На многие сотни миль окрест раскинулась степь с выцветшей, пожухлой травой, среди которой порой только и виднелись, что пучки разнотравья. По наезженной торговой дороге, запряжённые низкорослыми, но крепкими лошадками, катились караванные повозки. Катались себе да катились; так медленно и ровно, что хоть в шахматы играй. Именно этим и убивали время расположившиеся в одной из повозок мужчины: Вереск нависал над походной доской, полулёжа на согнутом локте, и терпеливо ожидал, пока Волк сделает ход; а тот, погружённый в свои мысли, уже какое-то время просто глядел на неспешно проползающий мимо однообразный пейзаж. Его не тяготила эта однообразность, наоборот, действуя успокаивающе. Тяготили люди. Караванщиков было немного, от силы-то человек двенадцать, но развлечений у них в пути всего ничего, в основном болтовня да жевание табака. Иногда они устают болтать меж собой и, видимо, чтоб поднабраться свежих тем для разговоров, поочередно пристают с расспросами к выданным в охрану наёмникам из Гильдии.
Вот и теперь высокий, но нескладный Йоганес неспешно, будто бы случайно приблизился к их повозке и пошёл вровень, жуя зажатый меж зубов длинный стебель овсяницы.
— Что, не пыльная у вас работёнка, а? Вишь, никакая нечисть уж неделю не лезет.
— Так вам же легче, — с ленцой отозвался Вереск, — портки суше.
Йоганес беззлобно цыкнул, поскрёб рыжую спутанную бороду и набрал воздуха в лёгкие:
— Неделя, от я к чему клоню, да. Вы, господа охраннички, уж неделю тут прохлаждаетесь, и вот что мы с ребятами приметили… Вы ж бороды не броете. Нет, значится, никакой растительности, однако же и процедур никаких не замечено, это же как получается? Ладно ещё, — кивнул он на Вереска, — по тебе видно, что лет тебе мало, хоть, значится, в Гильдию вроде сопляков-то не берут, а вот вы, господин Волк, вроде ж с виду мужик, как говорится, матёрый…
Вереск прыснул со смеху, с любопытством глянув на Волка. Тот сидел как и сидел, однако уже с напускным равнодушием, так как наслаждаться видами у него явно уже не получалось.
— Оно же нам любопытно, смилуйтесь, — продолжал наседать караванщик, совершенно не ощущая нарастающего напряжения, — ну как оно у вас получается? Я бы, может, тоже ходил с бритой рожей, глядишь, девки бы молодые более, значится, охочие были…
Вереск, стоически до сих пор терпев и помалкивая, не сдержался и подлил масла в огонь:
— От девок точно упасу нет! С ним как ни сядешь выпить, к концу вечера всё равно пропадает с какой-нибудь…
— Вот оно ж точно дело в этом, — с радостью продолжил Йоганес, ободрённый поддержкой, — ну вы только слово скажите, господин хороший, с вас же не убудет. Небось, есть какой секрет, а? Может, мазь какую купить? Я недавно подле столицы бывал, у ведуньи в лавке разные втирания… Вот мы товар-то довезём, барыш получим, первым делом себе тогда эту самую мазь и возьму. Или не мазь это?..
— Я не хочу, — медленно, взвешивая слова, процедил наконец Волк, а наблюдательный Вереск отнял у него от греха подальше зажатого в кулаке коня, — вот и не растёт. Не человек я, в этом вся причина. Метаморфом зовётся такое состояние, как у меня. Могу управлять собственным телом и процессами в нём по желанию.
Йоганес присвистнул.
— Метаморф, от как! Не знаю, правда, о таких, но звучит оно солидно. И что оно получается, милостивый господин, и впрямь, ну, с телом вашим, простите за грубость, как с бородой?
Волк, предчувствуя новый виток бесцеремонных расспросов, впервые перевёл взгляд с горизонта на караванщика. Тёмный тяжёлый взгляд. Однако же Йоганес, будто бы и не заметив буравящего взгляда, продолжал:
— Это ж если, значит, организмом своим так управлять… Оно ж и расти тогда тоже может, верно я рассуждаю? Коль желание будет? Ну, о чём я говорю…
— И о чём?
Однако даже холодный тон Волка не унял пытливый ум Йоганеса.
— Ну так, получается, хозяйство-то у вас должно быть о-го-го, а? Вот я бы, ежели умел своим телом-то так управлять… и действительно, на что уже та борода!
Волк украдкой глянул на друга, ища поддержки, но Вереск сидел с видом человека, от всей души наслаждающегося изумительной театральной постановкой, и встревать явственно не желал. И Волк, глубоко вдохнув летучую дорожную пыль, постарался со всем терпением и вежливостью прервать зашедший в совершенно дремучие дебри разговор.
— Ума не приложу, к чему бы мне это нужно было. Да и если бы я хотел обсуждать своё достоинство, то явно в компании поприятнее, чем твоя, Йоганес.
— Ну как же к чему, господин Волк, — простодушно возмутился Йоганес, явно пораженный до глубины души, — ясное дело, что любому мужику оно ж первое дело, ну, дабы елда, значится, была во!
И для доходчивости Йоганес поднял руку с крепко сжатым кулаком, потрясая им в воздухе, видимо, иллюстрируя желаемые габариты этой самой елды. Волк в ответ на это тоже поднял руку, но только для того, чтоб приложить ладонь ко лбу в жесте отчаяния:
— Йоганес, шёл бы ты со своими разговорами куда подальше.
— Да чем же плохи разговоры, а? Мы ж просто с вами так, болтаем по-дружески. А ежели ж для вас это больная тема, ну, так и скажите… — Йоганес, озарённый внезапной мыслью, ахнул и понизил голос. — Так, может, просто, как борода, не растёт, да?.. А я тоже, поди, не хотел бы на эту тему балакать, ежели не было о чём…
Волк перегнулся через кузов и крепко взял караванщика за воротник.
— Дядя, следи, что стелишь, не у себя на базе. Вообще вывозишь, что базлаешь? — И добавил уже спокойнее, отпуская опешившего Йоганеса: — Сказал же, проваливай.
Тот молча глянул на Волка со смесью уважения и зависти на лице, явно совсем не обидевшись на грубость, и потрусил вперёд — обсуждать новые подробности с заждавшимися уже приятелями. Волк откинулся на дно повозки и прикрыл лицо локтем. Раздался короткий, отрывистый смешок Вереска, который захлопнул собранную игру и устроился рядом:
— Интересный всё-таки ход мыслей у людей. Ему говорят, что перед ним представитель доселе неизвестной ему расы, но вместо мириада вопросов, которые можно было бы задать, его интересует только размер хуя. А тебе будто бы и жалко поддержать исследовательские начинания скороспелого ксенолога.
— Ты-то заткнись, — беззлобно огрызнулся Волк, — к тебе с такими расспросами почему-то не лезут.
— А я выгляжу опасно. Боятся, что порчу наложу, вот и не зарываются. — И, помолчав, некромант добавил: — А тебе не идёт быть таким.
— Каким?
— Вот эти все «стелишь, базлаешь»… Ты же не такой совсем, только вид напускаешь.
— А какой?
— Ну… куда глубже.
Волк молча всмотрелся в лицо задумавшегося Вереска и внезапно для себя отметил, что глаза у него такие же, как дневное небо над степью: цвета светлой стали. И задался вопросом, почему его в большинстве своём обременяет общество людей, но нисколько не беспокоит постоянное присутствие такого же порой беспардонного и болтливого некроманта. Однако, вместо того чтоб дальше размышлять об этом, вздохнул:
— И так ещё три недели. Хоть бы сожрал их кто…