Примечание
Сознание Кота Нуара прояснилось.
Дымка, в которой утопал разрушенный Париж - нет.
Ледибаг - Маринетт - смотрела на него с сожалением и свойственной только ей нежностью.
А потом она посмотрела на ластик в своей руке и вновь на него.
Кот Нуар молчал, ибо не было таких слов, которыми он мог выразить все отчаяние, сожаление и боль, что терзали его в тот момент.
Перед ним стояла не совсем его леди. У нее - был свой Нуар, который еще не уничтожил все. У него - не было его леди. Не было его Маринетт.
Могло бы чудесное исцеление Ледибаг починить то, что сломалось и между ними? Могло ли оно вернуть его леди из праха? Могло ли заставить забыть, что тот, с кем они сражались, его отец? Могло ли сделать Париж прежним - чудесным? Могло ли собрать Луну вновь воедино?
Сзади в холодном голубом свете портала маячит Аликс-Банникс, показывает большие пальцы Ледибаг, манит к себе - назад в ее время.
Ледибаг говорит:
- Кот... Я не могу сейчас применить чудесное исцеление. Потому что это, - она показывает на разрушенный Париж, расколотую Луну, - нельзя допустить.
- Значит, я не буду знать, что ты Маринетт, - догадывается Нуар. - И мы не будем вместе.
Ледибаг печально улыбается.
- И что будет со мной? - интересуется Нуар. - В смысле, я смотрел всю эту фантастику про путешествия во времени и эффекты бабочки. Ты все исправишь. Луна не сломается, я не стану Котом Бланом, мы не будем знать, кто скрывается под масками. Это, - он показывает на окружение, - больше не будет нашим будущим. Но что станет со мной? Я так и останусь вот здесь один среди руин? Я перестану существовать?
Ледибаг задумчиво кусает губы, и Кот Нуар нестерпимо хочет их поцеловать.
- Я не знаю, Кот. Банникс?
Та высовывается дальше, почти выходит.
- Ну, ты либо просто перестанешь существовать, либо чудесное исцеление Ледибаг, когда она не даст вам раскрыться друг другу, перекроит и этот отрезок времени, и тебя, - сообщает Банникс, пожимая плечами.
Кот Нуар кивает.
- Звучит неплохо. Часть с исчезновением меня полностью устраивает.
Ледибаг хмурится:
- Чушь говоришь. Кот, я...
- Я тебя убил, я всех убил, - говорит он с нажимом. - Я облажался. Просто забери у меня-прошлого кольцо, и всего этого, - нервным жестом он обводит округу, - не случится. Прости, Маринетт, этот кот был просто никчемен.
Ледибаг дергается. Дергается каждый раз, когда он зовет ее по гражданскому имени. Дергается каждый раз, когда кто-то говорит о ее напарнике плохое.
- Поверь мне, Маринетт даст тебе фору в соревновании по никчемности, - хмыкает Ледибаг. - Ну, знаешь, если бы она не пользовалась талисманом в личных целях, всего этого - тоже не было. А еще Тикки, моя квами, говорит, что талисманы Ледибаг и Кота Нуара - две стороны одной медали. Если бы не было света, мы бы не знали, что такое тень, если бы не было неудачи, мы бы не знали удачи. Без Кота Нуара не будет Ледибаг, так что скакать тебе по крышам в костюме кота, пока мы оба не решим, что пора прекращать, Кот Нуар.
Он криво улыбается, принимая объяснение, принимая то, что Маринетт даже после всего этого все еще хотела его в напарники.
- Тебе пора идти.
Ледибаг кивает.
- Чем займешься, Кот?
- Лягу спать, - пожимает он плечами. - Не уверен, что делал это, пока был под акумой.
- Надеюсь, ты проснешься в лучшем из миров, - мягко говорит Ледибаг, походя к нему вплотную, настолько, что Кот Нуар видит бледные веснушки, рассыпанные по ее аккуратному носику. Видит и вспоминает, как целовал их. Ледибаг откидывает челку с его лба и целует чуть выше переносицы, для этого ей приходится вытянуться в струнку.
Кот Нуар помнит и такие поцелуи, и сердце его обливается кровью, потому что когда-то он имел право приобнять ее за талию для сохранения равновесия.
- Сладких снов, Котенок, - говорит она, выглядя, как сама нежность в обрамлении красного в крапинку, и сквозь почти роковой образ Ледибаг так явно проглядывает робкая и добрая Маринетт, что Коту хочется умереть на месте.
Он сделал так много ошибок, так много ошибок, и в итоге лишил самого себя счастья знать, что все это Маринетт. Она - Ледибаг. И всегда ею была, просто он не смотрел, не умел, но сейчас маска, костюм и магия квами не могли его обмануть, но только пока. Скоро он снова не будет знать.
Кот Нуар улыбается ей, надеясь, что не слишком фальшиво.
Ледибаг протягивает свой кулак для их фирменного жеста. Кот отбивает.
И когда она уже готова скрыться в портале, кричит ей вдогонку:
- Постой, ты должна кое-что знать!
- Если это о том, кто ты под маской...
- Это о тебе! Я знаю, ты считаешь Ледибаг своей лучшей частью, но я был счастлив, когда узнал, что под маской скрывается Маринетт. Я любил Ледибаг. Но Маринетт я тоже любил, не мог не любить, она ведь потрясающая, и она - это ты, хоть магия квами и моя личная слепота мешали мне сопоставить вас. Поэтому, если настанет момент, когда мы сможем раскрыться друг другу безопасно, ничего не бойся. Ты лучшая, в костюме и без.
- Спасибо, Кот, - говорит она, и Нуар знает, что под маской у нее выступил румянец и даже кончики ушек зарделись, и он любил это в ней. Он любил ее смущать. Он любил ее.
Портал закрывается с таким научно-фантастическим вжуханьем, и Кот Нуар остается наедине с плодами их общих ошибок. Кот Нуар скачет по упавшим зданиям, смотрит в лазурные воды, отражающие бледное небо, смотрит на расколотую Луну. Находит свой разворошенный дом, вылавливает из воды семейную фотографию, где они были еще семьей, где отец еще улыбается, где отец еще не Бражник, где родители еще живы. А ведь он даже не знает, что в итоге случилось с Эмили Агрест, и когда та исчезла, и там, в пылу битвы.
Ныряет к дому Маринетт, видит навсегда застывшие фигуры ее родителей, которые даже не поняли, что случилось, занятые работой. Мадам Чэн мешала что-то в миске, а месье Дюпэн - доставал противень с тем, что должно было стать чем-то вкусным. Он помнит, как родители Маринетт заверяли его, что он всегда желанный гость в их доме и каждый раз, отпуская его из своего гостеприимного дома, заворачивали парочку пирожных, которыми он делился с Натали, чтобы та закрывала глаза на грубое нарушение диеты.
Кот Нуар проскальзывает мимо коллежа, где нашел столько друзей и столько времени сидел, не зная, что ему в спину посылает влюбленные взгляды сама Ледибаг.
Он заканчивает обход драгоценных мест своей любимой чудом уцелевшей крышей неприметного здания, где они обычно встречались с Ледибаг для патрулей. Он ложится, принимает лицом холодный солнечный свет, вдыхает полной грудью белесую дымку, окутывающую, наверное, весь мир.
И закрывает глаза, чувствуя, как снимается трансформация. Плагг вылетает из кольца медленно, с натугой, будто квами, древний как мир, спустя столько лет познал старость.
Адриану не надо открывать глаза, чтобы знать - Плагг дрожит. Содрогается всем своим крошечным телом, шокированный акуматизацией, смертью Ледибаг, уничтожением талисмана Тикки, его верной спутницы и соратницы на протяжении всей его долгой жизни.
Обычно болтливый квами молчал, может, был настолько в нем разочарован, что пытался прийти в себя, чтобы приказать Адриану расстаться с талисманом. А может, испытывал отвращение такой силы, что не желал говорить с ним даже ради такой малости, ожидая, когда этот провалившийся Кот Нуар сам догадается снять кольцо.
Слабое дуновение ветра у лица показало, что Адриан очень неправ. Квами коснулся лапкой его щеки, а потом давление в области сердца - Плагг лег ему на грудь.
И замурчал.
Мама однажды рассказывала Адриану, что кошки могут ложиться на больные места и своим мурлыканьем исцелять. Плагг вряд ли мог что-то сделать: он не был котом и был буквальным воплощением разрушения.
- Ты можешь применить ко мне Катаклизм, - шепчет Адриан.
- А ты можешь не быть таким дураком, - отвечает Плагг. - Я устал.
- Прости, я не смогу раздобыть тебе Камамбер среди этой разрухи.
- Тогда замолчи и дай мне поспать. Я чувствую, как нас отсекает. Успею вздремнуть, пока до нас дойдет. И ты спи. Так легче, поверь мне. Если часть твоих воспоминаний сохранится, новый ты подумаешь, что это кошмар.
Адриан замолкает, слушает эти кошачьи убаюкивающие звуки.
Мертвенный свет бьет ему в лицо. А вдалеке - будто море рокочет. Внизу плещет вода. Тревога в душе Адриана нарастает. Он хочет спросить Плагга: сколько раз ему приходилось переживать подобное.
И, тем не менее - он ничего не делает. Ждет.
Молится.
Заполняет легкие студеным воздухом.
На лбу все еще тепло губ Маринетт.
И от этого места по всему Адриану растекается мягкая бархатная тьма. Тело тяжелеет, разум медленно умирает.
Пустота настигает.
И в этой пустоте он не один. Он и есть пустота. В нем все.