Дэмиен сонно и мягко выдохнул, когда Тим тепло и нежно потер его по спине, осторожно подтягивая к себе ближе.

     — Засыпаешь, малыш? — чуть слышным шепотом поинтересовался парень, ласково смахивая со щеки упавшую ресницу и прижимаясь к прикрытым глазам невесомыми поцелуями.

     Дэмиен согласно загудел, довольно прищурившись. Его всегда смаривало рано, раньше чем кого-либо в их семье — только обязанности Робина не всегда в полной мере позволяли насладиться полноценным сном. На часах значилось десять и несколько минут в придачу, а сон уже накатывал мягкими волнами размеренного океана.

     Тим бережно прижал к его щеке ладонь, и это заставило Дэмиена погрузиться в подушки еще глубже, ресницы сомкнуться еще слаще; он едва слышно выдохнул, стараясь что-то сказать без слов, задев жарким дыханием палец Тима. Парень хрипло и тихо рассмеялся, нежно его поглаживая по щеке.

     — Я знаю, солнце. Спи, малыш.

     Юноша снова выдохнул, словно благодаря, чуть повернулся к нему ближе; его пальцы у Тим на плече мягко дернулись, и весь он постепенно обмяк и расслабился, носом притеревшись где-то под ключицей, дыша едва слышно и ощутимо. Тим продолжал осторожно обводить подушечкой пальца, чуть касаясь, чужую скулу, задевая ресницы едва-едва, задерживаясь прикосновением на веснушках, о которых помнил, не видя их в темноте. Дэмиен лежал так спокойно и расслаблено — нельзя было сказать, что когда-то он спал ровным солдатиком, не шевелясь и реагируя на каждый подозрительный шорох, что когда-то он был не здесь.

     Тим дотронулся до чужих ресниц вновь, едва различая как они вздрагивают в темноте, как трепещут от дыхания крылья носа.

     Когда Дэмиен засыпает, наступает ночь, — в который раз понимает Тим, сам не зная, что хочет этим сказать. Он думает только о том, что каждый раз, когда юноша закрывает глаза и расслабляется у него на груди, Тиму мерещится закат.

     — Луна ты моя или мое солнце? — чуть слышно поинтересовался парень, укрывая спящего одеялом теплее, прижимая к себе ближе, крепче. — Ты уносишь с собой день или приносишь ночь?

     Дэмиен сонно сопит в ответ, чуть сжимая Тима в руках, растворяясь во сне и звездах.

     Тим все-таки думает, что луна, месяц в тишине бесконечной ночи.

     Впрочем, когда он открывает глаза утром, и Дэмиен смотрит на него тепло и мягко, ласково, он думает, что, может быть, все же солнце.

     Тим закрывает глаза, и юноша сопит ему в ключицу, дыханием своим завораживая и усыпляя.

     Тим думает о луне в темноте беспробудного неба, месяце, половинке ночного солнца.

     Оба засыпают.

***

     Тим спит, лицом вжавшись в ткань наволочки, чуть похрапывая из-за забившегося носа. У него на щеке ярким рисунком красуется отпечаток подушки, волосы в сумасшедшем беспорядке торчат в разные стороны, да и в целом он помятый и неряшливый, что и не верится в первую секунду, что этот человек — генеральный директор Уэйн Энтерпрайзис и глава Дрейк Индастриз.

     Впрочем, зная, что Тим практически всегда катастрофа, Дэмиен только больше верит, что по первому впечатлению судить почти противозаконно.

     Парень сопит, сонно дергаясь, притягивая к себе Робина ближе, вздыхая глубоко, тяжело; ресницы на секунду приоткрываются — Дэмиен смотрит прямо в серую радужку, бездонный зрачок — веки опускаются снова, и старший выдыхает, вновь прекращая двигаться.

     Бог знает, что Тим делает — автоматически проверяет, в безопасности ли он или убеждается, что Дэмиен спит рядом — или его глазам было просто необходимо моргнуть? — Робин только осторожно смещается в более собственническом захвате, чтобы не затекала рука, и мягко опускает ладонь на чужую голову, приминая чуть влажные торчащие пряди и затихает.

     Гладит только осторожно большим пальцем по контуру отпечатка на щеке и чуть улыбается себе под нос — судя по всему, Тим разлепит глаза сегодня совершенно никакущий от настолько крепкого сна, зато — выспавшийся. Старший вздыхает, словно в подтверждение; Дэмиен продолжает отслеживать подушечкой пальца красные черточки на его лице.

     Абсолютный покой повисает между ними — Тим спит и, верный своим совьим привычкам, будет спать еще долго; Робин же, уже выспавшийся, давно не хочет вставать по утрам так рано с постели, как привык за много лет в Лиге.

     Юноша задевает пальцем длинную прядь — старший смешно полуфыркает-получихает, когда волосы задевают его по носу — и Дэмиен осторожно ее убирает, поглаживая Тима за ухом.

     Грейсон с Браун пару лет назад усадили их всех на четырнадцатое февраля дружно смотреть какую-то глупую романтическую комедию, и Робин помнил, что там было что-то похожее на то, что он делал. Он в целом считал такие фильмы довольно странными и бесполезными и, если честно, с того момента отчаянно от таких посиделок выкручивался; и сцена эта, которую он тоже посчитал глупой, не давала о себе знать все это время, но?

     Он помнил, что посмеялся тогда над этим всем — почему люди сходят по всему такому с ума — и посмотрите на него сейчас? Немыслимо.

     Дэмиен фыркает своим мыслям, все так же осторожно убирая волосы с чужого лица под звук чужого глубокого дыхания, сам медленно с ним синхронизируясь.

     День начинается, когда просыпается Тим — думает юноша, мягко касаясь бледнеющего уже отпечатка складки — пусть и иногда с опозданием из-за его безбожного пропускания будильников.

     Через пару часов-тройку часов Тим пробуждается — на самом деле никакущий — у него на другой щеке еще одна складка отпечаталась красным, и весь он — помятый и неряшливый; на улице минут десять уже идет слабый дождь.

     Дэмиен улыбается себе под нос, гладя сонного, неспособного разлепить глаза, ворчащего на это Тима по волосам, и посмеивается совпадениям.

     Какой Тим, такой и день, в конце-то концов.