Когда Чонгук представляется омегой, в его мировоззрении ничего не меняется. Разве что он начинает думать о течках.  

Он почти совершеннолетний, и Чимин едет к врачу с ним, чтобы поддержать. Первые течки всегда слабые, поэтому Чонгук легко переживет их и один, хотя Чимин и бросает подозрительный взгляд на него.  

Они приезжают домой, разваливаясь на диване, Чимин пишет в общий чат, что произошло, и что все хорошо, они дома, не стоит переживать. Чонгук делает им обоим чай, ложится рядом и погружается в беспокойный сон.  

Чимин мягко гладит его по голове, улыбаясь. Он не знает, что снится Чонгуку, но он съеживается, а легкий запах новоиспеченной омеги проникает к легкие, проявляя внутри желание обнять и прижать к себе еще ближе.  

Чонгук видит сон.  

Он видит своих хенов, видит себя, так сильно жаждущего их внимания. И хоть эти адские течки, сопровождаемые болью и диким возбуждением, канули в лету, в голове Чонгука все равно остается эта мысль, что все могло бы быть иначе.  

Он мог бы лежать в кровати, окруженный чертовски возбужденными альфами, сбежавшимися на его запах.  

Намджун первый, Намджун всегда первый: как лидер артеля, как первая любовь. Он первый прикасается, обводит горячую кожу шеи пальцами и первый ставит метку, которая растекается возбуждающей болью в теле. Чонгук дрожит, закрывает глаза и обхватывает руками шею Намджуна, ощущает на своих губах чужие и хочет остаться так навечно.  

Запахи меняются, горячесть тел не уходит, Чонгук ощущает себя под таким давлением, что он готов расстаять.  

Руки – везде.  

Его постоянно кто-то целует, кто-то кусает. И ему так уже не терпится увидеть череду засосов, рассыпавшихся по его коже красными и синими оттенками.  

Он стонет, выгибается, когда ощущает рот на сосках, закрывает глаза от слишком большого количества ощущений, из глаз льются слезы, и кто-то их мягко стирает, приговаривая, что все хорошо. Что они помогают.  

А Чонгук верит, верит. Как он может не верить, когда его всего ведет от напряжения во всем теле, и как его отпускает? Все тело в одно мгновение расслабляется, он падает в родные руки, но хочет, хочет еще. Перед глазами непонятная пелена: то ли слезы, то ли туман.  

И он просит.  

Просит.  

Просит так жалобно, тянется к каждому.  

Ощущает наконец такие нужные ему пальцы внутри себя, играющиеся, трогающие, приносящие наслаждения.  

- Зайка, ты самый красивый у нас, - над ухом раздается низкий голос Тэхена, на которого Чонгук спешит упасть, чтобы он обнял его, чтобы ближе к коже, чтобы не отпускал. Тот так и делает, прижимает и сильными пальцами впивается в нежную кожу бедер, на что Чонгук испускает высокий вскрик, вздрагивает и закидывает голову назад.  

Тэхен прикусывает его ухо, шепчет что-то на ухо, но Чонгук не может уже воспринимать слова, сейчас для него важны лишь действия, и он наконец чувствует, как в него проталкивается член, и благодарно скулит, зажмуриваясь, прижимаясь ближе.  

Сквозь немного рассеивающуюся пелену перед глазами омега замечает подползающего к нему Чимина, такого мягкого, возбужденного. Он льнет к нему первым, слыша одобрительный рык от Тэхена, продолжающего медленно заполнять Чонгука. Чимин гладит его по голове, нежно проходится руками по лицу и что-то шепчет. И этот шепот вливается прямо в уши Чонгуку, он понимает, что должен его услышать, льнет ближе, и только тогда…  

Просыпается.  

Черт.  

А было-то хорошо. Пусть и немного стыдно.