Шестой месяц года 8719 от С.М.
POV Кано
Мне повезло родиться не в Крысином тупике от шлюхи, умершей еще до того, как я подросла бы достаточно, чтобы начать воровать и попрошайничать. И не повезло родиться от моего отца – деспота и тирана – не повезло никогда не знать собственной матери… возможно, она и правда торговала собой, как знать? Отец никогда не говорил о ней, а когда я спрашивала — менялся в лице, и я видела боль в его глазах. Не знаю, чего я в детстве боялась больше: этой страшной гримасы страдания или же криков и тумаков, следовавших после.
Возможно, если мой отец так любил мою мать, она вовсе и не была шлюхой. Не знаю. Ради всех святых, я даже имени ее так и не услышала!..
Мне было одиннадцать, когда я вновь посмела спросить отца о матери, и ответ был таким же, как и всегда: он раскричался, поднял на меня руку, швырнул молот… от него разило кислым вином и потом, а в кузнице нашей от страха мне сделалось особенно жарко. Спьяну отец промазал, так что молот улетел в горн. После он схватил меня за шею и пытался затолкнуть головой туда же. Мне стоило бы начать истошно орать о помощи, но от страха я совсем онемела и даже сопротивляться не могла. Огонь обжег меня, сухим жаром ударил в глаза. Боль была такая, что я справилась с оцепенением и вскрикнула…
И тут же боль ушла, а пламя из моего врага стало мне другом. Оно вырвалось из горна, вытянулось змеей — и бросилось в лицо моему отцу. Раздавшийся вопль я запомнила на всю жизнь, а его изуродованная рожа до самой смерти будет сниться мне в кошмарах. Отец лишился правого глаза. Огонь сожрал часть его щеки, так что всегда оставались видны гнилые зубы, а борода на этой половине лица так больше и не росла.
Отец выбежал на улицу, он громко орал от боли, поднял на уши весь Стальной переулок.
Молот я вытащила из горна голыми руками — и совсем не обожглась. Я с того дня вообще больше никогда не обжигалась, а когда отец засыпал – играла с огнем, заставляла принимать его причудливые формы, среди которых самой любимой была фигура лошади. Я мечтала, как однажды отцовский контроль ослабнет, и я улизну от него, сворую лошадь у ближайшей таверны и, обхитрив стражу на выходе из города, буду такова! Прочь от лязга и грохота металла, прочь от ударов молота по наковальне! Моя голова больше никогда не будет квадратной от шума к концу дня, а тело моё больше никогда не будет вонять! Мылись мы с отцом два раза в месяц, а жара в кузнице стояла невыносимая. Только растолкаешь горн, как уже вся мокрая насквозь.
После того как ожоги отца зажили, он перестал справляться с работой так же хорошо, как и раньше. Ему пришлось взять меня в подмастерья, однако о том, что я девчонка, он никогда не забывал – один день я работала правой рукой, а другой день – левой. Всякий раз, когда я забывалась, он поднимал страшный крик, что ежели у меня, как и у него, одна рука будет вдвое больше другой, то никто на такую уродку не посмотрит, никто замуж не возьмет.
Это ему, мужчине, можно быть уродом… хотя я уверена, что отец считал себя красавцем. Ну, знаете, настоящим мужчиной. Не изнеженным женоподобным мальчишкой, что в турнирах использует хрупкие осиновые копья и затупленные мечи, а… мужчиной.
Я таких мужчин в нашем Стальном переулке повидала полно. Каждый первый! Днем они сгоняют с себя семь потов в своих кузницах, а вечером гагарят в ближайшей таверне, где за несколько медяков можно нажраться вдоволь дешевого вина с пережаренным жирным мясом. Иногда его подавали в меду, когда мед появлялся в наших краях, но за это стоило раскошелиться серебром.
На самом деле отец всегда зарабатывал неплохо для кузнеца. Пусть он не был лучшим на нашей улице, но все же считался одним из самых умелых. И, положа руку на сердце – после того случая с огненной змеей его работы вскоре стали еще краше. Потому что я стала его подмастерьем, помните? Наконец-то у меня появилась возможность учиться какому-то полезному навыку, который поможет мне выжить, когда я сбегу! Я умела читать и писать, и счету была обучена – с малых лет мне пришлось вести за отцом его «кузнечную книгу», в арифметике он был плох, а писал с ошибками и столь дурно, что сам потом не мог разобрать свои записи… Да, зарабатывал отец не хуже других, но все спускал на дрянное вино и шлюх, а те поили его каждый раз, как на убой и тайком воровали деньги.
Не могу их за это винить. Могла бы, знай я настоящий голод и холод, но я знала лишь сытость да изнуряющую жару. Да еще отцовские крики – после того страшного случая он руки на меня так ни разу и не поднял, хоть и орал страшно. Даже когда в очередной раз пытался бросить пить и ходил день ото дня все мрачнее и злее, пока спустя три-четыре месяца не срывался снова… даже тогда и пальцем меня не трогал.
Он боялся меня, а я боялась, что однажды он решит, будто я достаточно взрослая, чтобы выдать меня за кого-то. Отец порой мне говорил, что я выгляжу получше стальных шлюх, в детстве следил, как бы я не опрокинула на себя с наковальни раскаленные клещи да не изуродовала себе личико… А потом, наверное, медлил с выдачей, понимая, что без моей помощи ему, с оставшимся подслеповатым глазом нелегко придется.
Он злился на меня за это. Я точно знаю. Злился, что работы мои тоньше и искуснее. Страшно гневался отец на меня за это, но избавиться от меня не мог.
А я была бы рада бежать, но медлила, винила отца за то, что такой нерешительной воспитал, что огреть пьяницу ведром я могу, а ослушаться отцовского наказа и порвать с прошлой жизнью – нет.
И я все ждала, когда он нажрется вином до смерти, когда отравят его стальные шлюхи, когда захлебнется блевотой – все ждала я и ждала… и, видит Богиня, я могла бы так никогда и не дождаться, раньше отца сдохнуть с тоски, но мне улыбнулась удача.
Вернее, я думала, что она мне улыбнулась. Мне уже повезло родиться не в Крысином тупике. Дотуда новости о том, что к коронации своей пока-ещё-принцесса ищет нового шута, дошли бы уже после возложения венца на голову новой правительницы. Кому хочется шута из Крысиного тупика?
Нашей новой королеве — точно нет.
И потому я бегу со всех ног к Чёрному Замку, прижимая к груди листовку, в которой говорилось о целой неделе слушаний!.. Целых семь дней королева будет рассматривать мужчин и женщин любого возраста! Всех-всех-всех примут, даже меня!
За спиной оставляла я и кузницу, в которой родилась, и отца, что оторвал бы мне голову, узнав, что всю воду из чана я потратила на мытьё раньше срока, ни капли не оставив для работы… За спиной я оставляла и мечты об украденной лошади, ведь если мне повезет, то у меня будет своя лошадь, но уже не будет нужды сбегать.
За спиной оставляла я всю свою старую жизнь. И со всех ног неслась к цитадели, чтобы успеть, чтобы обязательно успеть впрыгнуть в отъезжающий дилижанс счастья.