Примечание
Через эту деревню они проходили мимо, не собираясь останавливаться. Задержались буквально на несколько минут — Вэй Усянь хотел прикупить яблок ослу и маньтоу в дорогу. На крошечном базаре их и остановила женщина, распознав заклинателя в Лань Ванцзи.
— Молодые господа, возможно только вы и сможете нам помочь! — в позе и голосе женщины сквозили плохо скрываемые тревога и отчаяние, она не знала, куда девать руки, и то прятала их глубоко в рукава, то показывала, нервно потирая. Руки мозолистые, привыкшие к тяжёлой грубой работе. — Видите ли, мой сосед не так давно…
— Умер, восстал, светится, пожирает души, пьёт кровь? — буднично поинтересовался Вэй Усянь, осознавая, что ночная охота начнётся пораньше, чем они планировали, особенно, если случай серьёзный. Возможно, дело обойдётся четвертью часа, если речь о простом ходячем мертвеце, но Старейшине Илин смутно казалось, что о простых мертвяках не говорят вот так, с долей неловкости и опасливой оглядкой. Зато деревенские так говорили о нём, когда считали его Мо Сюаньюем. Лань Ванзци вопросительно молчал за его плечом.
— Да жив он, жив! — поспешно перебила его женщина, слегка отшатнувшись и изменившись в лице. — Ноги недавно отнялись с чего-то, кто ж знает, с чего, совсем не старый ж ещё. Да только пошла я ему вчера еду относить, риса, значит, немного собрала, лепёшек, овощей, чтоб с голоду не помер, прихожу, а он…
Как выяснилось, дело было в скелете. Откуда именно этот самый Хуа Пин его взял, женщина не знала, однако застала она соседа, ведущего с ним беседы, как ни в чём не бывало. Вернее, с ней. По словам встревоженной соседки, скелет был обряжен в женские одежды, и обращался к нему Хуа Пин, как к своей возлюбленной. Вэй Усянь хотел было со смехом отмахнуться, мол, причуды и вкусы у каждого свои, однако женщина, схватив его за рукав, горячо принялась уверять, что сосед её с тех пор помешался, даже слышать ничего не хочет, а «невесту» свою спрятал от посторонних глаз, чтобы никто посторонний даже заглядываться на неё не смел. А от того дома теперь жутью веет, а по ночам звуки странные доносятся. В общем, господа заклинатели, будьте милостивы. Вэй Усянь, а что ж делать, уверил, что будут, посмотрят и разберутся.
— Как считаешь, Лань Чжань, — Вэй Усянь догрызал яблоко, пока они шли в сторону указанного женщиной дома. Яблочко она взялась покормить, напоить и вычесать в честь благодарности за милосердие, поэтому ослик остался привязанным у её порога. — Человечья придурь и слухи, или и правда что-то есть?
— Не узнаем, пока не осмотрим, — сдержанно и спокойно ответил Лань Ванзци, никогда не спешивший с выводами. Вэй Усянь регулярно пытался подбить его померяться предположениями, а то и поспорить на что-нибудь интересное, но тщетно, Лань Чжань предпочитал судить исключительно по фактам, а на «что-нибудь интересное» соглашался всегда, какую бы бесстыжую невесть Вэй Усянь не выдумал. Это-то, конечно, было хорошо и прекрасно, но никакого ж азарта.
— С другой стороны, — Вэй Усянь в своей излюбленной манере пошёл спиной вперёд, закинув руки за голову. — Если по нашей части тут что-то и есть, то где тогда трупы? Хотя бы один. Или что-то более конкретное, чем «жутковато»?
— Мгм. Смотри на дорогу.
Вэй Усянь фыркнул и развернулся к дороге, вовремя обогнув глубокую лужу, маслянисто поблескивающую грязью по бокам. Деревня была деревней, и пахло здесь вовсе не сандалом и жасмином, однако нефритовый образ Лань Ванцзи был настолько совершенен, словно вся материальная грязь и быт просто не способны были соприкоснуться с ним, не имели над ним власти. Даже тонкий аромат сандала Лань Чжань всегда приносил с собой, в каких бы местах ему ни приходилось появляться. Вэй Усянь, налюбовавшись, продолжил размышлять вслух:
— С третьей стороны, мы знаем, что ноги Хуа Пина отнялись вот как раз незадолго до скелета и странностей. Совпадение или следствие?
— Посмотрим, — повторил Лань Ванзци и со спокойной решительностью постучал в дверь дома, до которого они, наконец, дошли. Вэй Усянь чутко прислушался, но к превеликому счастью, никаких собак поблизости не услышал. В доме возился человек, один.
— Это ещё кто там? — раздался из-за двери резкий недовольный голос. — Я никого не звал!
У Вэй Усяня даже кончик языка зазудел выдать что-нибудь в духе: «А это Старейшина Илин, пришёл познакомиться с вашей невестушкой, как злобная жить со злобной нежитью!», но всё же смог удержаться, тем самым определённо совершенствуя тело и дух.
— Мы бродячие заклинатели, услышали, вот, как вы чудесным образом судьбу свою обрели, да так любопытство нас заело, что не удержались, решили сами зайти и спросить, — вместо этого проговорил он и толкнул дверь, верно предположив, что она была не заперта.
— А если даже и нашёл, то вам-то какое дело? — хозяин, лежавший на кровати в единственной комнатке дома, приподнялся и зыркнул на вошедших покрасневшими глазами с неудовольствием и вызовом.
Вэй Усянь быстро огляделся. Убранство комнаты было небогатым, без особых изысков, что вновь напомнило ему лачугу всё того же бедного Мо Сюаньюя. Недоставало разве что пары мелочей, вроде обветшалости, запустения и кровавого круга на полу. Ничего необычного Вэй Усянь пока тоже не заметил.
— Вы действительно пытаетесь пройти по пути самосовершенствования с мёртвой девушкой? — с прохладной вежливостью поинтересовался Лань Ванцзи, давая возможность Вэй Усяню без помех осмотреться. А тот был вынужден слегка прикусить губу, чтобы не расхохотаться в голос: талант вести переговоры у Лань Чжаня был просто исключительный и неповторимый. Впрочем, хозяин дома веселиться был не намерен:
— Чего?! А ну прекратите лезть в мою жизнь и к моей госпоже, сейчас же! Да вас, бесстыжих, небось, соседка подослала, старая завистница! Ей-то даже близко не сравниться лицом с моей госпожой! Убирайтесь немедленно прочь, слышали?! — лицо Хуа Пина побагровело, и он замахнулся на них подхваченным с пола табуретом, с которого на циновку тут же посыпался какой-то мелкий хлам. Лицо Лань Ванцзи заледенело, но Вэй Усянь слегка дёрнул его за рукав белоснежного ханьфу:
— Идём, Ханьгуан-цзюнь. Не будем расстраивать хозяина дальше.
— Вот и катитесь! — в голосе Хуа Пина прогремело торжество, но Вэй Усянь только равнодушно пожал плечами, выходя за порог.
Он уже узнал то, что ему было нужно.
Лань Ванцзи ни о чём не спрашивал его, до тех пор, пока они вдвоём не отошли от негостеприимного дома подальше. Какое-то время в спины им неслась грязная ругань, но потом затихла. И только тогда Лань Чжань бросил на Вэй Усяня короткий вопросительный взгляд.
— Я почувствовал излучение тёмной энергии в его сундуке, — пояснил Вэй Усянь с глубокой задумчивостью в голосе. — Но я так и не понял, что это и почему не атакует, поэтому давай вернёмся сюда ночью и посмотрим, что здесь на самом деле творится. Это не мертвец, так бы он спокойно не лежал. И знаешь что, Лань Чжань?
— М?
— С твоей способностью говорить с людьми, я очень рад, что глава ордена Гусу Лань именно Лань Сичень, — Вэй Усянь не удержался от проказливой улыбки.
— Мгм, — мудро не стал спорить Лань Ванцзи.
***
В сгустившейся ночи Вэй Усянь сидел в траве под окнами дома Хуа Пина и размышлял. Они с Лань Чжанем успели прогуляться по деревне, перекинуться парой-тройкой слов с жителями, подтвердить версию Вэй Усяня о том, что до этих странных событий Хуа Пин был одиноким мужчиной без семьи и детей. В целом односельчане считали, что он просто тронулся умом, и относились к этому философски. Поди тут не тронься, мол, когда ноги отказали, а помогать-то и некому, кроме соседей. И больше никаких странностей. Никаких жертв.
Они как следует поужинали — радушно приютившая их Чин Су, которая и обратилась к заклинателям за помощью, щедро угостила их цзяоцзы — и после этого вернулись к этому подозрительному дому Хуа Пина, как можно бесшумнее. К сожалению, оказалось, что с темнотой кто-то таки выпустил во дворы собак, и Лань Ванцзи пришлось почти весь путь нести на руках Вэй Усяня, чудом сумевшего хотя бы не заорать. И вот теперь они на месте, и Лань Ванцзи стоит у стены дома задумчивым совершенным изваянием, не просматриваемый из окна, глядящий в многозвёздное небо.
— Вылезай, — раздался над головой Вэй Усяня нетерпеливый голос Хуа Пина. На мгновение он аж вздрогнул: неужто хозяин дома как-то обнаружил его? Но Лань Ванцзи даже не дрогнул своими прекрасными ресницами: Хуа Пин обращался к кому-то внутри дома.
— Вылезай, — повторил тот. — Сейчас сюда точно никто не сунется.
Ощутив резкий всплеск тёмной энергии, Вэй Усянь осторожно поднялся с прохладной сыроватой травы и, сохраняя дыхание медленным и беззвучным, заглянул в окно. Как раз в тот момент, когда из распахнутого сундука показалась белая изящная рука скелета, ухватилась за окованный железом край. Вэй Усянь отрешённо смотрел, как то, что когда-то было девушкой, выбирается наружу, а Хуа Пин с посветлевшим, совсем иным, чем днём, лицом протягивает к ней руки, как живые ладони и выбеленные временем кости соприкасаются, а потом внезапно очаг тёмной энергии разгорается ярче, вспыхивая жутковатой мрачной связью между человеком и духом (пока Вэй Усянь решил определить её так), при этом изумительной в своей неповторимости. А «девушка» прямо у него на глазах обрастала плотью или её подобием: под одеянием, до того висевшим на плечевых костях, стала формироваться фигура, союз тёмной энергии и плоти соткал бледное миловидное личико, сотворил губы сложившиеся в нежную улыбку… За годы практики тёмных искусств Вэй Усяню не приходилось видеть подобное. Впрочем, в следующее мгновение стало не до исследовательских восторгов — девушка резко повернула голову, так, как никогда не повернётся человеческая шея, и угрожающе оскалилась, горя тёмным нечеловеческим огнём в глазах, вернее, в клубящихся тёмных провалах вместо радужки и зрачка.
В следующий миг на плечо ему резко нажали, и Вэй Усянь почти упал на колени, теряя равновесие, а Лань Ванцзи белым ослепительным ледяным ураганом ворвался в комнату через окно. Сверкнул вспышкой Бичень, раздался негодующе испуганный вопль Хуа Пина. Выпрямился Вэй Усянь уже с чёрной флейтой у губ, и зябкий ночной ветер угрожающе качнул алую кисть.
— Уберите от неё руки, поганые псы! Прочь, я сказал! — гневно завопил Хуа Пин, швыряя в Лань Ванцзи свою табуретку, но Ханьгуан-цзюнь единым стремительным выпадом сверкающей смертоносной поэзии сумел разрубить её пополам и возвратным движением отпарировать атаку твари. Поняв его короткий мимолётный взгляд, Вэй Усянь заиграл на флейте «песнь Усмирения».
…Уезжали они из деревни той же ночью, оставив за спиной рыдающего над «телом» возлюбленной Хуа Пина, поспешные скомканные благодарности Чин Су за заботу о Яблочке и остатки лёгкого расположения духа. Вэй Усянь в кои-то веки ехал молча, не разбавляя ночную тишину непрерывной беззаботной болтовнёй. Случай-то был достаточно… ну, может, не рядовой, дух действительно был необычным, но не составивший для Лань Ванцзи особого труда, однако…
— Вэй Ин? — тонкие прекрасные белые пальцы слегка коснулись его руки, сжимающей вожжи.
— Знаешь, Лань Чжань… — тихо проговорил Вэй Усянь, слегка покачиваясь на спине неторопливо бредущего по дороге осла. — Похоже, его бы она действительно не тронула. Когда я начал играть, и она вновь отвлеклась на меня, я… Нет, это не было похоже на «сопереживание», но я будто смутно ощутил её, как тогда, в некрополе Цинхэ Не, помнишь?
— Мгм.
— Девушка погибла трагически, от руки собственного отца, и в ней изначально теплилось какое-то количество затаённой злобы и обиды для преображения. Однако, ноги Хуа Пин пожертвовал ей совершенно добровольно вместе с солидной частью своей энергии, что и превратило её в подобного необычного духа. Он так рьяно защищал её…
А она его. У Вэй Усяня до сих пор перед глазами стоял момент, как Лань Ванцзи, видимо, тоже что-то такое предположив, сделал ложный выпад в сторону Хуа Пина, и дух, уже частично обессиленный музыкой флейты, в отчаянном рывке сам насадился на Бичень. Подобное поведение от очевидно агрессивной нежити было более чем необычным и будоражащим совесть Вэй Усяня.
— Однако, к другим жителям деревни она такую слабость не питала, — спокойно произнёс Лань Ванцзи, являясь незыблемой белоснежной скалой надёжности в море бушующих чувств Вэй Усяня.
— Я знаю, — тихо проговорил он, снова умолкая. Было ещё одно обстоятельство, ледяной иглой терзавшее его сердце. Да, Хуа Пин казался, самое меньшее, чудаком, и самое большее — безумцем в своих тщетных попытках вступиться перед заклинателями за кровожадную нежить вопреки здравому смыслу, однако, не таким ли безумцем смотрелся Лань Ванцзи больше четырнадцати лет назад, схватившийся в безымянной пещере со своими же невероятно чтимыми старейшинами?
— Прошлое давно прошло, Вэй Ин, — глубокий голос Лань Ванцзи светом маяка пронзил чёрное море беспокойства Вэй Усяня. Понять в точности, о чём тот думает, мужчина не мог, однако сверхъестественным образом верно уловил направление мысли, в итоге оказавшись уместным в своих словах, как и всегда. — Нужно просто идти вперёд.
— Ну мы же этим и занимаемся, верно Лань Чжань? — улыбнулся Вэй Усянь, чувствуя огромную благодарность и тепло в сердце. — Мы идём по дороге вперёд, ты ведёшь Яблочко за верёвку, впереди у нас жизнь вместе и полчища злобных тварей и ужасных монстров…
— Мгм.