***
Сяо Синчень не любит наушники, но никогда не них не жалуется – потому что любит свою работу. Ему неудобно, неприятно и очень, очень некомфортно, но он ни за что не уволится. Во-первых, ничто не сравнится с ощущениями, которые приносит его любимое дело. Во-вторых, второго такого переводчика-синхрониста во всей провинции, если не во всей стране, больше нет.
Он аккуратно снимает гарнитур, стараясь не задеть ткань; пластик чуть тёплый в тех местах, где под ним греется электроника, а накладки – грубые и неприятно пористые. Звуки всего мира наваливаются лавиной; в кабинке они отражаются от стен, и от этого немного кружится голова. Он неловко поднимается, чувствует шеей и лицом слабый поток воздуха, но лишь отмахивается. Утомительная встреча закончена, время возвращаться домой.
***
Сяо Синчень не может пользоваться переводческой скорописью – поэтому пока все студенты его потока, а потом и все его коллеги разрабатывали собственные уникальные системы записи, он сам развивал память. Эта самая память и стала его сокровищем, когда он пришёл на курсы синхронного перевода – он уже с самого начала редко терялся и уж точно никогда не делал серьёзных ошибок.
Ему не нужны составленные от руки в тетрадках с шершавыми обложками глоссарии, не нужны карточки и таблицы – он хорошо запоминает на слух, в точности копирует произношение и интонации. Европейские партнёры не устают поражаться тому, насколько чисто этот непримечательный, наверное, на вид человек говорит с ними на их языках.
Сяо Синчень вежливо приветствует подошедшего господина Деревянникова, выговаривая к его несказанному удивлению столь сложную для китайца фамилию с первого раза. Быстро переводит его краткую беседу с местным коллегой – уже последовательно, безо всякого напряжения. Ещё раз удивляет гостя, подсказывая, как слово, которое тот забыл и несколько раз повторил на родном языке, сказать по-английски.
За спиной слышны нетерпеливые переминания с ноги на ногу. И, кажется, ироничная усмешка.
Синхронист освобождается и уверенно идёт по своим делам. Шероховатая плитка на полу сменяется гладкой прямо у нужного поворота.
***
Сяо Синчень никогда в своей жизни не чувствовал себя настолько хорошо, как теперь, когда устроился в крупную международную компанию, где по достоинству оценили его умения и с удовольствием закрыли глаза на всякие несущественные мелочи. Пусть с некоторыми отношения наладить так и не вышло, здесь всё равно было просто замечательно – настолько, что всё здание, которое занимала его компания, Сяо Синчень всего за пару месяцев изучил сверху донизу и знал теперь как свою собственную двушку.
Его голова работает настолько быстро, что он может себе позволить заниматься и письменными переводами тоже – от этого умение переводить синхронно никуда не девается. Сказать, что коллеги завидуют – ничего не сказать.
Сяо Синчень перебирает пальцами страницы – бумаги для него здесь не жалеют – и слушает их тихий шелест. За окном поют радостные птицы, а руки приятно покалывает от мягкого тепла – он даже засучил рукава по самые локти, чтобы подставить побольше кожи, и теперь его предплечья лежат на шероховатом деревянном столе, и граница между прохладной полосой и полосой нагревшейся чувствуется очень ярко. В соседнем кабинете работает сканер и натужно хрипит принтер – наверное, опять зажевал какой-нибудь документ. С улицы доносится городской шум, приглушённый расстоянием почти до нуля.
Двери здесь новые и очень хорошие, но петли всё равно имеют свой звук. Ноздрей достигают тонкие ароматы, а ушей – лёгкие шаги.
– Чай с пряностями и сладкие булочки, – спокойно произносит Сяо Синчень, скользя кончиком пальца по краю листа.
– Как ты это делаешь? – задаёт уже традиционный вопрос корректор.
Его личный. Когда Сяо Синчень только устроился в компанию, довольный таким кадром босс велел отрядить ему в распоряжение сотрудника, который помогал бы с оформлением текстов. Вот только начальник над всеми переводчиками не смог смириться с тем, что он больше не лучший – подсунул самого дикого и противного, от которого всему отделу были только неприятности.
– Ты и не пытаешься скрывать, – улыбается синхронист; на дерево стола с прохладным тихим звуком ставят тарелку и чашку, и к запахам еды прибавляются едва уловимые нотки парфюма.
Сюэ Ян, вообще-то, тоже закончил переводческий, только в глубокой провинции. Переводчик из него вышел откровенно паршивый, зато договориться с большим боссом их фирмы мальчишка как-то сумел – вот и взяли на работу, а верхушка появляться в их отделе окончательно перестала. По бумагам он был корректором, но на деле занимался и редактированием, и вёрсткой и даже иногда писал посты для интернет-страницы их фирмы.
– Там ещё один договор принесли, – бросил он. – Я уже распечатал. С греческого. Плюс нужна копия на испанском.
– Длинный?
Сяо Синчень осторожно берёт тёплую булочку; тесто мягкое, легко проминается, сверху гладкое, снизу – чуть пористое. От стола напротив доносится шорох фантика.
Когда-то конфетами именно в таких хрустящих в ловких пальцах обёртках он прикормил зверя, с которым обиженный глава отдела бросил его в одну клетку.
– Страниц двадцать, не больше.
Слышен стук карамели о зубы. Скрип кресла. Переводчик кусает булочку и возвращает ровно в то место, откуда взял.
– Тогда закончу с этим – и сразу возьмусь.
Подушечки пальцев быстро находят нужную строчку и мягко скользят вдоль крошечных выпуклых точек, сбившихся в кучки. Текст простой и понятный, Сяо Синченю не нужны никакие словари, чтобы перевести немецкие накладные к очень важному оборудованию на родной китайский. Руки порхают над клавиатурой быстро, безошибочно находят нужные клавиши – хоть в этой раскладке нужные буквы и не всегда прячутся под кнопкой с привычной комбинацией точек.
От второго стола долетают потоки прохладного воздуха – помощник снова бездельничает, обмахиваясь от скуки первым, что ему попалось.
***
Сяо Синчень к своим тридцати с хвостиком стал полиглотом и прекрасным специалистом в своей области. А вот личную жизнь строить даже не пытался. Он прекрасно понимал, что с ним кому угодно станет сложно: помимо самых очевидных моментов были и скрытые, например, целая коллекция профдеформаций.
Он мог что-то рассказывать на одном языке, а потом внезапно перескочить на другой. Он мог спокойно говорить и слушать одновременно, и люди этого абсолютно не понимали. В его квартире почти постоянно звучали всякие подкасты и аудиоуроки.
Да и времени и сил на какие-нибудь попытки с кем-то встречаться не оставалось – мимолётные новые знакомства очень быстро прекращались.
Сяо Синчень просто всегда считал себя человеком, предназначенным для работы и карьеры, и жил как жилось.
А потом однажды задумался по дороге к коллеге и не заметил звука, с которым уборщица отжимала тряпку. Не обратил внимания на то, что гладкая плитка стала влажной.
И в следующий момент его поймали – ловко и будто бы непринуждённо. И отпустили не сразу. Прижали сначала к себе спиной крепко, провели будто бы случайно трясущейся ладонью по животу, прерывистое дыхание осело коротким теплом за ухом. Его продержали в таком неустойчивом положении дольше, чем было нужно, а потом аккуратно поставили на ноги и поспешно отступили на пару шагов. Затихли где-то за плечом.
Внутри с тех пор что-то неизменно ухало вниз при мысли об этом неловком случае. После него что-то неуловимо поменялось в окружающем воздухе.
Человек не сказал ни слова, но карман джинс говорил вместо рта – голосом, сложенным из хруста нескольких фантиков.
***
Сюэ Ян был ужасным переводчиком, но не глупым человеком. И внимательности ему было не занимать.
Пакостить и портить всем жизнь он в какой-то момент резко перестал; в отделе все вроде бы радовались внезапному хрупкому миру, но что-то было тревожное в голосах и шагах. Грязных выражений корректор больше не употреблял; они ему были и не нужны, но придираться к интонациям и физически ощутимому убийственному намерению, витающему вокруг него, было как-то странно и неловко.
Сюэ Ян всего за месяц научился понимать слова, составленные из точек, а не из линий; ещё через полтора выучил правила чтения и алфавиты, составленные из тех же точек, аж для шести иностранных языков.
Он занимался печатью документов для Сяо Синченя, корректурой его переводов на китайский, иногда даже перепечатывал составленные им тексты на языках, которых сам не знал.
Бегал до столовой и ближайших магазинов. Развлекал разговорами и шутками.
Сяо Синчень делает глоток ароматного чая и читает дальше очередной документ
– Вот тут как-то странно, – произносит, хмурясь.
– Что-то длинное, – отвечают ему; столешница чуть качается, когда на неё опираются.
Сюэ Ян читает – произношение ужасное, конечно, но всё равно понятно, что это за слово – Сяо Синчень так и думал, просто сомневался.
– Спасибо.
***
Сяо Синчень никогда прежде не встречал людей с увечьями. Именно поэтому он переживает такой шок, когда, забирая пачку бумаг, случайно касается чужих пальцев и замечает лишь пустоту на месте одного из них.
– Твоя рука… – потрясённо выдавливает он.
– Что? Где? – голос звучит озабоченно, а потом пропитывается шутливыми нотками. – А, это. Кот укусил. Большой. Мейн-кун.
Сяо Синчень хочет что-то ещё спросить. Или сказать. Или сделать. Но он настолько поражён открытием, что только и может хватать ртом воздух.
– Ты так не переживай, – смеётся, но где-то на дне этого океана звука едва заметно плещется нервозность, – с котом всё нормально.
И с тех пор Сюэ Ян передаёт ему вещи только правой рукой, на которой пальцев ровно столько, сколько и положено иметь человеку – но Сяо Синчень всё равно их каждый раз пересчитывает.
***
Сяо Синчень к своим тридцати с хвостиком, конечно, уже целовался, целых несколько раз, и этот поцелуй для него не первый.
Пространство вокруг прохладное и очень маленькое, нога ударяется о тонкий металл, рядом падает что-то деревянное, едва уловимо пахнет химией. Его прижимают спиной к холодной стене, и грубость в движениях отчётливо фальшивая. Его руки на секунду перехватывают над головой, но потом, словно передумав, отпускают, позволяя опустить их на острые твёрдые плечи, скользнуть ладонью по колючему затылку и бритому виску, схватить за лохматый растрёпанный хвост, отыскать пару колечек в хряще уха.
И сжать в объятиях так, что дышать становится совсем невозможно. В чужой губе – кусок металла, язык рассечён вдоль на две половинки, которые будто бы живут своей жизнью и то и дело пытаются игриво схватить за губу. Сверху – слегка шероховатый, на месте разреза – скользкий. Ноги трясутся, пол под тонкими подошвами пускается в пляс.
Уже после, выбравшись из маленькой душной каморки, Сяо Синчень осознаёт, что у него умыкнули конфету прямо изо рта.
***
Никаких слов не хватит, чтобы описать любовь Сяо Синченя к его работе. Он выучил шесть языков и, помимо, конечно, родного, умудрялся с тремя из них работать как синхронист. В его голове всё это многообразие уживалось гармонично и безболезненно, структуры сплетались, но не перемешивались, все слова будто висели в окружающем воздухе одним большим облаком. Его языки не мешали друг другу, а наоборот, друг друга дополняли, помогали уложить мир в единую картинку: детальную, понятную и максимально полную, яркую, хоть и лишённую красок. Любую свою проблему Сяо Синчень мог решить, обдумав на другом языке: план действий выстраивался в его голове сам.
Было в этой чёткой и хорошо проработанной картинке только одно мутное и смазанное пятно. Сяо Синчень мог назвать отдельные детали, но найти имя для явления в целом никак не мог, и его это тревожило. Обычно, если в одном языке не было названия для чего-то, он находил подходящее слово в другом, и тогда вещи и процессы обретали для него имя и находили своё место в его восприятии окружающей действительности. Он привык, что может так или иначе кратко и ёмко описать всё, что угодно – и обнаружил нечто, чему подходящего и правильного названия не было.
Он мог обозначить лишь составные части. Шаги ног в обуви на мягкой подошве. Кожа в заклёпках. Потёртая джинса с торчащими нитками. Неизменный парфюм – что-то древесное. Шелест бумаги. Особый ритм – десять пальцев стучат по клавиатуре иначе.
Ноющие от колючих укусов губы.
Звонкий хруст фантиков. Стук конфеты о зубы. Бряцающая о кружку с чаем металлическая ложечка. Нетерпеливые вздохи за спиной и тяжёлая аура во время походов по коридорам.
Сладкий вкус на языке.
Глупые каламбуры. Скрытая за красноречием грубость. Бумага в выпуклых точках. Мягкие футболки. Металл в живом теле. Озлобленность и жестокость – яркая обёртка. Острые осколки – раздробленная карамель.
Привычка воровать конфеты из чужого рта.
Сяо Синчень молод и здоров, и ему не нужна помощь. Но отчего-то в последнее время очень хочется идти, опираясь на чужую руку.
***
Сяо Синчень может определить, давно ли кипел чайник, поднеся к нему ладонь. Может прикинуть объём предстоящих работ по тому, как вибрирует стол под брошенной на него папкой с бумагами. Может понять, сколько чая осталось в кружке, немного её покачав. Может точно сказать, какая на улице погода, коснувшись плеча вернувшегося из магазина помощника.
А ещё знает, когда тот болен, но пытается скрыть. Когда он разозлён, но показывает лишь любезность. Когда расстроен, но изо всех сил шутит.
Пальцы Сюэ Яна – шершавые и с крупными суставами. На костяшках либо жёсткая корка, либо влага. Поперёк запястий – длинные полосы, выпуклые и впалые, но он не позволяет лезть под тонкие компрессионные рукава. Под ключицами – снова металл. Пульсирующие на шее вены на вкус солёные. Растрескавшиеся – или искусанные? – до крови губы – сладкие от конфет. Рёбра выступают дугами, позвонки – острыми буграми; можно пересчитать пальцами. Он очень худой, будто плохо ест. Кожа вокруг глаз тонкая, нежная и всегда горячая; почему-то это кажется нездоровым.
Он кусается. Клыки у него длинные, почти наверняка сделаны у хорошего стоматолога. После них плечи и шея горят.
Он не даёт касаться себя, где хочется, но сам руки при себе не держит.
У него большие проблемы с терпением. Чем дольше он ждёт, тем больше звереет.
У него совершенно безумный язык. Раздвоенный и очень, очень подвижный. Когда одежда распахивается, и кожа покрывается мурашками от соприкосновения с воздухом, этот самый язык вытворяет что-то нестерпимо приятное с сосками. Сяо Синчень и не знал, что они могут чувствовать так остро.
У него нет никакого стыда. Он может запустить руку в чужие штаны в любой момент, когда ему вздумается. Он опрокидывает на рабочий стол – прямо на документы, которые Сяо Синчень минуту назад усердно переводил; край рубашки задран, и по коже царапает узор из маленьких выпуклых точек.
Он без колебаний ласкает ртом – везде, куда только может дотянуться. Его движения твёрдые и уверенные, ни следа сомнений или смущения – и это в такие моменты, когда Сяо Синчень впивается зубами что есть сил в запястье, чтобы не потревожить коллег в соседнем кабинете, когда сгорает от стыда – не то за то, что покорно раздвигает ноги и позволяет бесстыдному рту творить непозволительные и ужасные вещи, не то за то, как сильно ему всё это нравится.
***
Сюэ Ян – это безумие. Чистой воды безобразие. Явление, которое не вписывается в чёткую картину мира Сяо Синченя. «Океан горькой полыни» – красиво, но не подходит. Опытного переводчика внутренне передёргивает от неудачного варианта. У каждой вещи и у всякого явления должно быть своё имя – хотя бы в одном языке.
Но ничего, что описало бы его достаточно полно, не приходит в голову. Это слишком сложно.
Сяо Синчень даже не уверен в том, каково его отношение к помощнику. В нём слишком много черт, с которыми сложно мириться. Неприемлемых.
Он грубый. Агрессивный. Самовлюблённый. Озлобленный. Сяо Синчень даже не уверен в том, что у Сюэ Яна порядок с головой. Его послушать – так весь мир стоит утопить в крови. Он очень, очень плохо отзывается об одном из самых важных лиц фирмы – господине Чан. Как-то раз даже выдал пылкую тираду, сводящуюся к тому, что он вырезал бы всю его семью, даже собаки в живых не оставил бы, отнял бы ему самому руки и ноги, вырвал бы язык, лишил слуха и других чувств – не уточнил, каких именно, но это было вполне очевидно – а потом приставил бы к нему хорошую сиделку, которая позаботилась бы о том, чтобы господин Чан прожил как можно дольше.
Обронил тогда ещё, что пальца его "этот кретин" не стоит. Версия про кота растеряла последние крохи правдоподобности.
Такие речи Сяо Синченя пугают. Но страх почему-то отступает, когда этот ужасный человек, всё продолжая сладким-сладким голосом говорить ужасные вещи, лезет шершавыми руками под одежду. Каждый раз он себе обещает, что никогда больше не позволит творить с собой всё, чего пожелает душа Сюэ Яна, каждый раз настраивает себя на решительный отпор.
А потом раздвоенный язык вновь скользит в его рот, чтобы отобрать очередную конфету.
***
– Ченмэй, – бормочет Сяо Синчень, отрывая пальцы от документа, чтобы взять кружку с чаем, источающим тёплые ароматы специй.
– Что? – от соседнего стола перестают долетать короткие потоки воздуха.
– Ничего, – синхронист улыбается и делает глоток. – Просто наконец-то нашёл подходящее слово для одного... явления.
Напротив только хмыкают, и воздух снова приходит в движение.
«Сюэ Ченмэй» – красиво, а главное – подходит.