Мир на костях

   Холодная кровь липнет к телу, а руки дрожат от холода. Если он прямо сейчас закроет глаза, то уже никогда не сможет открыть их вновь. И Жан это понимает, навязчиво продолжая бороться с костлявой смертью.
       Голубое небо разрезают выстрелы, окрашивая его в мутный серый, а дирижабли движутся медленно, сливаясь с белесыми облаками, точно тряпками, что посерели от времени.
       Дрожь не хочет спадать, выдавая его отвратительное состояние. Хорошо хоть ног не чувствует, иначе бы боль было вовсе не сдержать. Две огромные балки пробили правую, пройдя ровно через кость. Кровь повсюду, особенно жаль, что на лице.
       Такой молодой, такой красивый, а уже бледен, как покойник.
       Блики в глазах пропали, все утихает, все забывается.
       Но выстрелы справа, а потом слева, гомон солдат, шум танков не дает спокойно уснуть.
       И Жан пользуется этим. 
       До последнего лежит, не двигаясь, ибо тело не подвластно ему, но смотрит на это небо, вспоминая, как было раньше.
       Если бы все обернулось иначе, возможно, у него была бы семья и дети. Микаса же сказала тогда, что не против? Даже оставила след от помады на щеке.
       Жан и перед смертью думает о ней. О ее черных волосах, о том, как же легко их подхватывал ветер. О ее глазах, таких холодных, но до мурашек пронзительных.
       Наверняка его дети были бы самыми красивыми, а он - самым счастливым.
       Но нет, никогда.
       Вдалеке бьет молния, возвращая в реальный мир. Крик титана доносится до полуживого мужчины.
       Эрен, дурак, наверняка. Он всегда был безрассудным мальцом, что бежал куда не следует.
       Жан усмехнулся.
       Иссохшие губы треснули и выступила кровь.
       Поскорее бы кончилось, на душе неспокойно.
       На кого он оставляет товарищей?
       Рокот уже не слышен, зрение увядает. Кирштайн вздыхает в последний раз, на века отпуская мечты о спокойном житье. Вздох получается тяжелым и недолгим. Глаза остаются открытыми.