Она погибала достойно, как и подобает героям. Не страшась свистящего металла, то и дело впивающегося в тело, как сотни раскалённых игл, не прячась, уводя немцев от раненых Федота Евграфыча и Риты, секунды которой уже были сочтены; сражаясь за Родину и уверенно глядя в лицо смерти. Женька вообще никогда не боялась. Обидно только было умирать в девятнадцать лет. Ах, как обидно, больно и несправедливо! Но она всё равно стреляла из последних сил, стреляла, пока были патроны.

- Тяжело, боец Комелькова, тяжело. Тут душой зачерстветь надо. Но ты пойми, не люди это, даже не звери…

Не люди. Нет, не люди.

Женька никогда не понимала, как можно покривить душой?! Для неё это оставалось непостижимым. Она не поняла это даже тогда, когда потеряла подруг, родителей. Всё, чем она так дорожила. Комелькова просто стреляла — иначе никак было нельзя. Нельзя было уходить. Не победили они! Жива Женька ещё! Жива! И всё обязательно кончится благополучно! Она никогда не теряла надежды. Даже чувствуя, что силы на исходе, продолжала надеяться и верить, стискивая зубы и сжимая кулаки…

- Ах, Женька, ты русалка!

Утонула русалка. В собственной крови, с каждой каплей которой уходила жизнь, в слезах, что туманом застилали зелёные глаза, хотя она до последнего старалась не плакать. Нет, всё равно не победили они! Пулями им не сломить сильный дух! Комелькова знала это и наивно верила в лучшее. В то, что ещё увидит небо, солнце, такое радостное, желанное и тёплое, станцует цыганочку и матчиш, сыграет на гитаре, и завтра будет совсем всё по-другому…

Она не чувствовала физической боли, гораздо сильнее болела душа, когда немцы добивали её в упор, а после с улыбкой смотрели на её прекрасное и гордое лицо.

- Нет, Женя, не люди они. Не люди…