Глэму, которому раньше приходилось спать одному, всегда было грустно смотреть в окно. Возможно, он ассоциировал это со свободой, которая тогда была для него чем-то недосягаемым. А возможно, сегодня он просто был более расстроенным после душа, чем обычно.
Не то чтобы спать в маленькой кровати с немаленьким Чесом было очень удобно, но о большем Глэм и мечтать не мог.
Глэм. Так хорошо звучит.
Не выдерживает и произносит по буковкам, шёпотом.
Г-л-э-м
А потом грустно вздыхает. Может, не грустно, но точно с нотками меланхолии.
— Ей, ты там че, опять хнычешь? — подаёт голос рядом лежащий Чес.
— Нет, — отвечает Глэм, переводя взгляд с окна на потолок, — мне не грустно.
— Вот и хорошо, — Чес прерывается, чтобы зевнуть, — а то я тут грустных не держу, небось ещё...
А дальше еще раз зевает и замолкает, пытаясь толкнуть локтем в бок соседа, но получается как-то вяло. По тихому сопению и относительному спокойствию с правой стороны, понятно, что Чес всё-таки уснул.
Глэм засыпает следом. Так хорошо, что Себастьян, который всю ночь не спит, остался в прошлом, и сейчас место осталось только для Глэма. Который проваливается в темный и крепкий сон. Который толкается ногами в Чеса, и в итоге тот просыпается на полу. Который может ложиться поздно и просыпаться в двенадцать, если ему захочется.
С последним утверждением, правда, вышли кое-какие заминки.
— Ебанарот, Глэм, жопу свою поднимай! — не самое приятное пробуждение.
Глэм потягивается на кровати и закрывается рукой от лучей солнца, которые неприятно бьют в глаза. Кидает взгляд на настольные электронные часы. Девять утра. Уже не бессонная ночь, но могло быть и лучше.
— Давай-давай, чувак, у нас грандиозные планы! — Чес стоит над кроватью в одних спальных шортах и доедает бутерброд. Шорты можно было назвать спальными с натяжкой, потому что Чес обычно носил их и просто так, а голым спать было некультурно.
— Это еще какие? — совсем незаинтересованно спрашивает Глэм, протирая липкие от сна глаза.
— Да ну это... Сходим, прибухнем, отпразднуем твою самостоятельность! — Радостно сообщает жующий Чес, видимо, уже все спланировав.
— Ну, я не осо... — уже собирается отнекиваться блондин, но Чес затыкает его всего лишь одной фразой:
— Да лан тебе, опять ты с этой дебильной рожой!
— Хорошо. Пойдем, куда захочешь — соглашается Глэм чисто из-за отсутствия аргументов и безмерного авторитета Чеснока.
Почему-то после этой фразы Чес сдавливает смешок, но потом все равно пырхает в кулак. Глэм даже голову вбок склоняет, от непонимания ситуации.
— Ты же не собираешься пойти в... этом? — еще пару секунд посмеявшись, все-таки объясняется Чес.
— А что не так? — спрашивает Глэм, а затем наблюдает, как его друг подходит к шкафу и открывает дверцу, демонстрируя зеркало, вклеенное во внутреннюю сторону.
Глэм садится на кровати. Его штаны уже имели больше складок, чем положено, а про рубашку и вспоминать было страшно. С таким же невозмутимым лицом он спрашивает:
— Да, ты прав, у тебя не найдётся утюга?
— Утюга? Дружище, не хочу тебя расстраивать, — тут Чес совсем не выдерживает и заливается смехом, — но проблема в самих вещах! Надо подобрать что-то получше, сейчас, погоди...
Глэм скептически смотрел на эту идею, но, взглянув ещё раз на себя в зеркало, решил согласиться.
В шкафу у Чеса был бардак, что неудивительно. На полках находились хаотично разбросанные вещи, обувь и прочий хлам. На верхних отделениях красовались грязные картонные коробки, а из одной такой гордо выглядывала открытая консервная банка. Оставалось только надеется, что пустая.
Штаны Чеса на Глэма оказались безнадежно малы, так что было принято решение оставить старые. Черная футболка с логотипом на спине, отдаленно напоминающим буквы “T” и “S”, соединенные вместе, была немного узковата в плечах, а в целом ничего так смотрелась.
— Ну, как? — спрашивает Глэм, поправляя волосы и позируя перед зеркалом. Если закрыть глаза на фатальную несостыковку классического и гранж стилей, то вполне себе.
— Уже лучше, но чего-то не хватает... — отвечает Чес в дурацкой соломенной шляпе с синим бантом, которую они нашли где-то в глубинах гардероба. Парень заглядывает обратно в шкаф, а потом смотрит горящими глазами на Глэма. Как будто у него появилась гениальная идея. Глэм кривится, зная, чем обычно заканчиваются такие идеи.
Чес гордо достаёт из шкафа скомканную джинсовку. Милую на вид, но когда Глэм накинул ее на себя, оказалось, что та мала в рукавах. И очень жаль.
— Не ной, ща все будет, — быстро говорит Чес и хватает ножницы со стола.
Глэм снимает джинсовку и бросает ее на кровать. Подходит Чес, защуривает один глаз и, вероятно, думает, что можно сделать. Обрезает рукава и бросает их в мусорную корзину.
Глэм замирает на месте с открытым ртом, а Чес искоса смотрит на него. Да, его модельерские способности были крайне огорчающими, но можно же было хотя бы как-то отреагировать, а не просто пялиться?
— Чё, говнина вышла? Ну, я так и знал, что тебе... — но не успевает Чес договорить, как его перебивает Глэм.
— Боже, Чес... — Глэм в один момент улыбается во все зубы и хватается руками за голову, — Это просто потрясно!
— Ты обратился к мастеру, детка, можешь не благодарить, — Чес на это лыбится самой самодовольной улыбкой в мире, на секунду задумываясь, — Но все же как-то пресновато...
А потом движением ноги, не таким аккуратным, как хотелось бы, достаёт из-под кровати ящик с распылителями краски.
Глэм без слов понимает, что ему нужно сделать.
Сверху остальных цветов лежит баночка ярко-розового. Он без всяких сомнений берет ее и с трепетом выводит слово “Глэм” на спине жилетки. Со знаком восклицания в конце.
— Да-да, я понял, что у тебя дикий стояк на розовый, — говорит Чес и трепает волосы друга рукой, портя этим всю идиллию, — но, может, пойдем уже?
— Что? Куда? — Глэм отвлекается от сотворения искусства и поворачивается на Чеса.
— В бар, а куда же еще?
***
«Да ниче стремного, не ссы, все крутые парни бухают» — сказал в начале вечера Чес.
Наверное, крутые парни поэтому и крутые, что терпят такой кошмар и корчат радостное лицо. Глэм сидит никакой. Уже час он торчит в старом клубе вот так, пялясь на цветные бутылочки за барменом. Последний, кстати, очень некомфортно чувствовал себя, стараясь лишний раз не пересекаться взглядом с посетителем.
Чес сидит по правую руку и спорит с каким-то мужиком про политику... Или про музыку. Глэм особо не вслушивался. Лишь бы до драки не дошло. Бармен в это время подливает ему чего-то в стакан. Напиток горький, прозрачный, с непонятным осадком на донышке.
Глэм встаёт, пошатываясь, и выходит на улицу. Не потому, что он собирается сбежать. Нет, конечно. Просто сменить обстановку.
По пути на выход слышит кучу разговоров. Кто-то кого-то уламывает на очень непристойные вещи в местном туалете, а кто-то пытается отдать незнакомцу маленький пакетик с плохо спрессованными зелеными шариками, приговаривая: "Отличная шмаль, пацан, не пожалеешь". Судя по виду содержимого, которое больше напоминало комок шерсти, побывавший внутри кошки, чем что-то, что стоило бы купить, негодование клиента было вполне понятным. Другие увлекательные диалоги Глэм не услышал, поймав глазами дверь с табличкой "Exit" и направившись прямо к ней.
Задний двор клуба был огражден железной сеткой, которая не пускала к зданию животных из ближайшей лесополосы и не выпускала бухих, выходящих под утро животных из клуба. На ближайшей к двери стене заведения, если этот притон вообще можно так назвать, привлекали внимание разноцветные граффити.
Глэм уже хотел тоже написать что-то своим розовым баллончиком, который теперь везде таскает с собой, но почувствовал сильную слабость во всем теле. Очень резко и неожиданно подкосились ноги, и в глазах замелькали мушки. Рядом очень кстати оказалась лавочка, на которую он буквально лег, раздвигая задницей многочисленные бутылки. Те с грохотом покатились вниз и упали на твердую землю.
В районе щек было горячо. Видимо, Глэм сейчас покрывался нездоровым румянцем. Голова начала резко болеть, но стало это невыносимым только когда к горлу подступала тошнота. Под носом становится тепло. Вначале это казалось просто соплями, вытекшими из-за слез, но когда Глэм вытерся рукой, она окрасилась в красный. Кровь была жидкая и немного теплая.
— Вот ты где, дураче... Глэм? — Чес тоже выходит из клуба, хлопая дверью. Немного недоумевает первых пару секунд, но уже чует что-то неладное, и садится на корточках возле друга, — Ты в порядке?
Самый глупый вопрос, который можно задать человеку со слезами в уголках глаз и кровотечением из носа.
— Чес? — поднимает голову Глэм, из-за чего уже успевшая собраться пелена слёз раскачивается и вот-вот собирается пролиться, — Почему все так сложно, Чес?
— Нет-нет, приятель, только не плачь, т-ш-ш, — Чес обхватывает плечи Глэма руками, обнимая. Возможно, он перебрал с алкоголем. Ладно, сомнений нет, он точно перебрал.
Они так и сидят, обнимаясь, пока Глэм не успокаивается. И пока к его горлу не подступает принятая за последних шесть часов пища, пытаясь выбраться наружу.
— Тебе волосы не подержать? — орет Чес. Глэм бы ответил что-то, но из его рта вырвалось только... Ну, вы сами догадались, что.
Спустя десять минут духовного очищения Глэма, со стороны лавочки разносится:
— Уже закончил? Вот и отлично, — орет Чес и наблюдает, как Глэм вытирает уголок рта рукой, — пошли быстрее, пока тот дурень за меня не спохватился.
— М-м? — Глэм замедляет ход из-за того, что голова все еще немного кружится, и вопросительно бормочет.
— А, так я его кошель спер, во балбес, — кидает в ответ Чес, уже сидящий на корточках возле замка на калитке. В руках у него была отмычка, которая выглядела так, словно прошла вьетнамскую войну. Но работала она достаточно хорошо, лишь иногда тихо позвякивая.
— Ага, — ответ получается коротким и тихим, так, на отъебись. Наверное, Глэм просто не в состоянии ответить что-то, имеющие больше двух слогов, тем более толковое.
Замок издает приглушенный щелчок.
— Сильвупле, — говорит Чес, делая приглашающий жест руками и пропуская Глэма вперед.
Он проходит немного вдаль и делает глоток свежего, лесного воздуха. Сразу становится легче, и привкус блевоты отходит на второй план. По дороге, находящейся немного правее, проезжает машина с громкой музыкой. В нос бьет запах масла и бензина, но меркнет на фоне ужасного шансона.
Падающий свет от фар на секунду освещает лицо Чеса, а его волосы откидывают забавную тень на земле.
— Ну так че, погнали домой? — спрашивает, щурясь и закрывая рукой лицо.
Глэм подмечает, что ему тяжело держать голову ровно, и опускает ее опять вниз. Ноги опять слабеют, но Чес вовремя подхватывает его под руки. Почему-то сердце Глэма пропускает удар, и голова начинает кружиться еще усерднее, когда Чес начинает придерживать его за талию.
— Эй, сыш, размяк тут... Ниче-ниче, щас уже идём...
Тогда Глэм, конечно, сбросил все на алкоголь. И на запах бензина. И на стресс. Только спустя какое-то время он, наконец, понял, что к чему.