В баре было полно посетителей, но Клаус не обращал на них должного внимания. Прошло уже больше недели с тех пор, как его родные узнали секрет, который они с Элайджей хранили восемь столетий. И пусть опасения насчёт сестёр не оправдались, допроса избежать не удалось. Во время него Фрея многозначительно молчала, но зато Ребекка, со свойственной ей «тактичностью», задавала самые каверзные вопросы. Однако вскоре ей это наскучило.

Были кое-какие проблемы с Хейли, но и они продолжались недолго, ибо, узнав о своей беременности, она таки решила оставить их в покое. Но Клаус догадывался, что истинная причина крылась в его предупреждающем рыке…

Наконец-то в его жизни настала полная идиллия. В городе воцарились тишина и покой. От старых врагов не осталось и следа, и перспектива новых проблем не маячила на горизонте. В его отношения с дочерью никто не лез, и поэтому всё своё свободное время Никлаус посвящал либо ей, либо Элайдже, если, конечно же, последний не пропадал на очередных переговорах.

Что же до новой стаи, прибывшей в город, то она до сих пор не проявила себя, и Элайдже это не нравилось. Клаус, конечно, пообещал ему, что попробует выяснить что-нибудь о них по своим каналам, но пока его усилия не увенчались успехом.

Вечер обещал быть самым обычным. Клаус бросил многозначительный взгляд на Камиллу, что сегодня исполняла роль бармена, и через мгновение его бокал снова оказался полон.

— Спасибо, — поблагодарил Никлаус, и вслед за его словами входная дверь громко хлопнула. Нежданными посетителями оказались именно они — новички из недавно прибывшей стаи, которых Никлаус уже и не рассчитывал увидеть сегодня.

Ранее, до момента уничтожения проклятья, запахи не были для него чем-то особенным. Его обоняние не отличалось от обоняния других вампиров. Оно, несомненно, было куда острее, чем у людей, но не было таким развитым, как у тех же оборотней. Оборотни, как известно, различали куда больше ароматов и за версту могли чувствовать своих. Вот и сейчас в воздухе запахло псиной.

Клаус почувствовал, как у его внутреннего зверя на загривке поднялась шерсть, как он обнажил зубы в тихом рычании… Похоже, волку, живущему внутри него, эти оборотни пришлись не по душе, и именно поэтому Никлаус был обязан выяснить причину, по которой они прибыли в город. Возможно, Элайджа был прав, и странное затишье в городе было предвестником будущих проблем.

С места, где он сидел, было довольно удобно вести наблюдение. И вот, трое незнакомцев прошли к одному из свободных столиков, а четвёртый, лавируя между другими посетителями, приблизился к барной стойке. Камилла тут же подошла. Девушка приняла заказ, и незнакомец, по мнению Никлауса, должен был отчалить к своим, но вместо этого он перевёл взгляд прямо на него.

— Смотрю, здесь довольно милое местечко. И полно представителей сверхъестественного мира.

Слова были произнесены так тихо, что, принадлежи Клаус к роду человеческому, ни за что не расслышал бы их. Он не понимал, зачем незнакомец решил завести с ним беседу, но в ответ на его реплику едва заметно кивнул. Это выглядело несколько странно, ведь оборотень наверняка догадывался о том, кем он, Никлаус, являлся. Тогда зачем же, спрашивается, полез с разговором?

Но тот, похоже, и не собирался продолжать. На секунду их взгляды встретились, и волк, недолго думая, отступил, оставляя Никлауса в полном недоумении. Мотнув головой, тот снова попробовал переключить своё внимание на Камиллу, но ничего не вышло.

Несколько раз он ловил себя на том, что хочет повернуться в сторону посетителей, хочет посмотреть, что там делает таинственный незнакомец, но каждый раз неизменно одёргивал себя. Клаус изо всех сил напрягал слух, но за столиком, который интересовал его, не велось разговоров, но зато раздавался звон бокалов и весёлые смешки. Оборотни как будто знали, что их подслушивают.

Клаус сам не ожидал, что это обстоятельство так сильно разозлит его. И решение покинуть бар, наверное, было самым лучшим выходом из сложившейся ситуации. Он не хотел устраивать потасовку в этом заведении исключительно из-за Камиллы, так как она хорошо относилась и к нему, и к его семье.

Вскоре уличный шум окружил его, и Клаус на мгновение отвлёкся от своих мыслей. Прикрыв глаза, он вдохнул новоорлеанский воздух и с удивлением обнаружил, что к нему прицепился запах недавнего знакомого. Мгновение ушло на то, чтобы решить: вернуться или уйти. В баре его никто не ждал, зато дома был Элайджа, и Никлаус не хотел упускать редкую возможность, чтобы побыть с ним наедине.

И тогда, недолго думая, Никлаус таки повернул в сторону особняка.

* * *

Болезненный стон сорвался с пересохших губ, и Никлаус в очередной раз попробовал встать. Но ничего не вышло. Тело не желало подчиняться, будто бы из него разом выкачали все силы.

В нос опять ударил знакомый запах. Смешанный с ароматом горящих свечей и подвальной сырости, он, казалось, впитался в него. Злой рык сорвался с губ Никлауса, ему хотелось добраться до наглого щенка, который сидел неподалёку и внимательно смотрел на него, но он не мог. Ибо даже на самое простое движение уходило немереное количество сил.

Недавнее воспоминание об их первой встрече подняло волну ярости в груди. И как он сразу не понял, что мальчишка воспользовался какой-то магией? Все эти дни он, Никлаус, был словно одурманен. Ему хотелось увидеть этого волка. Хотелось получше узнать его. И это было странно. Он непременно должен был заметить подвох, но не заметил…

На звук чужих шагов Клаус никак не отреагировал. У него не было сил даже на то, чтобы повернуть голову. Теперь же, когда оборотень стоял рядом, Клаус слышал его ровное дыхание. Всего мгновение, и пальцы незнакомца, зарываясь в его волосы, легли на затылок. Никлаус тихо зарычал, и его клыки моментально удлинились. Подобные прикосновения были позволительны лишь Элайдже, и он бы с нескрываемым презрением стряхнул бы сейчас чужую ладонь, но, к сожалению, не мог.

— Такой слабый, но в тоже время такой сильный. Всё ещё сопротивляешься. А я думал, что настоящая любовь такому, как ты, неведома.

Тишина давила на уши, однако волк, похоже, не собирался объяснять свои слова. Просидев рядом с Никлаусом какое-то время, он просто поднялся и ушёл. И тогда Клаус облегчённо выдохнул. В голове вертелась куча мыслей, и каждая из них ему не нравилась. Что с ним сделали? При чём здесь его чувства? Интересно, а кто-нибудь из родных заметил его исчезновение?

Вскоре он провалился в беспокойный сон, который был неожиданно прерван.

Скрип отворившейся двери вывел его из состояния полудрёмы. Ненавистный оборотень вернулся и, к несчастью, не один.

— Ками!

Клаус был уверен: она даже не расслышала, что он сказал. Тогда он снова попробовал встать или хотя бы сесть, но вскоре понял, что это бесполезно.

Однако Камилла, увидев его, тут же прекратила вырываться.

— Отпусти!

Усмехнувшись, оборотень подтолкнул Камиллу в его сторону. Опустившись рядом, она дотронулась ладонью до его щеки, и Клаус ощутил необъяснимый жар, исходящий от её кожи.

— Даю вам минуту на то, чтобы попрощаться. В конце концов, такие сильные чувства того достойны.

От нешуточного волнения в горле у Никлауса моментально пересохло. Видимо, его противник решил, что всё дело в Камилле. И лишь потому, что он, Никлаус, позволил себе слегка пофлиртовать с ней в баре. Теперь же из-за его оплошности ей грозила смерть…

— Клаус, что происходит?

Он бы ответил, но сил не было, а мысли разбегались, не желая связываться в слова. Всё, что он смог — это провести языком по пересохшим губам.

Сделав вдох, он чуть не захлебнулся от чувства надежды, которым пахла Камилла. Он не ожидал, что кто-то может так рассчитывать на него, и от осознания этого было только больнее.

— Он тебе не ответит, — превосходство слышалось в голосе оборотня, и к нему было примешано злорадство. — Видишь ли, Ками…

Театральная пауза, созданная говорящим, заставила Клауса чуть приподнять голову и посмотреть на него. Как и ожидалось, на ненавистном лице оборотня блуждала непонятная улыбка.

— Видишь ли, Ками, его чувства к тебе мешают моему заклинанию перейти к завершающей стадии. Но кто же мог знать, что подобное чудовище способно так любить? Не станет тебя, и проблемы не будет. Мой дорогой родственничек обернётся в послушного зверька.

— Мы. Не. Родственники.

Хотелось ещё добавить, что Камилла здесь ни при чём, и что любит он вовсе не её. Но Клаус промолчал. Что-то подсказывало: его возражения скорее подтвердят мнение похитителя, да и брата подставлять под удар не хотелось.

— Ты в этом так уверен? — смех разнесся по помещению. — Поверь, ты никогда так не ошибался.

Через секунду на его ладони появилось кольцо, которое Клаус моментально узнал, несмотря на то, что видел в последний раз более тысячи лет назад.

— Однажды твоя мать отдала его нашему общему предку, а он передал его мне.

В ответ Клаус лишь нетерпеливо фыркнул. Будь он в лучшем состоянии, то сам выбил бы из него правду, но его сил едва ли хватило на то, чтобы выпустить когти.

— Для заклинания, что я использовал, родственная кровь имеет определённое значение. Чем ближе связь, тем больше шансов на успех. Но ты почему-то сопротивлялся. Я долго гадал, в чём причина. А потом вспомнил нашу первую встречу, и ответ пришёл сам по себе.

Клаус заметил, как дёрнулась Камилла, когда чужие пальцы коснулись её волос. Он услышал, как тяжело сглотнула Камилла, как из её лёгких вылетел весь воздух… А затем последовал хруст ломаемых шейных позвонков, и всё, что он, Никлаус, смог — это прикрыть глаза. Внутри него закипела злость. Новая, способная уничтожить врага, растоптать его. Чего бы это ни стоило.

— Твоя слабость скоро пройдёт, а затем придёт желание подчиняться.

В голосе оборотня слышалась невероятная уверенность, и Никлаусу от осознания этого захотелось рассмеяться в голос. Да, ему было жаль Камиллу, он тепло к ней относился, но едва ли это можно было назвать любовью. Похититель, кажется, не рассчитывал на то, что вскоре Никлауса начнёт искать его брат — Элайджа, а когда найдёт, то оборотень пожалеет о том, что вообще родился на этот свет. Немногие знали о том, на что способен Элайджа, если его хорошенько разозлить.

Время летело, но Никлаус продолжал ощущать слабость во всём теле. Закрыв глаза, он слушал, как оборотень передвигался по помещению, не в силах унять собственное нетерпение. Он не давал врагу ни единого шанса усомниться в безоговорочной победе, пусть тот и дальше думает, что сможет поработить его, пусть ждёт, когда заклинание вступит в полную силу… Клаус тоже подождёт, ведь терять ему почти нечего. Но это «почти» и было той самой причиной, по которой он предпочёл смолчать.

И дело было, конечно же, не только в Элайдже. Хоть чувства к нему и мешали заклинанию завершить своё чёрное дело, в первую очередь Клаус волновался за Хоуп. В отличие от его дочери, Элайджа мог сам о себе позаботиться. И Клаус даже боялся подумать о том, что может случиться, если этот ненормальный доберётся до его ребёнка.

Приближающиеся шаги вывели его из состояния задумчивости. Затем послышался разочарованный вздох. А через секунду оборотень вцепился в волосы Никлауса, запрокинув его голову и вынудив посмотреть ему прямо в глаза.

— Ты. Мне. Всё. Расскажешь.

Поняв, что угроза не возымела должного действия, оборотень в спешке покинул помещение, а когда он вернулся, Никлаус ничуть не удивился, увидев в его руках знакомые травы. Запах вербены, смешанный с ароматом аконита, ударил в нос.

Всё это время Клауса мучил только один вопрос: ведь о его дочери всем было известно, так почему оборотню понадобилась именно Камилла?

— Не знаю, о чём ты сейчас думаешь, но наверняка уже успел погадать, почему я не занялся Хоуп? Видишь ли, любовь отца к дочери — это не то чувство, которое могло бы помешать заклинанию. В противном случае, твоя дочь была бы уже мертва. Не беспокойся, как только мы закончим, ты расскажешь мне всё, и я узнаю, кто смог похитить твоё сердце.

Уверенность, звучавшая в голосе оборотня, только прибавляла Клаусу желания разорвать его на части. Ничего, он потерпит. Он подождёт. И как же будет сладок тот момент, когда его клыки погрузятся в горло мальчишки, который так и не потрудился назвать ему свое имя. Что ж, одной безымянной могилой будет больше.

Однако мысли о победе исчезли, как только кожи коснулась рука в перчатке, в которой были зажаты оба растения. Боль от оставленного ими ожога проникла в кровь и разлилась по всему телу. С его губ сорвался тихий стон, и Клаус, кажется, абсолютно потерял счёт времени. Он купался в этой боли, но продолжал молчать.

— Ты слишком упрямый, да?

Оборотень склонился ниже, и в ответ на свой вопрос получил лишь вымученную улыбку. Кажется, щенок не слышал того, что улавливал сам Никлаус. Возможно, ему это только привиделось из-за боли, но сил, чтобы рассмеяться в лицо своему мучителю, Никлаусу хватило. А за смехом наступила кромешная тьма, в которую он с радостью погрузился.