохе глупо, так что она не ищет его, а ищет Наруто в госпитале, находя его в обществе Цунаде-сан и Сакуры-чан. Ронин до сих пор почему-то стыдно смотреть на Сенджу-химе, так что она каждый раз смотрит куда угодно, только не ей в глаза. Та, конечно же, видит это, но молчит. Ронин кажется, что она даже сочувствует нерадивой Учиха.

— Наруто-кун, — говорит Ронин, и Наруто смотрит на неё с упрямством. Видно, что готов протестовать, — я хочу посоветовать тебе поднять контроль чакры и активировать свою технику подальше от руки. Это как с Катоном — чакра ведь не сразу превращается в пламя.

На лице Наруто-куна постепенно проступает понимание и даже радость. Он подпрыгивает на кровати под сердитые крики Сакуры-чан и с надеждой смотрит на Цунаде-химе. Та, чуть подумав, медленно отвечает, что это может сработать, но сможет ли сам Наруто улучшить контроль чакры?

— Конечно, смогу, Цунаде-баа-чан! — воинственно кричит Наруто-кун и поворачивается к собравшейся было уходить Ронин. — Ронин-сенсей, ну куда ты! Спасибо тебе огромное за такую идею. Хочешь послушать, как я победил Какузу? И, кстати, не называй меня «Наруто-кун», — он скривился.

— Наруто-сан? — иронично выгибает бровь Ронин.

— Сама! — смеётся Наруто. — Нет, просто Наруто.

Ронин качает головой. Она уже привыкла называть его так... но раз он просит, то, возможно, у неё получится отвыкнуть. Она остаётся, чтобы послушать, что же Наруто сможет ей рассказать.

Через какое-то время Наруто исчезает со всех радаров, и Ронин с удивлением интересуется у самого, на её взгляд, знающего — куда? Ответ Какаши-сана её удивляет и заставляет усмехнуться. Значит, режим саннина... Это будет мощной силой. А хитрый Какаши-сан, тем временем, ухватился за этот её интерес к Наруто и начал тянуть за ниточки. Ронин это видит, конечно же. У них не такая большая разница в возрасте, чтобы Какаши был намного хитрее и изворотливее — и она соглашается на беседы и прогулки, задумчиво разглядывает цветы.

Усаги-каа-чан говорит, что это хорошо, что это правильно, что давно пора было начать жить настоящим, а не прошлым. Ронин... Ронин, в общем-то, не против начать и окунуться в это с головой.

К нападению Пейна никто не готов, и потому его шесть тел несут огромные разрушения. Ни у кого нет с собой нормального запаса метательного железа, взрывных печатей, некоторые полностью пусты в плане чакры после тренировок. Ронин с Какаши полны энергии, но растеряны не меньше прочих.

Впрочем, Какаши очень скоро разгадывает секрет техники и посылает Чоджи к Фугаку-сану. Ронин видит, что Пейн не хочет этого допустить — и срывается в сторону неосмотрительно повернувшегося спиной к врагу Акимичи. У неё по щеке течет что-то тёплое, и она понимает, что это кровь, только тогда, когда не слышит ни звука.

Мир — словно кисель, в котором она одна может передвигаться нормально. И она пользуется этой возможностью, сжигает рыжих противников в ослепляющем огне Катона. От них остаются только слабо узнаваемые обгоревшие тела.

Время опять течёт нормально, Чоджи, ничего не заметив, бежит дальше, а Ронин без сил падает... упала бы на землю, если бы Какаши не успел подхватить её. У него дрожат руки, потому что он тоже устал, а шаринган тоже смотрит не обычными запятыми, но рисунком Мангекё. И если у Какаши он отдалённо напоминает вертящийся сюрикен, то у Ронин — трёхлепестковый цветок.

Они слишком вымотались этим боем, чтобы что-то предпринимать, и Какаши всё-таки опускается на землю, пустым взглядом смотря на чьё-то безжизненное тело. Ох, дорого же Конохе обойдётся это... Не успев додумать мысль, Ронин полузадушенно вскрикивает. На горизонте, как в нечастых детских кошмарах, появляется огромный Лис.

Ронин зажмуривается, потому что у неё нет сил это терпеть, у неё нет чакры, и в глазах плывёт, и всё, на чем она сейчас хочет акцентировать своё внимание — это на руке Какаши, которая зарылась в её длинные волосы.

Через некоторое время Какаши вздыхает — Ронин чувствует это его движение — и отстраняет её от себя. Ей не хочется, но она покорно позволяет это и, кажется, начинает приходить в себя.

— Нам стоит пойти за Наруто, — говорит он, и Ронин понимает, почему.

Вокруг оживают люди.

А Наруто Узумаки объявляют героем.

Ронин долго отлеживается в госпитале — дольше, чем Какаши, который сидит на подоконнике и советует не сбегать слишком рано. Ронин слушает этот совет и дожидается полного выздоровления, впрочем, не в её привычках лечиться наполовину. Фугаку-сама в это время уходит на собрание Каге, и приходит оттуда не один — а с плохими вестями о надвинувшейся войне.

— Райкаге требовал объявить Саске нукенином, — говорит он после своей громкой, красивой речи перед всем народом; Микото-сан вздрагивает, Ронин тоже. Они обе ждут ответа. — Я отказал ему. У меня уже есть один мёртвый сын... я не хочу, чтобы охота за головой второго стала ещё интенсивней.

Именно так Ронин узнаёт, что Итачи мёртв. Наруто с Какаши, оказывается, знали ещё до нападения Пейна, но молчали, и Ронин хочет их осудить, да не может. Когда в глазах стоят непролитые слёзы, сделать это сложно.

Она думает, она просит ками-сама, чтобы Изуми, милая Изуми, которая уже умерла во время нападения на Коноху, но потом ожила, осталась жива. Второго такого чуда не будет.

Ронин выдают новый протектор с символом Альянса, который она повязывает на ногу вместо обычного, Ронин говорят, что она будет в пятой дивизии — Сенто Токубецу Бутай, дивизии специальных способностей, и она не возражает. Ей разве что немного жаль, что Какаши попадает в другую дивизию — но она испытывает чувство распирающей гордости, видя, что он стал её командиром.

— Учиха, — кто-то шипит сбоку, когда все они стоят пятью колоннами перед своими командирами, — ну как, накопируешь на войне техник?

Ронин это не задевает, но тут же вокруг поднимается шум и гам, люди обвиняют друг друга во всём... А потом слово берёт Гаара, Казекаге, и Ронин понимает, почему его, такого молодого, избрали на этот пост. Она щурится, смотря на его огненно-красную шевелюру, и думает, что кого-то он ей напоминает своими словами.

Первая битва ведётся с огромным количеством клонов — одинаковыми, как под копирку, белыми бесполыми существами. Ронин палит их огнём, потому что брать в гендзюцу просто глупо, и с мрачным удовлетворением видит, как они умирают. Хотя была ли у клонов настоящая смерть? Была ли жизнь? Ронин не знает. Их дивизия расправляется с отрядом Зецу, и она становится той, кто идёт помогать другой дивизии в сражении с оживлёнными шиноби и всё теми же клонами.

Ронин поливает огнём Зецу и тех оживлённых, что попадаются ей под руку. Один раз она чуть не прерывает технику, разглядев Хиаши-сана, но потом понимает, что это не он — или же он, но оживлённый, а значит, пощады быть не должно. Почти муторная работа на дальней дистанции разрушена, когда её огненный парад прекращается словно ниоткуда взявшейся кучей воды. Ронин на всякий случай отпрыгивает ещё назад, оглядывается. Рядом с ней стоят такие же недоумевающие владельцы Катона.

Из пара выходит странный человек с коричнево-серой кожей и огромными шрамами.

— Ты, — он смотрит немного мимо Ронин на какого-то шиноби за её левым плечом, — очень хорошо владеешь Катоном. У тебя сильное сердце.

Больше он не говорит ничего, но и не нужно — он нападает на них, и, наверное, только чудо спасает Ронин от того, чтобы стать очередной маской этого Какузу. Удивительно, но чтобы победить его, требуется очень много шиноби — в общей сложности намного больше десятка, остальные поддерживают их с расстояния и не решаются мешать.

— Черт возьми, как Наруто смог его победить? — негромко бормочет Ронин, и девушка с двумя пучками на голове и странным веером, разрушившим на глазах Ронин одну из масок Какузу, качает головой:

— Сама удивляюсь!

Вторую половину дня и ночь Ронин пропускает: у неё заканчивается чакра и она падает в обморок от чакроистощения. Впрочем, она даже рада такой передышке, потому что вновь полна сил и готова на подвиги. И, когда на горизонте замелькали огромные фигуры демонов, все выжившие отправляются туда. Самых сильных пускают вперёд — чтобы они помогли тем, кто уже сражается с врагом.

Ронин не обозначает своего появления, в отличие от многих других шиноби, которые были знакомы с Наруто, но, судя по рассказам других, он стал непревзойдённым сенсором, а значит, видит её и так.

Какаши стоит недалеко от Наруто — и его уже лечит Сакура.

— Что тут происходит? — напряженно спрашивает Ронин, и чувствует, как к её вопросу прислушиваются. Все верят в победу, верят в Наруто, но знать, что происходит — тоже неплохо.

— Это Джуби. А на нём — Учиха Мадара и Тоби... который на самом деле Обито Учиха, — прикрывает глаза Какаши. — К сожалению, всё, что нам сейчас остаётся — это верить в Наруто и сражаться. Но и это немало.

Ронин согласна, что это немало. И Ронин верит в Наруто и слушает, что говорит штаб командования. Она молится ками-сама, чтобы у них всё получилось. А потом они все прыгают на Джуби — потому что это единственный шанс что-то сделать, и он оканчивается провалом. Внезапно высвободившийся Джуби отбрасывает их всех назад, и Ронин чувствует, как её руку простреливает болью, и Ронин думает, что падение такой силы вышибет из неё дух. Но падает она не на камень, а в заботливые руки Какаши.

Её левая рука в районе предплечья сломана, и недалеко упавшая девчушка-медик, срастив свои рёбра, принимается за Ронин.

Бомбы Джуби просто чудовищны, и Ронин сжимает зубы, следя за их полётом. А потом чувствует, как в её голову стучится что-то инородное... и позволяет голосу Шикаку прозвучать. Она прикрывает глаза, отдавая дань погибшим, но сражающимся до конца шиноби, и резко встаёт. И вовремя: с Джуби начинают сыпаться сотни, тысячи деревянных копий... которые отлично горят.

— Наруто, — рявкает она, смотря, что Узумаки замер, — двигайся, а не то тебя убьют!

Тот дёргается и уходит с линии огня очередного деревянного копья.

— Наруто, — внезапно кричит Обито, и Ронин шипит; она никогда хорошо не знала этого неловкого улыбчивого мальчишку, но всё равно ужасается тому, во что он превратился. А как страшно Какаши? — Ты говорил, что не позволишь никому погибнуть. Оглянись! А теперь повтори свои слова ещё раз. Почувствуй холод и ощути смерть!

Ронин оглядывается тоже, и её начинает мутить. Но, думается ей, это ведь война. На войне всегда так, верно? Так что нечего сопли разжевывать. Только вот Наруто, судя по молчанию, так не считает. И пока девочка-Хьюга приводит его в чувство, Ронин до боли в глазах вглядывается в двух Учиха, стоящих вдалеке — и вдруг Мадара ловит её взгляд.

Ронин надеется, что он не успел поймать её в гендзюцу, а если успел, то Мангекё шаринган помог его отразить.

— Бери, — шлёпает Ронин по руке словно ниоткуда появившийся Наруто, и её окутывает облако тёплой чакры. То же самое проделывается с Какаши — всё за одну секунду, и Наруто бежит дальше. — Бери. Держи. Отдача...

Ронин, кажется, становится единым целым с остальными шиноби: они вместе атакуют и вместе спасаются от огня двух Учиха, укрытые чакрой Наруто. Обито, кажется, не может сдержаться — подходит ближе. Ронин моргает — в её глазах уже давно светится Мангекё, а не обычный шаринган. «Давай же, — думает она, — посмотри мне в глаза, Обито». Но Обито смотрит только на Наруто... и на Какаши.

— Нет! — выкрикивает Ронин, когда Камуи затягивает обоих — и Хатаке, и Учиха. Она глубоко вдыхает и выдыхает. Какаши победит. Он сможет.

Больше мыслей нет — буря тащит её спиной по камню и оставляет лежать так. Ронин, охая, поднимается на ноги. Чакра Наруто всё ещё защищает её... или уже нет. Но сам Наруто тоже оказывается беззащитен. К нему подлетает Сакура-чан, а в голове Ронин опять звучит чужой голос. На этот раз — Шикамару.

Ронин облизывает губы и складывает печати. За то время, что их складывали некоторые шиноби, она успела активировать технику два раза — впрочем, она не сомневается, что есть и те, кто успел это сделать трижды. Ронин смотрит на бомбу с замиранием сердца... и вдруг та исчезает.

Прибывают Хокаге, и шиноби Конохи радуются им всем, как родным. Больше всех радуется Мадара при виде Хаширамы, но тот весьма прямолинейно того отшивает. Ронин прячет смешок за закушенной губой и смотрит Первому Хокаге в спину. Минато-сама в это время что-то негромко поясняет Наруто.

— Знаете, если бы меня каждый раз также отшивали, я бы тоже стала Мадарой, — весьма мирно говорит она закованной в доспехи спине. Хаширама-сама поворачивается одновременно с братом и их слова звучат в унисон:

— Но я же только сейчас!!!

— Ещё одна Учиха с Мангекё шаринганом...

— Подождите, — она смотрит на Тобираму-сама, а тот кривит губы, — вы сказали «ещё одна»? То есть...

— Саске?! — вскрикивает за её спиной Наруто.

Ронин проводит рукой по глазам, сглатывая. Наверное, она сейчас не может его видеть; но ей придётся.

— Дай угадаю, — надменно произносит Тобирама, — он твой брат и убил...

— Он мой двоюродный брат, — твёрдо перебивает его Ронин, — и у меня уже умерли отец, два лучших друга, один из которых его брат, и один возлюбленный. Я не могу допустить ещё и его смерти.

Тобирама-сама смотрит всё так же пренебрежительно, а Хаширама-сама протягивает руку, будто бы хочет погладить её по голове. Он говорит, что уж этого они не допустят. Ронин... Ронин не знает, верить или нет, но натянуто улыбается и кивает. Хокаге начинают делать свою работу, а чуть впереди и сбоку на землю спрыгивает Саске.

Он не смотрит на Ронин — он смотрит только на Наруто, и даже Сакуру-чан удостаивает лишь мимолётным взглядом. Ронин думает, что это в чём-то даже похоже на Мадару. Ронин видит, как дёргается уголок рта Саске, когда Наруто с Сакурой-чан говорят о седьмой команде... и отступает. Она сейчас будет только мешать. Но если... если ей удастся ещё раз поймать взгляд Мадары... Ронин кидает на него взгляд и видит, что тот демонстративно усаживается на землю. Рядом с ним стоит растерянный Хаширама... точнее, его клон.

«Надо же, какой принципиальный», — неловко смеётся Ронин и всё-таки бежит вслед за всеми шиноби в открывшийся проход в барьере, который минутой ранее остановил ещё одну бомбу. Монстры не доставляют проблем её Катону.

А потом все эти монстры, весь Джуби вдруг исчезает. Ронин прерывает технику в растерянности. Она не понимает, что делать и что происходит. Девочка-Хьюга — Хината, так? — путано что-то объясняет, и Ронин нетерпеливо выдыхает. Где, черт возьми, Какаши?! Что делать?

— Всем оставаться на своих местах! — звучит приказ одного из шиноби, когда барьер разрушен. — Кто знает, что он предпримет!

И Ронин слушается. Она уклоняется, ищет безопасное (ха-ха) место, но не вмешивается. До момента, пока Джуби не превращается в дерево и не начинает высасывать изо всех людей чакру. Ронин не хочет умереть и не хочет, чтобы умерли дорогие ей люди, но она просто не может к ним пробиться, хотя и пытается; видимо, Древо чувствует в ней силу. Впрочем, оно то ли устаёт, то ли насыщается довольно быстро.

— Что, чёрт возьми, происходит? — шипит Ронин.

Ей отвечают. Сначала — Хаширама-сама, словами. А потом — Наруто, одними эмоциями и неясными образами. Впрочем, этого достаточно. Ронин думает, что Хаширама-сама мог вообще ничего не говорить.

После этого Ронин собирается с силами, собирается с чакрой, и нападает на огромное дерево вместе со всеми. Но кора его почти не горит, и она, сжав зубы и еле слышно застонав, активирует Сусаноо. Бледно-красный воин возвышается надо всеми так же, как фиолетовый где-то далеко. Её сила, конечно, меньше, и воин меньше, но серп кусаригамы неожиданно хорошо подходит для того, чтобы резать Древо; щитом воин откидывает уже отрезанные куски. Ронин тяжело переставляет ноги и молит ками-сама, чтобы это побыстрее закончилось.

Она бы, наверное, так и продолжила рубить эти чертовы корни, если бы в голове не зазвучал голос Шикамару. Ронин усмехается нервно и разворачивается. Она понимает свою задачу — тянуть из Обито чакру (окамисамагдежеКакаши), но как же приятно видеть пораженный взгляд Саске!

— А ты думал, у тебя одного Мангекё? — насмешливо спрашивает Ронин, и её воин, небольшой, с простым доспехом, кажется на фоне Сусаноо Саске, что охватывает всего Кьюби, смешным. Но никто, конечно же, не смеётся.

Ронин немного страшно смотреть на Девятихвостого.

Когда всё заканчивается, а огромные биджу оказываются на свободе, Ронин хочется без сил упасть на землю. Сусаноо её потухает. Впрочем, стоит только ногам пошатнуться, как она слышит имя Какаши — и тело словно обретает второе дыхание.

— Какаши?! — почти жалобно хрипит она, бросившись в нужную сторону.

У Какаши в руках кунай, рядом с ним стоит раненый Четвёртый Хокаге, а под ним лежит поверженный Обито. Бегущий куда-то Наруто разворачивает её за плечи и, почти таща на себе, тянет в противоположную сторону.

— Им нужно поговорить, — серьёзно замечает он. — А нам нужно позаботиться о Мадаре.

Ронин прикрывает глаза и не пытается вырваться.

— Ну нельзя же так, — говорит она.

Наруто смеётся.

Наруто не смеётся, когда Мадара оживает, когда предлагает Саске перейти на его сторону, когда использует такую технику Катона, которая Ронин и не снилась.

Не проходит и нескольких минут, как хвостатых собирают в кучку, и место дислокации главных героев сменяется на другое. Ронин не чувствует в себе сил продолжать куда-то бежать и что-то делать, а потому она плавно сползает вниз, на землю. Она закрывает глаза... и для неё всё меркнет.

Ей чудятся какие-то счастливые, ласковые образы; она чувствует тепло от исполнения мечт и хочет продолжать этим наслаждаться, но всё очень резко заканчивается. Ронин вдыхает холодный воздух и вываливается из почти развернувшегося кокона. В груди болит — грёзы казались слишком реальными и слишком сбывшимися.

— Всё нормально, всё хорошо, — бормочет Какаши и помогает ей подняться; Ронин только сейчас замечает, что её трясёт. — Всё будет хорошо.

Ронин очень хочет ему верить. И она верит.