Автомобильные шины громко шуршали по шершавому, влажному от росы асфальту, и этот мерный шум, врываясь через открытое водительское окно, разбавлял мертвую тишину, повисшую в салоне такси.
Впрочем, изредка её нарушали тихие всхлипы совсем ещё молоденькой женщины, сидящей на заднем сидении, да пыхтенье малыша у неё на руках: практически с самого начала поездки мальчик сосредоточенно пытался добраться до поджарой чёрной собаки, сидящей рядом с водителем.
Женщина плакала, занавесив лицо длинными волосами, чей яркий медно-рыжий оттенок легко можно было угадать даже в царящем вокруг сумраке. Должно быть, горе её было велико. Или то был лишь страх?
Ребёнок снова завозился в материнских объятиях и скуксился, явно готовясь заплакать тоже.
Водитель тяжело вздохнул и раздражённо бросил:
— Сири, да пойди ты уже к ребёнку!
Собака недовольно покосилась на него в ответ, затем посмотрела на ребёнка, совсем по-человечески вздохнула и перелезла на заднее сиденье к сразу повеселевшему малышу. На какое-то время в машине снова стало относительно тихо.
— Простите, — немного нерешительно окликнула женщина.
— Да? — абсолютно спокойным голосом отозвался водитель, не на миг не отрывая взгляда от густых клубов тумана, скрывающих под собой шоссе.
— Просто, вы назвали эту собаку Сири.
— Да, это его имя. А что-то не так? — Женщина помотала головой. Водитель снова вздохнул, и опять опустилась тоскливая тишина.
— Знаете, — внезапно обратился к женщине водитель, — Говорят, что у людей существует такой интересный эффект: «Синдром попутчика». Он заключается в том, что совершенно чужому человеку мы с большей охотой могли бы рассказать то, что у нас на сердце, чем самым близким людям. Давайте попробуем испытать этот эффект на себе? Вот, например, попробуйте мне рассказать, чем вам так не понравилось имя Сири? Мне кажется, оно достаточно красивое.
— Нет, дело не в этом, — женщина даже нашла в себе силы бледно улыбнуться, глядя как её сын крепко обнимает собаку за шею и капает слюною ей на шерсть. Слегка придушенная собака смотрела взглядом полным обречённости, но не делала никаких попыток вырваться. — Просто у моего мужа есть лучший друг, Сириус, он анимаг. Он раньше часто заходил к нам, играл с Гарри в своей второй форме — в виде огромной чёрной собаки. Наверное, поэтому Гарри и уцепился так за Сири, соскучился просто.
— Вы сказали, Сириус приходил к вам раньше? А теперь не приходит?
— Нет. Просто… мы с мужем скрывались в последнее время, и к нам никому было нельзя.
— А почему вы скрывались? — водитель спрашивал чуть рассеянным тоном, словно слушал в пол уха, лишь затем, чтобы немного развеять скуку.
— Нас хотели убить. Джеймс — это мой муж — он всегда был немного… прямолинейным. И, честно говоря, немного чересчур воинственным, надеюсь, Гарри не возьмет это от него. В общем, Джеймс убедил меня, что нам следует самим постоять за себя в этой войне, что, если мы не попытаемся защитить себя, нас никто не защитит. Я сначала пыталась было оставаться дома, но всякий раз мне было так страшно одной, страшно, что его там убьют, а я так и останусь в одиночестве, что я не выдержала. Мы вдвоём вступили в Орден Феникса и постоянно сражались с Пожирателями Смерти. Мне всё время было страшно, но теперь рядом хотя бы был Джеймс.
Женщина ненадолго замолчала, погрузившись в воспоминания. Кроха-Гарри притулился рядом с Сири и задремал.
— А что же было после? — Снова разорвал тишину водитель. Женщина вздрогнула, будто тоже успела заснуть.
— А потом я узнала, что беременна. Джеймс сообщил об этом директору Дамблдору, сказал, что я больше не смогу сражаться. После этого Дамблдор поведал нам о пророчестве, под которое подходил наш тогда ещё не рождённый ребёнок. Мы прятались всю мою беременность, я даже рожала на дому, чтобы никто не узнал, но всё было без толку. Когда Гарри исполнилось полгода, Дамблдор принёс дурные новости: Пожиратели как-то узнали о моём малыше, и теперь их хозяин, которого нельзя называть, собрался его убить.
С того дня мы практически не минуты не могли сидеть спокойно. Я всё ждала, когда же к нам вломятся люди в белых масках, не могла спать, почти не спускала Гарри с рук… Мы бесконечно переезжали с места на место, снимали квартиры, дома, гостили у друзей, а они нас всё равно как-то находили, понимаете? Всё время шли по нашему следу только лишь на шаг позади. И если до рождения Гарри мне всё время было страшно, то теперь я начала испытывать самый настоящий ужас вперемешку с отчаянием. А потом Дамблдор предложил наложить на наш дом чары сокрытия, завязанные на хранителе. В общем, я не очень во всём этом понимаю — а Джеймс с друзьями ещё что-то и накрутили в заклинании — но то, что мы могли хоть на какое-то время вздохнуть спокойно — это факт.
Первое время, правда, я всё равно спала в пол глаза, в обнимку с Гарри и с палочкой под подушкой, но потом немного успокоилась, расслабилась даже, — женщина вдруг поджала губы и через мгновение опять зарыдала, закрывая рот рукой, чтобы не разбудить сына. — Я ведь просила… просила его… а он, а он… Водитель в ответ только молчал, но в его молчании женщине виделось если не сочувствие, то по меньшей мере, понимание и какая-то сдержанная скорбь, будто он присутствовал на похоронах не слишком знакомого, но бесспорно достойного человека. Какое-то время ехали молча, женщина успела успокоиться и теперь отстранённо смотрела в окно, на всё такой же плотный туман, который, кажется, не капли не изменился за всю их довольно продолжительную поездку.
— Скажите, — опять заговорил водитель. — А к кому вы едете?
— Вы имеете в виду, кто меня встретит? — водитель едва заметно кивнул. — Наверное, мои родители. Знаете, я так по ним соскучилась, я ведь не была дома со школьных времён.
— А что другие родственники?
— Честно, не знаю. Мама, вроде бы сирота, да и отец о своей родне рассказывал всегда неохотно… Так что мы всегда жили вчетвером: мама, папа, мой старшая сестра Туни и я.
— О, у вас есть сестра? — вроде бы удивился водитель. — Расскажите что-нибудь о ней. Что она любит? Чем увлекается? — Боюсь, я не знаю, — тяжело вздохнула пассажирка. — Мы почти и не разговаривали с тех пор, как я поехала в Хогвартс. Знаю, я тогда поступила плохо, когда согласилась прочитать то письмо, но мы все были детьми, и я много раз извинялась перед ней. А она так и не простила меня. Как жалко, мы ведь в детстве так славно дружили, я даже с мамой не была так близка, как с Туни. Теперь я знаю только, что у неё муж — толстый усатый морж со своей фирмочкой, и сынок примерно возраста Гарри, вот и всё. Не густо, правда?
— Да уж, — хмыкнул водитель. — Я со своей роднёй больше связей держу, чем вы — с вашей. Расскажите тогда хоть о друзьях, только не мужа, а о ваших.
— А у меня нет друзей, — внезапно заявила женщина. Водитель чуть притормозил.
— Как: нет?
— Не осталось. В детстве я больше дружила с Туни, были, конечно, приятельницы в школе и девчонки, с которыми я гуляла, но это так, несерьёзно. Потом был Сев, но мы с ним рассорились на пятом курсе. Он попал в дурную компанию, мне было жаль нашей дружбы, но тот человек, который находил издевательства над магглорождёнными невинной забавой и мальчик, с которым мы вместе лежали под ивой в Коукворте, оказались совсем разными людьми. Я знала, конечно, что люди меняются, но не ожидала такого от него. С девчонками на курсе у нас тоже крепкой дружбы не получилось, в Ордене было не до того… так вот и вышло: у Джеймса друзей целых трое, а у меня — ноль.
— А вы пробовали, я не знаю, как-то поговорить со своим Севом? Наставить его на «путь истинный»? — осторожно спросил водитель.
— Пробовала, ещё как. С самого первого и по пятый курс, только без толку всё, он просто пропускал все мои слова мимо ушей, мне иногда казалось, что я сама с собой разговариваю, понимаете? Вот и не выдержала в какой-то момент, накопилось всё. Может и надо было подождать, потерпеть, но уже не было ни сил, ни желания.
— Да уж, невесёлая какая-то вышла история.
— Какая вышла, — вымученно улыбнулась женщина. Внезапно, туман резко разошёлся в стороны, открывая вид на чёрную, сверкающую в темноте гладь моря. Сверху её подсвечивала круглая, почти полная луна, оставляя на воде широкую серебряную полосу, похожую на ещё одну дорогу. Таксист ловко свернул на неширокую, почти заросшую кривенькими дубами и такими же неказистыми елями дорогу, ведущую прямо к берегу. Пара минут, и он уже помогает своей рыжеволосой пассажирке отцепить спящего ребёнка от собачьей шерсти, а затем услужливо провожает её до пристани.
— Лили! — вдруг закричал кто-то с большого старомодного парохода, пришвартованного рядом.
— Джеймс! — ахнула в ответ женщина, срываясь вперёд. Она хотела было уже взбежать по всходням, но дорогу ей преградила мощная фигура в чём-то отдалённо напоминающем форму контролёра.
— Попрошу ваш билет, — гулко попросил её неизвестный. Быстро порывшись по карманам, женщина вытащила искомое и попыталась было пройти, но дорогу ей вновь загородил неизвестный. — Этот билет на одного, а вас двое. Значит, пройдёт либо ваш сын, либо вы. Выбирайте, мэм, — объявил он ровным, совершенно безжизненным голосом.
Женщина замерла, как истукан, просчитывая варианты, решая, что лучше выбрать. Ведь не может же она бросить полуторагодовалого ребёнка одного, поздней осенью чёрт знает где, но и отправить его туда, оставшись здесь в одиночестве, для неё совершенно невозможно!
— Торопитесь, мэм, «Дева Озера» скоро отправляется.
В глазах женщины при этих словах проступило настоящее отчаяние, и таксист, безмолвной тенью стоявший у неё за левым плечом всё это время, не выдержав, слегка кашлянул.
— Если хотите, можете оставить мальчика мне. Я могу отвезти его обратно.
— Обратно? — удивилась женщина, развернувшись к нему. — Но мне нечем вам заплатить.
— О, это не страшно, — чуть-чуть улыбнулся самыми уголками губ её собеседник. — Вы ничего и не должны мне платить, всё-таки, это моя работа.
— Спасибо вам, — Лили хотела сказать что-то ещё, но в это время пароход издал пронзительный гудок, напомнивший ей крик Авгура.
— Вам пора, — заметил водитель, принимая у неё из рук всё так же безмятежно спящего ребёнка.
— Может, вы хоть назовёте своё имя? — нерешительно спросила она, делая шаг в сторону парохода. — Чтобы я могла помолиться за вас.
— Молиться… за меня? — на сей раз водитель выглядел действительно шокированным. — Вы же вроде ведьма, а предлагаете такие вещи, — покачал он головой.
— Ну и что, что я ведьма? Знаете, какая у меня была набожная мама? Я до Хогвартса училась в воскресной школе, в церковь каждые выходные ходила… так как ваше имя? — улыбнулась она уже намного решительней.
— Меня зовут Харон, — поклонился ей таксист. — И помолитесь лучше за вашего сына, ему это будет нужней.
Пароход отплывал, громко пыхтя и сияя в темноте разноцветными огнями. Он шёл, громко разбивая волны широким колесом, уставившись широким носом прямо на лунную дорожку, и с берега казалось, что он тоже выбрал своё шоссе. Таксист немного посмотрел ему вслед, а затем развернулся и пошёл к машине.
— Ну, что скажешь, Сири? — спросил он, глядя на проплывающие в свете фар клочья тумана.
— Смотря что ты хочешь услышать, — крайне недовольно отозвалась собака.
— Ты проспорил мне чашку кофе. Не хочешь это как-то прокомментировать?
— Мне плевать, — раздражённо отозвался пёс. — На эту рыжую девчонку. Всё равно я считаю, что к двадцатому веку люди выродились, и скоро проще будет построить станцию для прямых перевозок «Земля — Ад», чем гонять нас туда-сюда. И эта девчонка, являясь исключением, лишь подтверждает мои выводы. Уж я-то постарше тебя, мне есть с чем сравнивать!
— Как скажите, господин Осирис, один из верховных богов Египта, — ехидно отозвался водитель, глядя, как мелкий пацан во сне подгрёб под себя собачьи лапы, и теперь активно пускает слюни на гладкую чёрную шерсть. Да, всё-таки, пусть мир и изменился за пролетевшие мимо тысячелетия, но наглость и забавность людей никуда не подевалась.
Тёмного цвета такси остановилось около небольшого полуразвалившегося дома. Водитель вышел из машины и, не заглушая мотор, направился к дому. Молча, не выказывая никаких чувств, перешагнул он труп мужчины в прихожей, отодвинул с дороги отвратительно выглядящее тело, мало похожее на человеческое, и положил ребёнка в его колыбель. Развернувшись, он хотел было уже уйти, но тут взгляд его зацепился за лежащее чуть в стороне тело женщины. Мужчина наклонился к её лицу и закрыл покойной глаза.
Его работа здесь была закончена, пора было двигаться дальше.