От школы до дома далеко идти — несколько километров по жаре и по песку. Иногда родители отвозят, но чаще пешком — самодельная машина часто ломается. Джей иногда завидовал тем ребятам, которые приезжают в школу на машинах свеженькие и не потные. Зато он похож на настоящего путешественника — пыльный, привыкший к дальним переходам. Обувь у него специально усовершенствована для удобства — впрочем, как и все вещи. В неё почти не набивается пыль. Хочешь иметь что-то хорошее? Сделай это сам. И денег сэкономишь.

Над воротами свалки висит разноцветная гирлянда. Красиво. Жаль, что зловещие горы мусора портят впечатление.  

Джей старательно отворачивается, прикрывая пострадавший глаз.

— Всё хорошо!

– Не надо мне тут! Опять?.. – мама деловито развернула его к себе и привычно осмотрела повреждения. Ничего страшного, ничего, всё как обычно.  

– Они опять к тебе лезут? – Эдна ищет аптечку, переворачивая с ног на голову пирамиды нужных и не очень вещей. — Давай твой папа всё-таки поедет с тобой завтра, чтобы напомнить этим хулиганам, как себя вести.

Джей энергично замотал головой. Не то чтобы он не верит в авторитет отца, но...

– Дорогая, я усовершенствовал тостер!

Джей критически оглядел металлическую химеру, которую держал в руках папа. Несколько жёстких косяков... Надо будет потом намекнуть мягко, чтобы не обиделся.  

Мама – низенькая, боевая, в натянутых зачем-то очках пилота, и папа с железным и мигающим уродиком в руках – какие же они беззащитные, его родители...

– Мам, я сам виноват. Это я к ним пристал.  

Эдна скептически оглядела Джея. Ноги у него от ходьбы крепкие, но всё равно на вид хилый. Много сидит дома, бледный. Но зато какие конструкции он собирает!..

– Ты? Сам? Пристал? Не надо быть таким добрым к хулиганам. Закрой глаз, обработаю.

В нос Джею ударил запах бензина, палёных проводов и тостов с вареньем. Непередаваемое ощущение дома.  

– Ну хорошо, не пристал. Но сам виноват. Я себя веду так, что они имеют полное право. Справедливое наказание.  

– И что же ты сделал? – папа очнулся от тостера. – Научил какого-нибудь малыша со снайперской точностью метать ручку, из-за чего кто-то из твоих одноклассников стал похож на пирата?

Джей улыбнулся. Несмотря на глаз, ему было хорошо.  

– Нет. Доводил их теорией теневого мира.  

– И неужели настолько?

– Настолько.  

– Они в любом случае не имеют права распускать руки, – Эдна стала обрабатывать ранку зелёнкой и дуть на неё.  

– Не поверишь – первый толчок был от меня. И то бы они меня простили, если бы я согласился сдаться. Не отказаться от своего, просто заткнуться.  

– Твой язык принесёт тебе ещё много неприятностей, – папа покачал головой.

– Эта теория стоит того, чтобы о ней знали.  

– Кто и зачем? – Джей грустно усмехнулся. – Мои галюны – мои проблемы. Какая разница, что я там видел и о чём думал?  

– Но это объясняет многое. А если и «галюны» – послания оттуда?

– «Оттуда» не существует. Знаешь, я не умею молчать. Совсем.  Мне хочется бросаться на людей, трясти их за плечи и кричать «Слушай, я тут такое придумал!» – и неважно, хотят меня слышать или нет. Люди имеют полное право требовать от меня молчания. Но я не могу, это сильнее меня. Но я могу убить свои мысли.

– Нет! Они вернутся.

– Я смогу, мне хватит силы воли!

– Не давай обещаний, которые не сможешь выполнить!

– Ния!!!

– Ну что?

У него был друг.  

Джей никогда и никому не рассказывал о нём, потому что ему было страшно. Потому что он сам себе не верил. У вас бывает такое ощущение? У нормальных людей, говорят, не бывает.  

Джей не был уверен.  

Но, кажется, много лет назад на свалку пришёл мальчик. Он сказал, что сбежал от родителей или что они погибли в автокатастрофе — а тут рядом трасса, и такое бывает, часто бывает, чаще, чем хотелось бы — но теперь он будет жить тут, совершенно свободный, в какой-нибудь старой машине. Джей наткнулся на него случайно, когда искал детали. Пообещал не выдавать мальчишку своим родителям. Так они стали друзьями.  

Джей покрывал мальчишку, которого звали Ником, таскал ему еду и вещи. Ник вместе с ним исследовал свалку, помогал искать детали, слушал его выдумки. Их любимым местом стало кладбище кораблей. Когда-то в этой пустыне было море, но оно ушло, оставив после себя груды старых и странных вещей. В том числе и старые корабли. Они были затеряны в пустыне так далеко, что их даже не разбирали на металлолом, и они мирно ржавели.  

В пустыне было особенное место — старый причал, который теперь выходил к морю песка и его ржавым обитателям. Джей когда-то по глупости сбежал из дома и наткнулся на это место. Вернулся едва живой от жары, но с планом и знал, как добраться до удивительного причала. В детстве это место казалось ему лучшим местом на свете, чарующим, мистическим...

Но от причала веяло жутью и безнадёгой, и понять это мастер молнии смог слишком поздно. Лучше бы это был ужас и смерть. Но солнце просто раз за разом оседало в песок, скелеты кораблей темнели, а причал оставаться ждать ничего. Это место находилось вне времени и пространства, и оттуда хотелось сбежать.  

Сейчас хотелось. Тогда — нет.  

Трагедия произошла, как это всегда бывает, неожиданно. Не на причале — но воспоминания упорно отсылали именно к нему.

Джей считал себя мастером равновесия, он умел ловко, как истинный ниндзя, карабкаться по мусорным горам, не боясь сорваться. Из-за этого умения он даже получил в школе кличку Таракан, на которую не видел смысла обижаться. Свалка была его домом, его детской площадкой, его тренировочным залом и испытательным полигоном.

А на дураков не обижаются.  

Джей был мастером равновесия, Ник — нет. Они просто бегали, и Ник просто упал. И всё. Неестественно изломанное тело, струйка крови — и всё из-за груды железа внизу. Да, пахло железом. Этот запах накрывал со всех сторон, заползал во все щели. Находиться в нём не хотелось — словно это была для него, для Таракана, отрава.

И он побежал. Совершил предательство, о котором мучительно жалеет. Нёсся так, как никогда до и после не бегал, стараясь вытеснить скоростью и усталостью мысли. Его тело оказалось сильнее, чем он думал, он добежал до причала, не чувствуя утомления. Внутри было тупо и вязко, хотелось плеваться.

Потом началась гроза. Джей тогда ещё не знал, почему. Он спрятался под причалом, вжимаясь в иссушенные временем доски, и думал о том, как море из-за грозы вновь наполнит пустыню, и тут будут чайки и смешные крабы. И корабли поплывут, а они с Ником станут пиратами...

Тупое внутри мгновенно превратилось в острое, Джей зажал в зубах собственный кулак, плакать нельзя.  

Гроза не принесла моря, только разрушила шалаш Ника, построенный в одном из старых кораблей.  

Джей так и не вернулся — он просто не знал, что делать с телом Ника, просто не знал. Где и как копать яму, как стереть кровь с кучи железа, как правильно уложить... Он не знал, ему было страшно. Домой он вернулся насквозь мокрый и грязный, несколько дней ни с кем не разговаривал и отказывался от еды, что не могло не беспокоить родителей. Поэтому его повезли к психологу. Но он не мог помочь Джею, психолог не знал, как правильно похоронить Ника.  

А когда Джей собрался наконец и пришёл на место гибели мальчика, тело уже растащили вечноголодные пустынные твари. Они-то знали, как хоронить. И они, в отличие от Джея, не собирались ждать.

Доски старого причала осыпаются в труху, одна из них проломилась и пропустила ногу Джея в своё зубасто-занозистое нутро. Деревяшка остро впилась в ногу, но Джей не подал виду. Только покрепче сжал в руке старую тетрадь с картами.  

Тело растащили, не осталось ничего, даже кусков одежды. Обитатели пустыни всегда голодны, у Джея всегда есть с собой нож на случай, если им кто-то решит полакомиться. Пустынные твари не оставляют ничего, они жадно пытаются поглотить всё, способное продлить их голодную жизнь.

Твари не виноваты.  

Нога болела, кажется, разодрал до крови.  

— Прости меня, Ник.  

Они там, в пруду.

Это очень страшное место — он понял это только сейчас. Но в детстве он не видел ничего, кроме свалки, и пруд казался ему совершенно нормальным. Необычный, словно цветок застыл в железе и наполнился водой. А сейчас — нагромождения мусора, зловещие зубастые горы и грязная лужа неизвестной глубины. Непонятно, образовалась она в толще мусора или уже была в земле. Но получился колодец с острыми железными стенками. Открытая ненасытная пасть, наполненная слюной.

Когда-то он упал туда. Джей ещё не знал тогда, что это раскрытый голодный рот.  

Пруд был на дальнем конце свалки, там, где ограду почти завалило песком. Пустыня впереди казалась бесконечной. Безопасный домик и цветные гирлянды далеко, родители ничего не услышали. А Джей просто хотел вытащить кораблик.  

Рот жадно заглотил его.  

Железные листы и части корпусов техники накрывали пруд у берегов, как крыша, и мешали всплыть. В грязной воде ничего не видно, и мутно, и больно... Он обо что-то ударился, обо что-то поцарапался. Свет исчез, стало непонятно, куда двигаться. Паниковать не хватило душевных сил, и он поплыл. Куда-то.  

Что он нащупал тогда на дне? Зеркало, да, зеркало. Как увидел? Мало ли, почему на глубине может быть чисто — вдруг пасть соединяется с подземной рекой, и течение отличается от мусорной толщи. Может, там светящиеся кристаллы. Или причудливо отражается и попадает в течение свет из другой мусорной горы. Странно, но вероятнее, чем то, что он тогда придумал.  

А он придумал страшное.

Что дно мусорной пасти стеклянное, и за этим дном начинается другой мир, откуда смотрел на Джея почти такой же мальчик. Почти. Одет только странно и глазами красными светит. И если вглядеться, можно увидеть...

Выстрел. Железный штырь упирается в стекло дна. Мальчик злой.

Джей не помнит, как выбрался.

Но после выстрела стало понятно, что воду преодолеть проще, чем стекло и железо. Что либо вверх, либо следующий выстрел прошьёт его насквозь. И стало сразу как-то понятно, куда и как плыть. И как не задохнуться. Словно тот мальчик подсказал.  

Джей выбрался на кипяточные от солнца железные пластины и жадно задышал, просто радуясь воздуху. Потом уполз в тень и долго плакал от страха.  

Кораблик плавал в центре пруда, он был прострелен насквозь.

Через какое-то время они с папой вместе выловили его. Джею кораблик теперь виделся страшным. Он словно держал на руках собственное мёртвое тело.

Он старательно сжёг его. Словно сжигал злого, но теперь уже не опасного мальчика. Хочется верить, что не опасного.  

Хочется верить, а нельзя. Работа такая у героев — проверять каждую гадость мира, чтобы она не выросла. Как бы ни было страшно.

Но он не сказал Ву. И после появления двойников не сказал. Молчал, как могила, потому что пообещал себе — никому больше про теневой мир не болтать, не нести чушь и не создавать себе репутацию идиота.

Правда, немного он слово нарушил. Перед Нией идиотом быть как-то и не страшно.  

И сейчас она с ним тут, задумчиво трогает воду. Проверяет. Ногой. Почему-то подозрительные пакеты, которые могут быть бомбами, руками не трогает никто, а ногами пинают запросто — видимо, они неуязвимы. Джей этого ощущения бессмертия нижних конечностей и всяких пробных тычков не понимал. Он много чего взрывал, разорвёшься как миленький — и не важно, чем тронул.

— Ты не пойдёшь со мной. Не пойдёшь же?

Послушается?

— Я тебя одного не отпущу.

Джей судорожно вдохнул. Нормальный человек не сунулся бы сюда снова, но он слишком любопытен. Он-то идиот, ему давно объяснили, но Ния-то почему?

— Я ещё могу отказаться, перестать жалеть свои идеи и признать, что там никого нет. И всё будет хорошо. Мы вернёмся домой и забудем про эту дурацкую теорию.

— Я не забуду, — упрямо повторила Ния. — Если тебя что-то мучает, надо разобраться. Просто так они не отстанут.

Джей нервно сглотнул и поправил самодельную систему подводного дыхания. Всё ли крепко держится? В бассейне всё работало идеально, но это всего лишь бассейн. А не голодная пасть.  

Ния уже натягивает второй экземпляр. Хитрая, сама убедила Джея, что надо бы сделать запасной. Всё время же какая-то фигня случается и ломает нам планы, а тут мы сломаем её.  

— Хорошо, спускаемся. Связь держим по браслету.