В зале полумрак, единственный источник света, белый прожектор над сценой, едва выхватывает из темноты стоящие возле стен столики. Тетраграмматон клерик Трумен Капоте, а точнее Трумен Капоте в костюме клерика, сидит на подоконнике и его взгляд то и дело падает на наручные часы. У него в кармане есть телефон, который, однако, лучше не доставать, потому что в тот же момент из ниоткуда возникнет Марина Цветаева в белой тряпке, изображающей костюм призрака, и вежливо — или не очень, — попросит не палиться.

— Может ты откроешь дверь и подопрёшь её чем-нибудь? — Трумен даже не удивлён, что Марина появляется, как только он о ней вспоминает. Она протискивается в зал мимо Ртути… то есть Чака Паланика, который, подпирая дверь плечом, неподвижно стоит с ящиком пива.

— Чак, пожалуйста, просто зайди внутрь! — Цветаева пытается затащить Паланика в зал и отобрать у него ящик одновременно, но Паланик, судя по всему, уже подвыпивший, упорно делает вид, будто не понимает, что от него требуется.

Трумен слезает с подоконника и подходит к дверям.

— Может вам помочь?

— Это последний, — Чак наконец-то ставит ящик на пол.

— Зачем, — Марина отодвигает Чака от двери, потому что кто-то пытается зайти, — зачем ты поставил его прямо здесь? Унеси туда, — она неопределённо машет рукой в сторону сцены, на которой Некрасов и его группа NecrАсов уже расставляют инструменты, — и, будь так добр, раз уж с ящиками всё, приведи сюда этих… оппозиционеров, они распугивают людей из соседнего зала и только мешают рабочему процессу.

Трумен хочет сказать, что «оппозиционеры» — то есть, Замятин, Оруэлл и Бёрджесс, — и не обещали помогать, но Марина уже убегает, а Чак, совершенно игнорируя все её просьбы, падает на ближайший диван и хлопает ладонью рядом с собой.

— Садись. 

— Мне надо идти, — Трумен, чтобы лишний раз не посмотреть на часы, засовывает руки в карманы брюк.

— Тебе никуда не надо, – Чак дёргает его за локоть и сажает рядом, — всё нормально, всё готово. 

Трумен вздыхает, садится поудобнее и закидывает ногу на ногу. Чак всегда говорит, что всё нормально, и спорить с ним, в принципе, бесполезно. Но Чак не всегда прав. Трумен не выдерживает и смотрит на часы — до начала приуроченного к Хэллоуину детективного квеста, одним из организаторов которого он является, остаётся двадцать пять минут. Он берёт бутылку пива, которую протягивает ему Чак, и ненадолго закрывает глаза.

Три недели назад, когда по институту только начали расклеивать афиши, а от сценария существовал один план, Марина Цветаева отловила его в перерыве между парами, уволокла в полупустой коридор и в лоб спросила:

— Какой у нас мотив убийства? 

И Трумен понял, что не отвертится. Будет давать советы по сценарию, будет помогать с декорациями и, скорее всего, будет одним из актёров. Конечно, ему нравились детективные квесты, особенно те, в которых он непосредственно участвовал. А уж идея их проведения на базе института при поддержке студсовета и некоторых преподавателей ему нравилась втройне. Однако в этом учебном году он планировал заниматься дипломом, ни на что не отвлекаться. 

Но что значат чьи-то планы перед неумолимостью Марины Цветаевой?

После пяти минут обсуждения в коридоре они поняли, что снующие туда-сюда студенты не дадут спокойно обсудить сценарий и обязательно что-нибудь подслушают. Поэтому Марина решила вытащить Трумена прогуляться после пар, чтобы «основательно всё продумать». Трумен, в свою очередь, предложил позвать с собой Чака Паланика, но тот, разумеется, придумал как отмазаться. 

На вечеринке должно было произойти хладнокровное убийство, которое студентам предстояло расследовать. В жертвы Трумен и Марина выбрали Коё Озаки, хотя долго метались между ней и Сэй-Сёнагон. С количеством подозреваемых они тоже быстро определились, как и с основными уликами. Правда мотивы ещё предстояло прописать, а роли — распределить. И, наконец, они с восторгом сделали Сэй убийцей, отметя кандидатуру Огая Мори как более очевидную.

После третьего круга по бульвару за институтом Трумен напомнил, что им пора возвращаться в общежитие. Но Марина, быстро записывая в блокнот всё ими придуманное, сообщила, что немедленно поедет к первокурснице Роулинг, с которой уже успела подружиться, что они напишут более подробный план, а на следующий день вместе поедут на семинар к Роулинг, потому что её мастер, Агата Кристи, согласилась им помочь, потому что она пишет детективы, и они ей очень за это благодарны, потому что без неё они бы точно не справились, а может быть и справились бы, только хуже, впрочем, уже какая разница, если она согласилась.

Из всего обилия информации Трумен запомнил только необходимое — Марина радостно отблагодарила его за то, что он согласился играть роль главного детектива, помощника участников. Хотя Трумен толком не соглашался.

Он открывает глаза и снова смотрит на часы. До начала игры остаётся девятнадцать минут. Гостей уже значительно больше, они занимают диваны и места за столиками. Освещение поменялось — теперь к белому прожектору добавились два красных, но светлее от этого не стало, — и группа на сцене уже во всю разыгрывается, правда Трумен ничего не может разобрать. Чак успел исчезнуть, а Марина впихивает в зал трёх четверокурсников в костюмах заключённых, возмущённо машущих на неё плакатами. Трумен встаёт и возвращается на своё место у окна — оттуда зал лучше просматривается, видно даже дверь на балкон-курилку, притаившуюся за углом.

Соседний подоконник уже занят Райнером Рильке в костюме пастора и слабо знакомым Трумену старшекурсником в стимпанк-костюме, про кого Марина говорила, что он перевёлся с заочки. Трумен молча кивает им, снова пытаясь сконцентрироваться. Ему важно отследить всё, что происходит, про себя повторить, где спрятаны улики и как будут действовать актёры квеста сразу после начала. И слова. Главное не забыть слова.

Некрасов что-то неуверенно говорит в микрофон, кажется «спасибо, что пришли», Трумен пытается игнорировать это и весь остальной шум, чтобы ещё раз повторить сценарий. Получается плохо. Он невольно начинает отвлекаться и разглядывать костюмы тех, кто сидит за столиками. Ближе всего к нему две девочки, которые пьют шампанское. Девочек Трумен не знает, значит, скорее всего, они с первого курса. Одна из них в костюме куклы, вторая — в японском кимоно, лица обеих тщательно загримированы, и Трумен восхищён, ведь пьют они так аккуратно, что грим не смывается.

Он вспоминает, как на прошлый Хэллоуин Чак попытался загримировать их под персонажей его же собственной книги, которую как раз тогда издали. Их, конечно, никто не узнал, то ли потому, что книгу ещё никто толком не читал, то ли потому, что в самой книге точных описаний персонажей не было, но Чак был так безумно рад тому, что его издают, и тому, что с ним наконец-то выбрались выпить, что Трумен просто не мог ни за что сердиться на него. Они тогда пошли в бар, и после первого же выпитого бокала грим поплыл и размазался. 

— Ацуши, мне кажется, тебе хватит пить.

Трумен снова смотрит в сторону первокурсниц. Ацуши — парень в гриме белого тигра, — неловко облокотившись на стул, наливает себе в стакан шампанское. 

— Хотя бы возьми бокал, — девочка в костюме куклы отбирает у Ацуши бутылку и сажает его на свободный стул.

В зал заходят Мори под руку с Сей — они в костюмах Алукарда и Интегры, что, пожалуй, действительно неожиданно, — как раз в тот момент, когда NecrАсов начинают играть. Музыка у них жёсткая, и зрелище получается эпичным. Рядом со сценой начинает образовываться подобие слэма, и Трумен удивлён, что в его центре не Чак. 

Трумен смотрит-смотрит-смотрит на часы, время идёт отвратительно медленно. Он взглядом находит одетую в кимоно Коё и кивает ей. Она кивает в ответ и поднимается по лестнице на второй этаж. Хлопает дверь. Сологуб — боже, он что, даже чулки как у Харли Квин надел? — выныривает из слэма и через пару секунд снова исчезает там, прихватив с собой уже не очень трезвого Джона-Константина-тире-Андрея-Белого и упирающегося Валерия Брюсова — несмотря на лицо, скрытое под маской чумного доктора и рыжие волосы, Капоте точно уверен, что это он. Трумен ищет в толпе перед сценой Гиппиус, но её там точно нет — зелёные волосы трудно не заметить. Но тут она, загримированная под Джокера, материализуется рядом с ним, щёлкает пальцами и пытается что-то сказать, потом машет на него рукой, идёт к Рильке, просит у него сигарету и уходит на балкон. Зал взрывается аплодисментами — это закончилась первая песня.

До начал игры остаётся десять минут, Трумен закрывает глаза, про себя проговаривает последовательность действий. Всё должно пройти идеально, ведь за месяц они с другими актёрами отработали всё.

Трумен уже почти успокаивается, когда его мысли прерывает громкий вскрик. Он открывает глаза и первым делом смотрит на часы, потому что уверен, что ещё рано. И если всё уже началось, почему Мори не спустился с балкона и не сказал, что… 

— Может кто-нибудь вызовет скорую? 

Трумен не сразу понимает, что происходит. Группа больше не играет, а около лестницы, ведущей на балкон, успела собраться небольшая толпа. 

— Я врач, отойдите, — Трумен узнаёт голос Йосано, в толпе даже мелькает её белый халат. Она действительно должна играть в квесте врача, но что-то явно равно идёт не по плану, ведь труп Кое должен был быть на втором этаже. 

У лестницы лежит Чак. Он не двигается, и Трумен, быстро вспомнив количество выпитого им, на секунду думает — надеется — что он просто напился и решил упасть поспать прямо здесь, с него станется. Но из нарастающего разговорного гула за спиной Трумен вылавливает «прямо через перила», «ещё с таким звуком, наверняка что-то сломано» и «ну, с такой высоты». Ему хочется, чтобы время остановилось, потому что он не успевает даже толком испугаться и о чём-то подумать, он видит, как Йосано присаживается рядом с Чаком на корточки, жестом просит всех немного отойти и меряет ему пульс. Трумен не знает, сколько времени это занимает, потому что мысли кажутся ватой, а всё происходящее вокруг каким-то сюрреалистическим бредом. 

— Господа, он мёртв, — Йосано встаёт и оглядывает столпившихся. Трумена захлёстывает волной какой-то непонятной истерики и он успевает подумать, что, наверное, именно так должны ощущаться панические атаки, которых у него никогда не было, а потом… Потом он ловит совершенно спокойный взгляд Йосано и в одно мгновение проваливается в шумную мешанину из происходящего вокруг и собственных мыслей. За пару мгновений он успевает подумать, что вот это всё, что он только что пережил, кто-нибудь обязательно бы назвал “сердце в пятки ушло”, но это вообще нихрена не передаёт, что он сейчас готов нарушить весь ход сценария, просто поднять Чака с пола, и по-настоящему сломать ему рёбра, обнимая, потому что он точно ничего не сломал, потому что на младших курсах подрабатывал каскадёром, а Трумен от ужаса и не вспомнил этого, что Йосано, загруженная высшими литературными курсами и работой на скорой, ни разу не появилась на репетициях, и вполне могла не знать, кто настоящий труп, что она просто соблюдает сценарий и… Трумен выдыхает и понимает, что у него дрожат руки. 

Он кивает Йосано, решив, что сейчас, когда вокруг столько студентов, выяснять что-либо будет неуместно, а потом подходит к Чаку, присаживается на корточки и легонько тормошит его за плечо. 

— Врач сказал, что он умер, — Трумену даже не надо оборачиваться, таким голосом это мог сказать только Акутагава. Потом где-то там же, за спиной слышится голос Ранпо, который уже собрал вокруг себя студентов и, неведомо каким образом, начал что-то расследовать. Трумен, задумавшись, почему он знает стольких людей с младших курсов, бездумно трогает волосы Чака, убирает их с лица и, как будто невзначай проводит рукой у рта, как будто всё ещё сомневается — хотя тут же понимает, что не сомневается, ни на секунду, но руки всё ещё дрожат. Дышит.

— А вы уверены, что стоит трогать труп? — Трумен оборачивается и видит серьёзного Ранпо в пальто и при полосатом галстуке — кажется, это костюм Дейла Купера, но Трумен не уверен. Он нахмурен, руки сложены на груди, — не трогайте труп, если вы не врач! Я думаю, нам надо…

— Что тут происходит? — Марина как всегда появляется чуть позже, чем нужно. Она подходит к толпе и выразительно смотрит на Трумена. Потому переводит взгляд на Ранпо, — да, ты совершенно прав! Трогать труп не нужно. Нужно искать улики, чтобы раскрыть это дело, — она уводит Ранпо и других заинтересовавшихся к ближайшему столу, чтобы раздать им ручки и бумагу для записей. Оборачиваясь, он снова строго смотрит на Трумена и одними губами произносит: «Что за хрень?»

Вконец растерявшийся Трумен встаёт и идёт за ними, потому что если он останется, он непременно врежет Чаку, или всё же поднимет и будет обнимать, а после такого притворяться трупом будет сложно.

— …убитый перевалился через перила, и поэтому я думаю, что в первую очередь надо допросить тех, кто был наверху!

Ранпо и Марина стоят над одним листом бумаги, она что-то черкает, свободной рукой отодвигая уже очень пьяного тигра-Ацу-как-его-там.

— Это прекрасная мысль! Трумен, я думаю, тебе стоит помочь Ранпо. А мы с другими ребятами пока поищем улики, — Марина пытается сделать строгое лицо и торжественно вручает лист Трумену. На листе вопросы для допроса, составленные, видимо, только что.

Ранпо и ещё несколько студентов уже идут к лестнице, и Трумен, уличив момент наедине с Мариной, хочет спросить, как она планирует объяснить убийство Чака уликами, предназначенными для убийства Коё, но она мотает головой и мгновенно исчезает в подкатившей толпе первокурсников. Как-то, очевидно, планирует. Но Трумену от этого не легче.

Трумен поднимается по лестнице на балкон. У перил сидят Коё с Сей, Коё держит в руках бокал с подозрительной чёрной жидкостью и растерянно озирается по сторонам. Трумен искренне надеется, что она умирать пока не будет, потому что теперь это только всё усложнит.

Ранпо сидит на диване и что-то записывает.

— Вы были здесь в момент убийства?

— Да, мы были здесь, — это Сапфо. Она в костюме, состоящем из почти полного отсутствия костюма, и Трумен невольно вглядывается в складки чёрной полупрозрачной ткани, пытаясь понять, действительно ли под ней только кожаная портупея.

— Я спрашивал не у вас, а у вашей спутницы, — Ранпо сдвигает очки на кончик носа.

Перед Сапфо на коленях сидит первокурсница, видимо из семинара Шекспира — Трумен пару раз видел, как она подкарауливала его у кафедры творчества и задавала безумно много вопросов, бесконечно поправляя то очки, то длинные волосы, то строгую юбку. Сейчас же она сидит не двигаясь, держа в зубах перчатки Сапфо.

— Моя нижняя не будет говорить без моего разрешения, — Сапфо, как бы в подтверждение своих слов легонько дёргает поводок, и девочка наклоняет голову ещё ниже.

Трумен совершенно точно не знает, как разобраться с этой ситуацией, но делать что-то нужно. Ранпо, который не успокоится, Мори, который, как ни странно тоже растерян, Коё, которая не знает, надо ли ей умирать, почему-то, чёрт возьми, кто вообще его позвал, Куникида в костюме, очевидно, декана очного факультета, который даёт совершенно ненужные советы, и две полуголые девушки. И то, что они почти раздеты, волнует Трумена в последнюю очередь. Он прекрасно знает, что Сапфо упряма, как осёл, и если они с Ранпо сейчас продолжат говорить, весь квест превратится в их препирательство.

— Знаете, — он аккуратно встаёт между ними, старясь не задеть девочку на поводке, потому что знает, с каким трепетом на самом деле Сапфо относится к своим нижним, а быть выпоротым прямо тут ему не хочется, — я думаю, мы можем проводить опрос, ну я не знаю, например, в несколько этапов, — Трумен смотрит на Ранпо, надеясь, что тот не воспримет это как попытку его запутать, — мы можем пока допросить кого-нибудь ещё, а к этим дамам вернёмся позже?

Ранпо хмурится, смотрит в свой лист, потом поправляет очки и резко кивает.

— Хорошо! Вот вы, — он двигается по дивану к Куникиде, — ответите на мои вопросы?

Трумен хочет наконец-то подойти к Коё, чтобы хоть немного объяснить ей, что происходит, но в этот момент со стороны лестницы раздаётся какой-то шум. Трумен искренне надеется, что это не Чак, который решил внезапно воскреснуть.

Он подходит к лестнице и видит сидящего на последней ступеньке мальчика в костюме тигра. Он явно очень пьян и растерян. Трумен хочет сесть рядом с ним, но мальчик встаёт и, быстрее, чем Трумен успевает хоть что-нибудь сообразить, проходит несколько шагов до дивана и падает рядом с Куникидой.

— Вот вы думаете… — он пытается забраться на диван с ногами, и Куникида, отвлёкшись от вопросов Ранпо, с удивлением смотрит на него, — как вы думаете? Мне вот очень важно… важно ваше мнение, ну вот… по поводу всего, скажем так, происходящего.

Пять минут назад Трумену казалось, что хуже уже некуда.

— Вы ведь меня помните? Я Ацуши, я вам звонил тогда, — Куникида, видимо, собирается ответить, что ему много кто звонит, — подождите, мне надо узнать, что вы думаете, — Ацуши пьяно вскидывает руку и, вроде как, показывает на всех присутствующих, — по поводу этого, так сказать, — он берёт Куникиду за рукав и почти дёргает на себя, — убийства!

С соседнего дивана раздаётся нервный смешок. Это Мори. Сапфо садится в кресло, закидывает ногу на ногу, тянет за поводок. Коё отставляет свой бокал с ядом, и Трумен успокаивается хотя бы по этому поводу. Ранпо снимает очки и очень удивлённо смотрит на Ацуши. А Куникида впервые в жизни выглядит так, как будто ему нечего сказать.

Трумен медленно подходит к дивану и осторожно берёт Ацуши за локоть.

— Молодой человек, — Ацуши вяло вырывается, — я думаю, нам не стоит мешать этим людям проводить допрос, давайте я вас отведу…

— Не надо меня никуда вести! — Ацуши всё же выдёргивает локоть и, не рассчитав расстояние, попадает им Куникиде по плечу. Тот пытается отодвинуться.

— Нет, я думаю, — Трумен старается поднять Ацуши с дивана, — пожалуйста…

В последний раз таким беспомощным он чувствовал себя на первом семинаре на первом курсе.

— Я должен узнать у ответственного человека, что происходит, — он почти вцепляется в Куникиду, и Трумен с неким злорадством замечает, что декан растерян. Он уверен, что Куникиде это пойдёт на пользу, потому что ему стоит хоть иногда сталкиваться с вопросами, которые он не может решить.

— Надеюсь, я сойду за ответственного человека, — Трумен наконец-то выдёргивает Ацуши с дивана, — и отведу вас к вашим подругам. Идёмте.

Он надеется быстро найти тех двух девушек, но Ацуши пьяно виснет на нём и почти садится сначала на лестницу, потом на пол, и это сильно затрудняет поиски.

— Представляешь, — он тяжеловесно падает, утягивая Трумена за собой на пол, — я ничего не понимаю. Никто ничего не может мне объяснить, — он активно жестикулирует, и Трумен, почти не слушая его и пытаясь уворачиваться, ищет его подруг глазами в толпе.

— Я думаю, сейчас мы найдём твоих друзей, и они тебе всё объяснят, — Трумен медленно начинает раздражаться.

— Нет, — Ацуши, неуклюже подперев подбородок рукой, вздыхает, — мне вампир этот… Акутагава… ему, кстати, очень подходит... пытался что-то объяснить, но он так говорит… Так, как будто нарочно путает. Как будто думает… Как будто он, наверное, думает, что если будет сложно говорить, я отстану от него. Но я ведь и не говорил с ним, я просто спросил… Спросил… Я просто хотел поговорить, — подбородок соскальзывает с руки, и Ацуши дёргается, — я не про этот раз говорю, я про другой. Я же тогда не знал, что он меня уже ненавидит.

Трумен вдруг внимательно смотрит на него и, аккуратно взяв за плечо, поднимает на ноги.

— Эх, приятель, всё с тобой ясно, пойдём.

— Нет, ты понимаешь, я же не знал! А потом этот баттл…

Трумен вспоминает баттл и усмехается про себя. Он думал, что когда их курс выпустится, и Дазай с Чуей перестанут грызться каждый раз, баттлы наконец станут поэтическими дуэлями, а не завулированными подкатами через оскорбления и оскорблениями сложными лингвистическими конструкциями, слабо относящимися к теме раунда. Видимо, этого так и не случится, потому что Дазай, непременно, шутки ради, оставит организацию баттлов на этих двоих. За этими размышлениями он просто приводит Ацуши к подоконнику, на котором сам сидел в начале вечера. Как и ожидалось, девочек за ближайшим столом уже нет.

— Слушай, приятель, я понимаю, что тебе очень хочется поговорить, — Ацуши пьяно смотрит на него и поднимает бровь, — но мне надо идти. Дождись, пожалуйста, своих подруг и не пей больше, ладно?

Ацуши слабо кивает и приваливается к окну. Трумену теперь не очень хочется оставлять его в таком состоянии, но надо проведать Чака.

— Трумен! — Марина хватает его за руку, — слушай, всё не так плохо, но мне надо отойти, кажется, у нас шумно, и люди в соседнем зале опять недовольны.

Трумен устало смотрит на неё, пытаясь осознать всё, что она сказала. У него не получается.

— Если все справляются с уликами и допросами сами, думаю, без тебя ничего хуже того, что уже произошло, не случится. А я схожу проведать Чака, хорошо?

Марина кивает и уходит, а Трумен идёт к лестнице.

— Чак, — он садится на корточки, — это я. Как ты тут?

— Норм, — Чак открывает глаза и слегка улыбается, — но я бы выпил.

— Ну уж нет, — Трумен чувствует, что всё ещё хочет ему врезать, — ты сегодня уже достаточно выпил.

— Тогда почеши мне нос.

— Что?

— Я вообще-то лежу тут без движения уже… Сколько я лежу? — он приподнимает голову.

— Лежи, блять, просто лежи и не двигайся, — Трумен оглядывается, потом быстро чешет Чаку нос, — всё?

— Нет, — Чак улыбается, — мне скучно, спой мне колыбельную, чтобы я уснул и мне не было скучно.

— Я сейчас тебе такую колыбельную спою, — Трумен закатывает глаза и встаёт, — что ты после неё никогда не проснёшься.

— А мне нравится, — Чак улыбается, — а знаешь, — он почти хватает уходящего Трумена за штанину, — где ещё у меня чешется?

Трумен уже собирается сказать что-нибудь едкое и мерзкое, но тут дверь в зал с грохотом распахивается. На пороге возникают незнакомая женщина в трауре, участковый полицейский, которому она пытается что-то втолковать и Марина Цветаева, которая, кажется, пытается что-то втолковать им обоим.

Группа на сцене очень не к месту начинает играть что-то громкое и активное, с лестницы, пытаясь отвязаться от Ранпо, спускается Куникида. Ранпо, перекрикивая музыку, сообщает, что он «почти всё разгадал», участковый с женщиной останавливаются у Чака, который опять не двигается и играет труп. Марина торопливо что-то объясняет, и тут из толпы возникает уже совершенно пьяный и невменяемый Ацуши.

— Простите, — он почти спотыкается об чей-то стол, — простите! Вот вы мне и нужны, очень тут нужны, — он двигает стол с явным намерением устранить все препятствия между собой и участковым, — у нас тут уби…

Появившийся из толпы Акутагава, зажимая Ацуши рот рукой, дёргает его на себя, песня резко обрывается и во внезапной тишине звучит неуверенное «У нас тут квест» марининым голосом.

Трумен выдыхает и почему-то думает, что сейчас ему волноваться уже точно ни о чём не нужно, потому что не так пошло всё, что только могло пойти не так. Но теперь у него хотя бы есть материал для диплома.