Я вообще для тебя всё сделаю.
Гриша улыбается. Прихрамывая, идёт домой. Сегодня он снова провёл день с Веней, и это — самое невероятное, что могло бы с ним произойти. Веня всегда казался ему тёмно-притягательным, ведь у таких, как он, всегда есть какой-то жуткий секрет, тяжёлое прошлое или одержимость чем-то. В случае Вени — религиозность, и это ничуть не пугает и не отталкивает. Гриша никогда не мог запомнить, что именно говорит Веня, о чем проповедует, но это нестрашно, пока ему позволено быть рядом. Верно?
Его всегда унижали те, кого он от отчаяния по наивности своей называл друзьями. Веня смотрел. Грише было попросту не к кому больше тянуться. Веня ведь был, всегда был рядом, Веня ведь принимал его и оставался чем-то непоколебимым, вечным, тем, за что можно цепляться таким, как Гриша, жалким и отвергнутым. И когда Веня прижал его к полу и бил, яростно, безжалостно, Гриша улыбался сквозь слёзы. Ведь Веня бил его, и говорит он всё это о нём и для него, ведь Гриша всё ещё может быть рядом.
Христианство учит смирению. Это Гриша знал точно. Однако на этом его знания кончались. Всё остальное христианство его — сведённые брови, губы, изогнувшиеся, источающие презрение, тяжёлый взгляд зелёных глаз и маленькая потрёпанная Библия. Всё остальное — Веня. И хочется слушать, слушать, слушать его грозные речи, тихо ловить каждое изменение интонации, а потом аккуратно успокаивать. Показывать, что ты здесь.
А потом они пьют пиво, и это всё так глупо и по-детски, только вот говорят они совсем не о детских вещах. Гриша мысленно цепляется за ту заповедь, что знает каждый: «Не убий». «Я не позволю ему убить». А Вене весело. Гриша ловит себя на мысли, что редко видит его счастливым, и немного расслабляется. Он уже теряет связь с реальностью. Насколько они играют в религию, в этакое возмездие? Веня, кажется, не играет, но Гриша готов был бы поддакивать ему в любом случае. Страшно ему становится только тогда, когда он, отдаваясь моменту, быстро целует Веню — губы его холодные на вкус просто пиво — и тут же раскаивается.
— Предатель!
Эхом в голове.
Не ложись с мужчиной, как с женщиной: это мерзость.
А Веня рвёт и мечет, а Вене больно и неприятно, и он цитирует библию и:
— Я молился с тобой!
Гриша мнётся. Всё скоро закончится, он успокоится, всё будет в порядке, правда?
Я уверен, что Бог поступил бы так же!
Веня пихает ему свою Библию и резко приказывает читать. Гриша сглатывает и нервно бубнит:
— Да и всё почти по закону очищается кровью, — спотыкается на секунду, — и без пролития крови не бывает прощения. Глухой удар. На страницах библии знамением капли крови.
А после — ничего.