***

Примечание

сплин - выхода нет

— Сколько лет прошло, а всё о том же гудят провода, как будто мы так и остались в выпускном классе. 

— Мы ведь тоже ни капли не изменились, только я теперь работаю в школе, а ты в академии. 

— Как бы меня не выгнали оттуда. Вставай уже, Арс, пойдём чаю что ль попьём.       

Эд подошёл к огромному окну. Звёзды всё ещё ярко горели, оранжевые фонарики летали вдоль зданий, заглядывая в окна. Арсений подошёл к нему и задернул шторы. Когда долго наблюдаешь за этими искусственными светляками, начинает казаться, что у них есть всевидящие глаза и маленькие лапки. Становится сложно верить, что это всего лишь огонь в защитной бумаге, но они пытаются.       

Чай пьют горячий, хоть что-то в комнате холодных оттенков должно греть. Арсения ещё греет улыбка Эда, правда вслух этого говорить нельзя, а то получишь ложкой по голове. Он заставляет Эда съесть суп, всё равно у себя питается только гадостью магазинной. Ещё Арсений много-много говорит, выговаривает всё, пока в чашках ещё есть кипяток, чтобы потом можно было молчать, улыбаясь, целовать.       

Годы проходят, люди меняются, а жизнь та же — всё того же ждут самолёты. Но они не поддадутся, не откроют свою жизнь, пусть фонарики залетают в комнаты глупым молодым волшебникам, а здесь люди знающие живут. Пусть и живут не совсем здесь.      

Эд каждый раз радуется, как ребёнок, что зубы чистить можно магией, Арсений вздыхает и просит хотя бы умываться настоящей водой. Иногда надоедает глупая необходимость оставаться в квартире, но возможность валяться всю ночь в кровати намного лучше, чем старая пустота. 

— У тебя глаза из самого синего льда. Не веришь? Приезжай ко мне, ледников много, убедишься. 

— Не смогу же. — Ради тебя я могу уехать куда-нибудь. Вот и посмотришь. 

— Не надо. Верю я тебе.       

Арсений смеётся, рядом с ним он часто это делает. Хотя если бы кто-нибудь рассказал его коллегам или семье, никто бы ни на секунду не поверил. Что сделаешь, если он тает под огнём самого страшного в мире пулемета. Должен же растаять хоть кто-то. Иначе, зачем вообще создана любовь? Эд давно понял: для того, чтобы любить Арсения.       

Время любить ограничено. Кто-нибудь вообще встречал такое ограничение? И снять же его нельзя, не заплатишь за полный пакет, не подкупишь, не выиграешь. Обычно на «любишь?» отрицательно отвечает человек. У них всё наизнанку даже в этом вопросе. Любовь сама отвечает отрицательно. И выхода нет.       

Скоро рассвет. Дающее жизнь солнце у них её отбирает. Как-то Арсений предложил уехать на Северный полюс, в ночь, длящуюся полгода. Жаль, что Эда не выпускают за пределы материка. Звёзд уже не видно, светлеет. Эд достаёт из куртки кольцо со вставленным в чёрный камень маленьким ключом. Арсений его обнимает, не целует, потому что целуют на прощание. А они ещё встретятся. Солнце медленно встаёт.

 — Ключ поверни, — Эд улыбается, надевает кольцо, протягивая руку Арсу, — И полетели.       

Рассвет. Эд исчезает в фиолетовой вспышке. Арсений закрывает глаза, со вздохом потирая переносицу. Нужно вписать в тетрадь пару строк, пока Эд не ушёл на работу. Кровью из чернильницы старым пером он выводит: «Не груби начальству. Обязательно возвращайся вечером. Другого выхода у тебя нет. Не прощаюсь». Где-то за сотни километров в полуисписанном блокноте Эда появились заветные слова.       

Они не помнят, в каких городах впервые расстались. Это было так давно, так дико неправильно, что запомнилось только одно: чувство опустошения.       

Когда Эду впервые удалось прилететь на всю ночь, они будто сошли с ума. А на утро мир рушился, словно это было в похмелье. Словно они наглотались не любовью, а бутылками самого крепкого алкоголя. После этого Эд начал писать, слова падали, ломались и перемешивались, но магическим образом становились на нужные места. Только с этим видом магии у них никогда не было проблем. Через песни идут и идут поезда, заполненные людьми, стремящимися осудить и доказать: нельзя, запретно. Но они не могли зацепиться за их жизни, уезжали, исчезая в тёмном тоннеле.       

Они уже четыре года экспериментировали с заклинаниями и ритуалами, доставали запрещённые книги тёмной магии, но не продвинулись ни на шаг. Рассвет стал управлять из жизнями. Эд перерывал всё, связанное с магией, не собираясь останавливаться, Арсений усердно работал, пытаясь накопить денег и, прежде всего, авторитета, всё ещё надеясь на возвращение свободы. Лишь бы однажды проснуться в одной постели. Встретить вместе рассвет и прожить жизнь под солнцем, а не в пугающей тьме с оранжевыми фонариками.       

А пока каждый вечер они ложатся спать, чтобы с приходом темноты встретиться. И каждое утро Арсений пишет чернилами: «Не прощаюсь», и Эд знает, что он обязательно вернётся к нему.       

Так иногда случается, что весь мир, которому вроде бы плевать на ваши чувства, начинает мешать вашей жизни. И совсем неважно, какова ваша вселенная, когда-нибудь там появиться нечто ломающее, иначе никак не выжить миру. В их вселенной угроза нависла над чувством любви, ничего, на самом деле удивительного, это довольно часто встречается. Они будут идти, пробовать, проваливаться и всё ещё верить, и всё ещё любить. Сколько лет пройдёт, всё о том же гудеть проводам. Всё того же ждать самолётам. И синие льды когда-нибудь растают, а огонь когда-нибудь утихнет. Эд об этом думать не хочет. Землю роет — ищет выход. 

— Лишь бы мы проснулись с тобой в одной постели, — скоро рассвет, на самом-то деле выхода нет.