Если падать, то вместе

Глава первая и единственная

Сколько Стэн себя помнил, Ричи всегда был рядом.

Сидел на соседней лавке в Синагоге, бегал по детской площадке, воображая себя самолетом, прятался от мамы в продуктовом, подмигивая Урису из своего укрытия.

Неудивительно, что ребята подружились. Они знали друг друга практически с рождения.

Но, несмотря на все это, впервые Тозиер и Урис заговаривают лишь в первом классе, когда Ричи плюхается рядом со Стэном на стул, щеголяя дыркой от первого выпавшего молочного зуба, торчащими, словно иголки дикобраза, во все стороны смоляными волосами и перемотанными скотчем на дужке очками.

— Привет, кудряшка, я Ричи, — улыбаясь во все двадцать семь, произносит он, вытряхивая все ручки и тетрадки из своего оранжевого рюкзака с ярко-желтым смайликом на парту. — Возможно, ты и так знаешь. Мы все же знакомы не первый день!

— Я бы больше склонялся к тому, что первый, — максимально вежливо возражает Стэн, с недоумением смотря, как его соседа абсолютно не волнует, что фломастеры разложены не по цветам, у них перепутаны колпачки (у синего его вообще нет), а у половины тетрадок помята обложка. — Стэнли.

— Ну, значит, будем знакомы, Стэн-Супермэн! — провозглашает Ричи и протягивает ему испачканную в пасте фломастеров ладошку для рукопожатия.

Стэн сомневается, но жмет. С интересом наблюдая за раскачивающимся на стуле мальчиком, который подмигнул кому-то в стороне.

— Когда там уже конец? — стонет Ричи через минуту, чуть не грохнувшись со стула из-за того, что наклонился слишком сильно. — Я хочу есть.

— Мы пришли десять минут назад, — хмуро отвечает Стэн и, не спрашивая, тянется к канцтоварам соседа, аккуратно их раскладывая.

— О, Стэн-Супермэн, ты ничего не понимаешь, — с видом умудренного жизнью за пять лет человека произносит Ричи, с любопытством следя за действиями Уриса и совсем им не препятствуя, — самое главное — это еда. А время…тсетно, — коверкает он последнее слово и самодовольно улыбается.

Стэн обдумывает сказанное и не находит, что возразить мальчику, поэтому просто заканчивает разглаживать (как может) обложку очередной тетради и кладет ее в стопку к остальным. Довольный своей работой, Урис улыбается и переводит взгляд на Тозиера, который продолжает широко улыбаться ему в ответ.

— Почему Супермэн? — интересуется Стэн, наконец отвечая хоть что-то, к тому же, ему действительно интересно.

— Потому что рифмуется! — поднимает указательный палец с важным видом Ричи. — А еще он нарисован у тебя на рюкзаке.

— Логично, — соглашается Стэн, и решает, что, может, этот смешной мальчишка ему по нраву.

Его мысли прерывает звонок на урок.

Это их второй месяц обучения, и Стэн за свою короткую жизнь еще никогда не испытывал таких смешанных чувств к кому-то.

Ричи раздражал, страшно. Когда рисовал Урису на полях какие-то каракули, стоило тому отвернуться, начать отвечать на вопрос учителя или отойти. Когда придумывал ему очередную кличку (кто бы знал, что Стэн-Супермэн станет началом конца). Когда слишком громко говорил, сидя совсем рядом, из-за чего уши мальчика начинали болеть.

Но Ричи также был невероятным. Стэн впервые так громко, до колик в животе, смеялся, когда Тозиер ловко пародировал их учительницу, смешным высоким голосом говоря всякие нелепицы и делая вид, что он стучит указкой по доске, что обожала делать миссис Борг. Мальчик не думает, что когда-то настолько не хотел домой, как когда Ричи пригласил его в гости, и они несколько часов просто носились друг за другом, рассматривали картинки комиксов и играли в прятки, пока миссис Тозиер готовила суп, почти не моргая смотря какой-то аргентинский сериал по телевизору. Ну и, конечно, когда Ричи стал ежедневно притаскивать в школу всякие мелочи вроде классных карандашей, рисунков, открыток, игрушек и прочего только за тем, чтобы показать, а иногда подарить, их Стэну.

В общем, в свои пять лет мальчик не мог осознать, почему он чувствует к Тозиеру столько всего, но если спросить его «Кто твой лучший друг?», тот незамедлительно поспешит ответить, что это Ричи.

Сегодня во время обеденного перерыва их класс выпускают на площадку, хотя, по мнению Стэна, это опрометчивое решение, потому что вокруг после дождя сплошные лужи да грязь, а его одноклассники, видимо, особым умом не отличаются, потому что лезут во все это, изредка одергиваемые миссис Борг, которую больше интересует журнал по вязанию.

Единственное, что находит Урис во всем этом интересного — это птицы, то и дело мелькавшие вокруг из-за вылезших после дождя червяков (которыми не преминули бросаться друг в друга ребята).

Птицы красивые и изящные. Стэну нравится, как интересно переливаются серые, зеленые и фиолетовые оттенки на перьях голубей. Или как смешная коричневая птичка — он не знает ее названия — нагло скачет по земле, будто предлагая побороться с ней. Поэтому мальчик просто сидит на дальней лавочке, рассматривая пернатых и поедая большое зеленое яблоко, которая мама дала ему с собой.

Ричи то и дело прибегает к нему, немного сидит рядом, что-то рассказывает, и вновь убегает, потому что: «Ты посмотри, какого червячищу откопала Дженна МакКларенс! Хочу засунуть такого в волосы Хэзер Донован, она будет визжать, словно сирена!». Это мельтешение раздражало, но и смешило, поэтому Стэн продолжал спокойно сидеть на месте, громко фыркая на то, что говорит ему Тозиер, качавший ногами с такой силой, что кажется, будто они превратятся в пропеллер, и тот улетит.

А потом миссис Борг смотрит на наручные часы и громко зовет их всех собраться в класс.

Стэну не хочется уходить, потому что та смешная коричневая птичка решила достать стремительно уползающего под землю червяка, и сейчас клювом тянет его из норки. Уж больно интересно, кто кого.

Он встает с лавки, но смотрит не под ноги, как обычно, а все время оглядывается на манящую картинку, поэтому, когда его нога при очередном шаге почему-то едет и в какую-то другую сторону, Урис не успевает сообразить, что не так, и падает прямо в лужу, полную грязи, пачкая всю свою одежду и волосы.

Вокруг слышен смех детей, недовольный возглас миссис Борг, а Стэну больно — он ударился коленкой, приземляясь — и обидно. А еще немного противно, потому что он весь замаранный, в земле и воде, и мама с папой наверняка будут им очень недовольны, потому что он в очередной раз не «порядочный еврейский юноша», а «ходячая катастрофа». На глаза наворачиваются горькие слезы, и от этого Урис кажется себе еще более жалким. Он стирает их рукой, забывая, что та испачкана, и мокрый след остается на щеке.

Стэн уже готов разрыдаться в голос, прямо сидя в луже, под смех одноклассников и ругань миссис Борг, но тут он видит, как к нему подбегает Тозиер. И делает самое неожиданное, что только может.

Ричи падает в лужу. Прямо рядом со Стэном. И явно специально.

Слезы от удивления сразу засыхают, да и остальные примолкли, не сразу осознавая случившееся. А Тозиер смотрит прямо на Уриса и широко улыбается почти отросшим первым коренным зубом на том месте, где была дырка.

— Если падать, то вместе, да? — говорит Ричи и хохочет, как ни в чем не бывало.

И Стэну тоже становится смешно.

— И потом появляется Дэдпул, и такой бах-бах-бах! — раскачиваясь на стуле, громко и красочно описывает тайком прочитанный в магазине комиксов номер 18+ Ричи, пользуясь тем, что учительница отошла на несколько минут.

Стэн даже не пытается делать вид, что слушает его, перечитывая очередной раз параграф в учебнике. Раньше делать подобное под вечную болтовню Тозиера прямо ему на ухо было невозможно, теперь же мальчик может похвастаться тем, что даже среди взрывов умудрился бы читать. Все равно они не отвлекали бы так, как «артистическое исполнение» в пересказах друга.

Ричи ни капли не волнует степень вовлеченности собеседника в разговор, он лишь вновь делает вид, что стреляет прямо в сидящую на против Хэзер Донован, которая с недовольством шикает на мальчишку, сверкая злыми светло-карими глазами, но того это лишь распаляет. Рич вновь раскачивается на стуле, делая вид, что стреляет из пулемета и так идет отдача от выстрела, и Стэн даже отрывается от учебника, потому что ему кажется, что друг падает — настолько сильно он наклонился. Но стул вновь становится на все ножки, и Урис против воли выдыхает, прежде чем недовольно одернуть Тозиера за рукав, заставив прервать глупую сценку.

— Ты когда-нибудь грохнешься вместе со стулом, — шипит Стэн другу, все еще держа того за рукав и одаряя сердитым взглядом. — Посиди хоть несколько минут спокойно.

— Я не грохнусь, Стэнни! У меня чувство равновесия как супергероя, — Ричи самодовольно улыбается и в доказательство кладет ручку на палец, заставляя ту балансировать, при этом сам мальчик вновь раскачивается на стуле. На удивление получается. Только Уриса это не впечатляет.

— Прекрати, — вновь дергает он друга, заставляя стул со стуком встать на место. — Учитель идет.

Миссис Борг и правда входит в класс. Как всегда абсолютно недовольная жизнью и тем, что вокруг нее. Иногда Стэну кажется, что эта учительница — его самый нелюбимый человек на свете. Вредная и очень несчастная, чего не скрыть за криками и озлобленностью, скорее наоборот. Что Урис точно выучил за свои почти шесть лет: самые злые люди — самые грустные. И ему было их жаль, но любить вопреки не получается. Да и не то, чтобы сильно желается. Он просто очень не хочет стать похожим на них, когда вырастет.

Миссис Борг продолжает урок, с которого ее прервали, и звучит ее рассказ невероятно скучно, хоть и говорит она об очень интересных вещах. По мнению Стэна, конечно. Сегодня они изучают животных, а конкретно сейчас говорят о птицах, и если это не лучшее, что можно изучать, то Урис не знает, ничего о мире.

Ричи бы ответил, что супергероев. Но это же Ричи. Его мнение в подобных вопросах учитывать вряд ли стоит. Как решает Стэн, конечно же.

В общем, они говорят о самом интересном, но даже Урис начинает терять концентрацию внимания, ловя себя на том, что больше уходит в свои мысли и воспоминания, чем слушает рассказ учителя об особенностях птиц. Естественно, весь остальной класс и не думает даже пытаться слушать. Кто-то что-то читает, кто-то играет и тихо разговаривает, кто-то рисует и так далее. Ричи рядом вновь начинает качаться на стуле, маясь от скуки и, кажется, пытаясь насвистать какую-то мелодию. Выходило так себе.

Когда рядом раздается грохот, Стэн даже не удивляется, хотя, конечно, от неожиданности подпрыгивает.

Ричи лежит прямо в той позе, в которой, видимо, сидел и несколько секунд тупо моргает в потолок, прежде чем дети в классе взрываются хохотом, и Хэзер Донован хихикает громче всех, мстительно показывая пальцем на Тозиера и что-то шепча Дженне МакЛаренс, рядом с которой сидит. Учительница тоже не стала молчать, начав выговаривать мальчику за поведение и что-то про вызов родителей.

Стэн во все это не вслушивается, просто смотрит на Ричи, который весь разом покраснел и, кажется, еле сдерживал слезы. Ему наверняка больно и обидно и еще немного страшно. И Урис знает, что он должен сделать.

Мальчик аккуратно опускает ручку из своей руки на стол, складывает ладони на коленях и жмурится, ногой отталкиваясь от парты.

Он не позволяет себе подумать, потому что это как уколы в больнице. Не так страшно и больно, пока ты не даешь мыслям о последствиях проникнуть в разум.

Его стул грохается с не меньшим шумом, чем стул Ричи, и все снова на несколько секунд замолкают, как тогда, перерабатывая информацию. А Стэн, потирая ударенный затылок, смотрит прямо в глаза быстро моргающему и немного растерянному Тозиеру, который шмыгает носом, прогоняя окончательно не успевшие выступить слезы.

— Если падать, то вместе, так ведь? — тихо шепчет Урис и не сдерживает улыбку.

В ответ раздается веселый смех Ричи.

Стэн не любит ходить к Ричи в гости.

Он бы скорее предпочел осмелиться зайти к Эдди Каспбраку — мальчику, который в этом году попал в один с ними класс — и встретиться с его огромной матерью (Ричи говорил, что она больше слона, и пусть Урис одергивал его, но мысленно был согласен), не дающей сыну пропасть из поля ее зрения дольше, чем на несколько минут.

Он бы с радостью отправился к Биллу — они подружились где-то через полгода учебы в первом классе, когда миссис Борг решила, что Ричи нужно отсадить куда-нибудь в другое место, чтобы он был потише (не сработало), потому что тот слишком часто отвлекается. Так Денбро стал соседом Стэна в классе, чему Урис был втайне рад. Билли отличался от большинства одноклассников добротой и вдумчивостью, что очень импонировало мальчику. Дома у «Билли-боя» было весело, его мать пекла вкусное печенье, а на заднем дворе находились качели из шины. Чем не рай.

Он даже скорее к себе бы Ричи позвал. Да, его родители опять смотрели бы на Тозиера косо из-за его буйного нрава и полного отсутствия воспитания — по их мнению, конечно же, Стэн же видит, что Ричи изо всех сил старается при них быть приличнее, просто поведение, требуемое от идеального еврейского мальчика, было прямо противоположно его характеру. Он бы наплевал на это, как бы сильно сердце не сжималось каждый раз, когда отец чем-то недоволен. Ради друга можно и потерпеть.

Он бы пошел (почти) куда угодно, лишь бы не сидеть у Ричи дома.

У Тозиеров пусто. И не в плане, что нет мебели в комнатах или еще чего-то. Есть. Даже декор стоит вроде всяких статуэток и горшка с непонятного вида растением, окрещенного Ричи Паркером. Но все же там пусто. Это чувствуется на каком-то подсознательном уровне, как, заходя на кладбище или в церковь, ты ощущаешь даже с закрытыми глазами, что ты там. И восьмилетний Стэн не знает, куда деться от этого.

Это, в общем-то, причина, почему он всегда соглашается, когда Тозиер зовет его, а родители отпускают. Если уж ему так хочется куда-то деться из этого дома, то каково же Ричи там сидеть одному?

Родителей друга почти никогда нет рядом.

Это странно. Ричи питается, когда хочет, может хоть целый день смотреть телевизор, а ложится тогда, когда его совсем уже выключает — обычно в школе на первых уроках. Как только не просыпает их постоянно, одному Богу известно. Стэну вот нет. Его укладывают в девять, максимум в полдесятого, и он против, если честно, но единственный протест обернулся часовой лекцией о поведении, множеством молитв и недельным обязательством после школы идти помогать отцу в Синагоге. Да даже едят они по расписанию, и стянуть что-то между приемами пищи очень сложно. Так что жизнь — это странно.

И грустно, если честно. Это вторая причина, по который Стэн всегда сидит с другом и смотрит эти дурацкие шоу, которые он вечно включает, заедая насыпанными в миску хлопьями, для которых нет молока.

— Ну нет! — восклицает Ричи, хрустя их импровизированным перекусом во рту и чуть ли не вспрыгивая на диване. — Ну так нечестно! Эта мышь уже давно должна была попасться, почему она все время уворачивается, а?!

— Ричи, в этом буквально смысл мультика: кот пытается поймать мышь, а та успешно убегает. Если он все же умудриться ее схватить окончательно, то и мультфильма не будет, — спокойно и немного устало поясняет Стэн, дорешивая последний ряд примеров по математике. Тозиер умудрился сделать это еще на последнем уроке, и Уриса иногда выводит, как друг успевает ничего не делать, но при этом сделать (почти) все и получать хорошие отметки. Разве что параграфы и тексты никогда не учит, хватая за них неуды, если не удается подглядеть.

— Ну это же нечестно! Она же такая раздражающая, — продолжает эмоционировать Тозиер, зачем-то перекатываясь через подлокотник дивана на пол. Стонет одновременно от того, что ударился и что кота очередной раз обвели вокруг пальца.

— А кто сказал, что подобное бывает честным? — Стэн почти отмахивается от страданий друга по вымышленному персонажу. Зато почти доделывает заданное на завтра, давая себе повод оттащить Ричи от телевизора хотя бы на задний двор.

Его дом не всегда был настолько неуютным.

Нет, правда, Урис прекрасно помнит времена, когда он считал возможность повеселиться с другом тут манной небесной. Это произошло постепенно. Чем на дольше Ричи стали оставлять одного, тем больше даже Стэну хотелось, чтобы кто-то был рядом с этим обормотом.

Тозиер вновь плюхается на диван и зачем-то тыкается вихрастой головой в плечо Урису, будто бодаясь. Стэн отталкивает его. Не сильно, играючи, и шуточная борьба продолжается следующие несколько минут, перейдя в щипково-щекотную и на полу.

Они смеются и не сразу замечают, что кто-то пришел.

Первым миссис Тозиер видит именно Стэн, и в животе сразу становится нехорошо от накрывшего непонятно почему волнения. Он замирает и теряет лидерскую позицию в схватке, чем Ричи и пытается воспользоваться до того, как видит мать.

Миссис Тозиер бледна, и взгляд у нее совершенно нездешний, будто она и не видит, что вокруг нее. Будто она вообще не знает, что она дома, а не где-то еще.

— Привет, мам, — до ужаса аккуратным тоном здоровается с ней Ричи, почти вскакивая с пола и поправляя одежду. Старается поймать взгляд матери, безуспешно.

— Добрый день, миссис Тозиер, — максимально вежливо для поселившейся в груди тревоги произносит и Стэн.

На свою фамилию женщина наконец реагирует и фокусирует взгляд на мальчишках посреди ее гостиной.

— Привет, мальчики, обед в холодильнике, — абсолютно ровным тоном произносит она и скрывается на втором этаже, не уделив сыну больше никакого внимания.

— В холодильнике обед только позавчерашний, — Ричи выдыхает и несколько секунд молчит, уставившись в пустоту так же, как его мать. Стэна это пугает больше всего. Тозиер делает вздох и вновь улыбается, переключая свое внимание обратно на друга: — Зато у меня есть чипсы в ящике, клево, да?

— Безумно, — соглашается Урис, обеспокоенно поглядывая в сторону лестницы. Ему все это невероятно не нравится. — Слушай, пойдем ко мне, хочу отнести учебники, а потом сходим на площадку, Билл вроде собирался туда ближе к вечеру. У меня и пообедаем заодно, как тебе план? — он обдумывает все меньше, чем за секунду. — Можешь даже остаться у меня сегодня.

— Что, правда? — воодушевляется Тозиер, чуть ли не подпрыгивая на месте от нетерпения. — Клево, давно я не слушал рассказы мистера У о том, какие все вокруг грешники!

Стэн закатывает глаза, но на самом деле хочет облегченно выдохнуть.

Если у него есть возможность замедлить падение друга в пустоте собственного дома или упасть вместе с ним, то он это сделает. А наказание родителей, в общем и целом, не так уж страшно получить.

Стэн не боится высоты.

Нет, вовсе нет. Было бы странно бояться ее, при этом по-детски наивно мечтая стать птицей. Просто когда ты стоишь на обрыве каньона, а внизу тихо плещется от легкого ветерка коварная вода, точущая скалы и прячущая камни, трудно не испытывать страх. Даже если вы только что вошедшие в гормональный бум мальчишки, которым жизненно важно бравировать друг перед другом.

Поэтому они стоят, все пятеро, и почти завороженно смотрят вниз, лишь изредка начиная балаболить (в случае Ричи и немного Эдди) и шикать на друзей (в случае всех остальных).

В какой-то момент Тозиер и и Каспбрак начинают спорить друг с другом, перекрикиваясь через головы всех остальных, и Стэн просто устало прикрывает лицо рукой. Ему вроде лишь двенадцать лет, а он уже порой чувствует себя на сорок два, если не больше. Так к двадцати годам по ощущениям и всю жизнь проживет.

Однако мы отвлеклись от пропасти. Сколько бы Ричи с Эдди не спорили об определении победителя в конкурсе на более смачный харчок (ну вот точно, два сапога пара), перебиваемые заикающимся Биллом, пытающимся восстановить справедливость и установить порядки (Стэн не понял, в какой момент решающим голосом в их компании стал Денбро, но не то, чтобы он был против или знал кандидатуру получше), вода внизу все еще маняще пугала. И пугающе манила. Но все-таки испуг тут — основная составляющая. Но и развернуться и просто отказаться у Уриса не хватало духа, лишь Бог знает, почему.

Бев появляется внезапно, рыжим лучиком и, кажется, даже вода под ее сиянием не такая тучисто-серая. Словно солнышко, выходящее на небосклон, она рассекает пасмурность, не задумываясь прыгнув вниз.

Стэн поражен и восхищен.

Стэн все еще не может прыгнуть следом.

Билл летит из мальчишек первым. Режет воздух до низу почти сразу, как они проморгались от неожиданного появления Марш. И летит, надо сказать, красиво. По Биллу не скажешь, но он неплохой пловец и даже ходил на занятия в бассейн с год, пока здоровье не подкачало, став отзываться ангиной на любой ветер (что тоже, в общем-то, прошло после осложнения — десять дней лежал в больнице на лечение, благо, оно оказалось местным, на горле, а не на сердце или что похуже). В общем, прыгнул он красиво, и Урис бы насладился двумя солнечными макушками, торчащими из воды, но следом за ним бомбочкой тут же упал Бен. Будто не желая, чтобы Денбро и Марш хоть на секунду были там без всех.

Эдди прыгнул четвертым. Вновь наорав на Тозиера и, видимо, чтобы что-то тому доказать — Стэн редко прислушивался к их спорам — полетел вниз, хотя изначально Урис думал, что тот вообще сбежит, проанализировав риски. Но нет, и он вошел в воду, забрызгав друзей и вызвав бурю смеха от его громких — даже до верха доносились — причитаний.

Стэн восхищен и немного горд.

Он все еще не может прыгнуть так же.

Вода смотрит на него, он смотрит на воду, и никто из них не хочет первым идти на контакт.

За этими мучительными гляделками парень как-то забывает, что пятый всплеск — которого он ожидал — так и не раздался, а, значит, Ричи все еще стоит рядом с ним.

Он осознает присутствие Тозиера только когда тот треплет его за плечо, заставляя оторвать взгляд от воды и посмотреть на себя.

— Хей, Стэн, ты же Супермен, неужто боишься летать? — с веселой поддевкой спрашивает он, но Урис достаточно долго дружит с Ричи, чтобы понимать перевод всего, что Балабол несет. С тозиеровского это означает что-то среднее между «Ты в порядке?» и «Я рядом».

И это греет даже больше, чем пламя-Бев, искра-Эдс, костер-Билл или камин-Бен.

Ричи излучает какое-то совершенно иное тепло. Его даже с огнем ассоциировать не получается, настолько оно другое. И Стэн бы не выдержал холод его отсутствия.

— Иди нахуй, — вместо любых других слов отвечает Урис, уверенный, что и Тозиер его прекрасно понял.

Потому что Стэн не сможет прыгнуть туда один.

— Ай-яй-яй, как неэтично, мистер Супермен, как бы наша Лига Справедливости не раскололась из-за вашей грубости, — Ричи пародирует что-то среднее между Альфредом и русским немцем, пытающимся говорить по-британски, но надеется явно, что похож на Бэтмена. Что невероятно смешно и почти мило. — Но я все же изволю предложить вам руку помощи.

— Бэтмен не умеет летать, Ричи, — с выступившей на побледневшие от тревоги губы усмешкой возражает Урис, впрочем уже зная, к чему все идет.

— А это мы еще посмотрим, — Тозиер ему весело подмигивает и за руку тянет к самому краю. — К тому же, если уж падать, то вместе, правда ведь?

И они летят вниз под одобрительные крики друзей.

Текст Торы на удивление четок.

Стэн готовился к своей Бар-Мицве не меньше полугода, может, и больше полутора, но все равно боялся, что от волнения буквы отрывка, который ему нужно прочитать, расплывутся перед глазами, выставив его на посмешище. И под поток страшного разочарования со стороны отца.

Урис любит родителей, правда. Особенно маму. Они заботливые, и Стэн чувствует себя защищенным, потому что знает, что что бы ни случилось, отец и мать за него всем глотки перегрызут. Потому что тоже сильно любят его. Просто иногда от этой любви он задыхается.

Знаете это чувство, когда ты буквально живешь лишь только для того, чтобы быть достойным? И даже не достойным относительно своих каких-то стандартов, а для родителей. Учиться на отлично, вести себя подобающе, знать наизусть Тору, получить подходящую профессию, жениться на еврейской девушке, завести детей и умереть в старости, чтобы наконец перенестись в «лучшее место». Жизнь Стэна была расписана прагматичным отцом еще до его рождения, и как бы сильно родители ни заботились о нем, ни любили его, Урис все равно ощущает себя под толщей воды, которая давит на легкие, подменяет за собой кислород, насильно заставляя отращивать жабры.

И если раньше Стэн готов был покорно мириться с подобным раскладом, то сейчас, под направленными на него взглядами, стоя перед священной книгой, чувствуя одобрительно молчащего отца за спиной, где-то внутри внезапно закипает вместе с раздражением желание бороться.

Слова текут сами, и, кажется, на середине речи отец осознает, что это вовсе не то, что было написано для него заранее. А еще через секунду пытается забрать микрофон.

— Я Неудачник, и что бы ни случилось, им, мать его, и останусь.

Микрофон падает на пол с жалобным стуком и отдается скрежетом из колонок, но Стэн не слышит этого. Он вылетает из Синагоги на улицу, и адреналин заставляет кровь в висках биться с такой силой, что он вообще уже ничего не слышит. Да и видит плохо, смазано. Солнце бьет в глаза, от накатывающей паники пересыхает в горле, становится трудно дышать.

Почти не глядя перед собой, он кое-как добирается до тихого места прямо за зданием Синагоги, куда никогда никто, кроме него, не ходит. Тут грязно, земля немного влажная от утреннего дождя, а растущие деревья создают непонятную тень, но именно тут Стэн едва ли не падает на землю, утыкаясь в ладони лицом и пытаясь нормализовать дыхание.

Что он, черт возьми, натворил?

Осознание своего проступка бьет набатом, и собственное ближайшее будущее кажется Урису Дамокловым мечом над головой. Отец же никогда его не простит, потому что Стэн подвел его в практически самый важный для еврея — тем более сына раввина — день.

Он сотворил такую хуйню, от него наверняка отвернутся все дорогие ему люди, и что Стэн будет делать в этом случае?

Возможно, буквально упадет откуда-нибудь и вдребезги разобьется.

— Стэн-Супермэн! Ну ты и крут, чувак!

Ричи появляется чем-то противоположным грому среди ясного неба. Хотя бы потому, что небо над Стэном сейчас пиздец не ясное, и он просто не готов открыть глаза, чтобы увидеть даже лучшего друга, поэтому не меняет свою позу ни на дюйм, все также прикрывая лицо руками.

— Хей, друже, ты чего? — голос Тозиера из по непонятной Урису причины восхищенного становится обеспокоенным, и через мгновение он чувствует, как друг, сев рядом, непонимающе смотрит на него впритык. — Ты в порядке?

Стэн молча отрицательно качает головой, потому что горло вновь сжимают тиски, и заставить голосовые связки работать не выходит.

Он вообще не в порядке. Он только что подвел всех вокруг.

Он не достоин, чтобы Ричи с ним вообще разговаривал.

— Так, — Тозиер взволнованно прикасается к нему и аккуратно треплет по плечу. — Это из-за твоей речи, да? Думаешь, что все испортил?

Еще один кивок через силу, и Стэн уже готов услышать подтверждение своим переживаниям. Безэмоциональным спокойным голосом отца в голове проносится, насколько он жалок и как сильно разочаровал его. Отец в голове смотрит прямо, и глаза его застилает равнодушие, которое раньше было чем-то вроде отеческой гордости. Отец в голове больше не заговаривает с ним кроме как по делу. Отец в голове говорит матери, чтобы та не дожидалась его на ужин. Отец в голове висит на тонкой лебединой шее Стэна булыжником, готовым утопить.

— Но она была суперской, — Ричи в реальности звучит на втором плане, но Урис все равно слышит его и от удивления даже отрывает лицо от ладоней, переводя испуганный взгляд на Тозиера, улыбающегося ему своей обычной восторженной улыбкой. — Это лучшая речь на Бар-Мицву, которую я только слышал. И опустим тот факт, что слышал я, типа, три, не больше.

Ричи несильно толкает его кулаком в плечо, показывая свое одобрение, и у Стэна в голове ничего не состыкуется. Отец в голове Стэна вычеркивает сына из своей жизни и маме говорит сделать то же самое.

— Послушай, — Ричи тяжело вздыхает, когда Урис ничего ему не отвечает и продолжает сидеть в своей голове все такой же несчастный, — ты же мне доверяешь?

И вновь кивок.

— Ну так вот. Я тебе говорю, что твоя речь произвела фурор, — говорит уверенно, смотря прямо в глаза, и в них нет ни капли разочарования, лишь гордость, пусть и не отеческая. — Конечно, все эти снобы и шизики сейчас ловят инфаркты, но те, кто поадекватнее, словили когнитивный диссонанс и явно будут обдумывать все это еще долгое время. Тебе бы книги писать, до жути мотивационными и душераздирающими вышли бы. Ты же мне веришь?

И вновь кивок. Неуверенный, потому что не может это быть правдой, но решительный, потому что это же Ричи.

Он бы ему поверил, даже если бы Тозиер заявил, что трава синяя, а небо зеленое. Не умом, конечно, но душой — определенно.

— Вот и правильно, верь мне, я Доктор, — ухмыляется и щелкает Стэна по носу. — И не загоняйся так. Да, твой отец будет недоволен, но поверь мне, он в глубине души даже немного горд тобой. Так что все будет в порядке. Они любят тебя, ты их сын. Ну, а если что, всегда есть я, чтобы упасть за компанию.

Стэн не любит обниматься, но, кажется, сжимая Ричи в своих объятиях, чувствуя, как его сжимают до хрипоты в ответ, он впервые дышит полной грудью.

Когда Ричи заваливается к нему посреди ночи через окно, Стэн по большей части хочет спать и совсем немного — чтобы его друга съели волки.

Это далеко не первый раз, когда Тозиер игнорирует время и входную дверь и рушит покой Уриса (благо его комната находится на первом этаже, иначе бы он просто придушил этого недоумка за постоянный риск свернуть себе шею). Такое уже было раньше, и эмоции всегда одни и те же — раздражение спросонья и…

Волнение. Причем не слабое.

Как бы Стэн ни злился на друга каждый раз, он никогда не выгоняет его.

Это же Ричи.

Ричи, который заключен в пустоте собственного дома при живых-то родителях. Ричи, улыбка которого больше похожа на забрало шлема. Ричи — его лучший друг. Стэн не может просто отправить его обратно домой, даже если сквозь сон насылает на Тозиера проклятия.

Обычно Ричи смеется в ответ и заваливается к Стэну на кровать, сняв разве что ботинки, начинает болтать обо всем на свете. А потом засыпает под звук своего же голоса. Этакая спонтанная ночевка. Миссис Урис, застающая Тозиера по утрам, тактично молчит и лишь зовет ребят на завтрак. Но это обычно.

В этот раз вместо смеха на все проклятия Стэна раздаются всхлипы.

Урис подскакивает сразу же, чуть не упав с собственной кровати прямо на севшего под окно и уткнувшегося в коленки Ричи. В такой позе он выглядит лет на семь, не больше. Маленький, бледный в свете луны из окна, такой непривычно тихий и совсем неподвижный, если не считать еле слышное шмыгание носом и подрагивающие плечи.

Стэн теряется и замирает на месте.

За всю их дружбу он ни разу не видел, чтобы Ричи плакал. Максимум выступившие на глаза слезы от обиды или боли в ушибе, но не больше. Тозиер действительно либо улыбался, либо кричал, третья переменная отсутствовала в этом уравнении. Такие примеры Стэна решать не учили.

Ричи застывает окончательно и будто совсем не дышит, зато отмирает Урис, осознавший, что действовать нужно срочно.

Садится рядом с другом и неуверенно касается его плеча, сохраняя молчание. Легонько треплет и впервые понимает, насколько Ричи на самом деле костлявый. Тело парня будто вибрирует под рукой, но не в хорошем плане, как мурчащая кошка, а словно механизм, который вот-вот не выдержит и взорвется. Подсознательно хочется обмотать Тозиера изолентой или одеялом, лишь бы спасти от такой участи, но даже в мысленной панике Урис понимает, что это совершенно не поможет. Поэтому он лишь обвивает второй рукой парня, практически невесомо, не желая навредить или сделать еще хуже.

Ричи сам вжимается в него, позволив себе полноценно разрыдаться. Тихо, надрывно, так, что Стэну и через пижамную рубашку ощущается, будто у него по оголенному телу бегут слезы друга. Он все же решается обнять Тозиера крепче, и в следующее мгновение уже укачивает Ричи, будто попавшего в беду маленького ребёнка. Кажется, даже приговаривает что-то, но сам себя не слышит, полностью сконцентрировавшись на состоянии парня у него в руках.

Стэну и самому хочется плакать, потому что он совершенно растерян и страшно испуган. Но тревожное расстройство подождет своего часа, не до этого всего сейчас.

Ричи успокаивается через целую вечность, хотя вряд ли проходит и пять минут. Всхлипы постепенно становятся тише, дрожь почти прекращается, да и дыхание где-то в районе ключиц Уриса становится спокойнее. Но Стэн продолжает молчать. Даже не потому, что он без понятия, что здесь можно сказать, но и из-за стойкого ощущения, что говорить и не нужно. Ричи сам скажет, нужно только дать ему время и продолжать так же крепко обнимать.

Проходит минута, другая, парни все так же сидят на полу. У Уриса затекла в этом положении спина, да и ногу хочется развернуть иначе, но он терпит. Лишь пускает свое нервное желание двигаться в мягкие поглаживания Ричи по волосам. Волнистые локоны явно нуждаются в том, чтобы их помыли, но прикасаться к ним все равно приятно. Словно к домашнему питомцу, который доверчиво ластится к к рукам.

— Она сказала, что никогда не хотела меня, — хриплый голос Ричи разрезает плотный воздух, словно туповатый нож входит в стейк слабой прожарки — резко, тяжело, долгожданно и не сразу. — Что они вообще не собирались заводить детей. Что меня не должно было существовать.

Тозиер говорит глухо, делая паузы между словами больше, чем то необходимо, словно ему тяжело издавать какие-либо звуки. Но Стэн и не торопит. Он поражен, растерян, хочет плакать и очевидно зол. Но старательно прячет каждую эмоцию, лишь пальцы в волосах движутся более лихорадочно.

— Стэн, — помолчав еще немного, тихо зовет его Ричи. Отрывается от груди друга и смотрит своими большими темными глазами, похожими на звездное небо гораздо больше, чем оригинальное за окном (по крайней мере, так кажется Урису, пусть сейчас и не время для лирики), — что если это правда? Что если меня действительно не должно быть? Что если я ненужный?

— Нет! — восклицает излишне громко Стэн, и это загадка, как никто из его родителей до сих пор не зашел проверить сына, даже если учитывать расстояние между спальнями (комната четы Урис находится на первом этаже). — Конечно же, это неправда! — горячо заверяет, заглядывая во влажные глаза напротив, пытаясь передать всю уверенность в своих словах. — Ричи, ты невероятно нужный. Без тебя никак. Ты представь, каким был бы Эдди, если бы ты не тормошил и не заставлял его внутреннего берсерка бороться против оков всех этих таблеток? Кто бы разбивал пусть и глупыми, но родными шутками любую неловкость между Бев, Беном и Биллом, поддерживая дружескую атмосферу в компании? А целыми днями пропадал бы на ферме Майка, даже иногда прогуливая для этого школу, лишь бы ему было не одиноко?

Облизывает сухие от волнения губы и пытается рассмотреть на совершенно пустом — пугающе пустом, слишком соответствующем тому, что чувствует Стэн дома у Тозиером — лице Ричи, верит ли тот ему.

— Что было бы со мной? — фраза вырывается как-то отчаянно, на выдохе. Но Урису плевать, об этом он будет думать позже. — Ричи, да если бы тебя не существовало, я бы уже разбился вдребезги в этих падениях, понимаешь? Весь смысл в том, что мы падаем вместе, — берет друга за руки, взгляд чуть ли не насильно переплетает с чужим и с максимальной расстановкой заканчивает мысль: — Ричи, ты один из самых важных и нужных мне людей, если не самый.

Тозиер молчит, отводит взгляд, но Урис с трепетом отмечает, как бледное лицо друга приобрело какие-то краски. Как в уголках глаз зажигаются привычные искорки эмоций.

Когда Ричи вновь смотрит на него, последний раз шмыгнув носом, и улыбается своей обычной улыбкой, выдавая какую-то глупую шутку, Стэн не может сдержать счастливый смех от облегчения.

Сколько Стэн себя помнит, Ричи всегда был рядом.

И не то, чтобы он был против. Вовсе нет. Ричи Тозиер, как бы абсурдно это ни звучало, самый уютный человек в его жизни. С ним комфортно, и Стэн действительно отдыхает рядом, искренне улыбаясь и не боясь высказываться.

Да и в целом компания Неудачников даже сквозь годы ощущается все так же тепло. Они семья, и пусть им уже всем по шестнадцать-семнадцать, Урис все равно ощущает себя в компании друзей беспечным ребенком, который может не париться ни о чем, просто наслаждаясь жизнью.

Он любит их. Сильнее, чем себя.

Стэн любит Бев. Марш — это пламя. Она полыхает так ярко, так страстно, что даже сгореть в ее огне не жалко — это едва ли не божье благословение. Беверли клей, который скрепляет их всех вместе, заставляет мириться при ссорах, устраивает общие посиделки у костра, придумывает новые и новые вершины для того, чтобы они вместе их все покорили. И как бы взрослые не сулили им, что именно Марш станет камнем преткновения в дружбе парней, как единственная девочка в компании, Стэн знает, что только ради ее заразительного смеха можно забыть вообще обо всех трудностях и обидах.

Стэн любит Билла. Денбро — костер. Он центр их дружбы, их сердце, их ядро. Билл способен гореть мерно и спокойно, даря тепло окружающим, собирая их вокруг себя, чтобы спеть все возможные песни и с уверенностью встретить огненный рассвет нового дня. Точно также он способен взметнуться ввысь и стать знаменем битвы, которую нужно перенести. Словно Феникс, учит восставать даже из пепла. И бороться за свое до самого конца.

Стэн любит Бена. Хэнском — это кирпичный камин на углях, который работает лучше всех современных обогревателей вместе взятых. Он прогревает каждую клеточку тела будто древесину своими непоколебимыми добродушием, преданностью и умением прощать ошибки. Бен один словно воплощение семейности, домашний очаг, с ним спокойно, и Урис не знает кого-то еще настолько понимающего и не осуждающего, к кому можно придти за советом, чувствуя себя в абсолютной и полной безопасности.

Стэн любит Майка. Хэнлон — это свеча. Он горит только для небольшого круга лиц, зато отдает себя этому полностью. С ним Урис чувствует себя защищенным. Вроде бы и небольшой совсем огонь, но ни один демон ночи не достанет тебя, пока он горит рядом, придавая мистицизма даже самым обычным вещам. Майк похож на легенду, которую тебе ведают при приглушенном свете лампадки, и слушать его можно бесконечно.

Стэн любит Эдди. Каспбрак — искра. Вспыльчивый, раздражительный, громкий. Он как ходячий бенгальский огонь. И в этом всем такая жажда жизни, такая внутренняя сила. Если Билл для Стэна — борьба с напастями и невзгодами, то Эдди — битва против всего чертового мира, который решил, что у него есть права распоряжаться твоей жизнью. Он кипятит воздух, подрывает эмоции, зажигает всех остальных, чтобы те горели и дальше.

Стэн любит Ричи.

У него никогда не было подходящей огненной метафоры для Тозиера.

Стэн не осознавал причину до этого момента.

— Сосется она охуенно, хотя, конечно, до миссис К ей далеко, — разглагольствует Ричи, в одиночку раскачиваясь на гамаке, потому что а) Эдди на него как бы за что-то зол б) вдвоем они туда все равно больше не помещаются.

— Все еще не верю, что Хэзер Донован сама позвала тебя на свидание и сама же поцеловала, — скептически произносит Билл, с улыбкой качая головой. — Зачем ты ей сдался?

— Эй, вообще-то она втюрена меня еще с первого класса! — восклицает Ричи, чуть не падая от недовольства с гамака, когда тянется за предложенной Бев сигаретой.

— Конечно, конечно, — поддерживает скептицизм Билла Эдди, ехидно прищуривая глаза и игнорируя возможность сесть на кресло, потому что «Фу, оно же ПыЛьНоЕ». — Мы тут тоже по тебе все течем годами.

— Я знаю, — невозмутимо отвечает Ричи. Закуривает и тыкает сигаретой в сторону Стэна, который, признаться, пытался игнорировать этот разговор: — Стэнди-Кэнди так точно. Правда же, птенчик?

— Конечно, заюшка, обязательно в следующий никогдельник.

Ричи смеется над его словами, а вот Стэну вообще не смешно.

Оказалось, никогдельник уже наступил, и Урис даже понять не может, когда.

— Ну я думаю, в Ричи не так уж сложно влюбиться, что и сделала Хэзер, — примирительно произносит Бен, косясь на одобрительно кивающую Беверли. — Он довольно харизматичный и симпатичный.

— Ты ж мой симпапусечек, — воркует Тозиер.

— Тебе стоит забрать свои слова назад, Бен, а то нам придется столкнуться с эго-катастрофой, — весело замечает Майк, потрепав Хэнскома за плечо. — Ты лучше расскажи, как все прошло, Рич.

А Тозиеру и предлагать не надо. На то он и Балабол, всегда есть что сказать.

А Урису больно. На то он и влюблен, чтобы ревновать.

Стэн любит Ричи. Просто он не осознавал раньше, в каком плане.

Тозиер никак не связан с огнем. И его тепло — не последствие того, насколько ярко он горит. Ричи Тозиер для Стэна Уриса — это теплый вязанный свитер, в который ты укутываешься зимними вечерами; это прикосновения горячих рук к оголенной коже, от которых жар расползается по всему телу; это мурлыканье кота, что лежит, свернувшись, у тебя в ногах; это чай в два часа ночи на кухне под мирное биение часов в тишине; это валяться на диване в обнимку с одеялом, смотря любимые сериалы; это взлохмаченные волосы и яркая улыбка рано утром; это разметавшиеся по подушки кудри и солнечные зайчики, исследующие нос, глаза, плечи; это шум листвы в саду, окруженном растительной изгородью от глаз всего мира; это то самое тепло, которое можно ощутить лишь в одном месте.

Стэн любит Ричи. Тозиер — это <i>Дом</i>. Не иначе.

Ричи шутит что-то про то, как наигранно Хэзер боялась ужастика, на который они ходили. А Стэн вспоминает, сколько раз хватался за руку друга, когда на экране происходила какая-то жуть. Или как утыкался ему в плечо на самых страшных моментах еще с самого детства. Почему-то одновременно смущающе грустно и гадостливо хорошо от того, что ужимки Донован Тозиера не проняли по его словам.

Но смущающе грустно все же больше.

Забавно, что пока Стэн не знал, что эта привязанность к лучшему другу вовсе не платоническая, желания обнять того, провести с ним время, смотреть, как он заливисто смеётся, не воспринимались как что-то из ряда вон выходящее.

Теперь же с каждым днем Уриса внутренне трясет все больше. С одной стороны, голос отца твердит о том, что мальчику любить мальчика неправильно, грязно, грешно. С другой, Ричи такой <i>домашний</i>, настолько рядом, сидит буквально под боком и балаболит что-то про «океан — это суп», что Стэну настолько похуй на этот голос отца, хоть тресни. Лишь бы и дальше можно было наблюдать, как Тозиер восторженно распахивает глаза, суетится, бурно жестикулирует и показывает надувшемуся (явно еле сдерживающему смех) Эдди язык.

Его разрывает на части, и Стэн знает, что склеить эти куски может только Ричи.

Конечно же Урис ему ничего не скажет. Ну развалится, разобьется, ну что в этом такого?

(Тихие слезы ночами в подушку ехидно молчат)

Ричи заваливается к нему через окно, и Стэн так устал, что даже не делает в этот раз вид, что против. Все силы уходят совершенно на другое. Поэтому он лишь кивает Тозиеру и пытается дальше читать конспект по биологии, зная, что это совершенно бесполезно.

— Стэнчелло, она меня бросила! — заявляет он сходу и, заламывая руки, падает на кровать прямо в испачканной рубашке. Но на этот раз Урис не делает замечания, оглушенный новостью. Первый порыв — успокоить друга. Второй — радостно засмеяться. Третий произойти не успел, потому что Стэн осознал, что Ричи ни на йоту не выглядит расстроенным.

— Ну… сочувствую? Или поздравляю? — растерянно произносит он, приподняв одну бровь в требовании пояснений.

— Сочувствуй, конечно, — отвечает Тозиер, как ни в чем не бывало разворачивая шоколадку, которую достал из кармана. — Я очень расстроен. Будешь? — предлагает плитку, но Стэн не любит горький, поэтому отрицательно качает головой, все еще сбитый немного с толку. Ричи цокает и лезет в карман, доставая еще одну шоколадку, которую кидает на стол прямо рядом с Урисом: — Знал, что ты откажешься, поэтому купил тебе твое извращение взамен моему.

Стэн обожает белый шоколад. Наверное, только Ричи об этом и помнит.

— Ты давай мне мозги не пудри, — все же останавливает головоломку Урис и как-то слишком благоговейно разворачивает сладость. — В подробностях о том, что произошло и как ты себя чувствуешь, Тозиер.

— Да нет тут никаких особых подробностей. Я просто проболтался, что она мне вообще не нравится, вот и все, — хмыкает и лезет в лежащий на тумбочке журнал, который Стэну всунули в торговом центре еще в прошлом месяце.

Давайте не будем уточнять, зачем он нужен, учитывая, что в нем есть реклама мужского нижнего белья.

— В смысле, не нравится? — теперь с толку Стэн сбит окончательно и бесповоротно (и, признаться, рад). — А что ты тогда с ней встречался?

— Чувак, если одна из первых красоток школы зовет тебя на свидание, ты не отказываешься, понимаешь? — поучающе произносит Ричи и считывает название статьи: — «Как пережить расставание?» О, прямо для меня! Ну-ка!

Тозиер читает вслух, но Стэн очень быстро теряет концентрацию на тексте и слушает только голос Ричи и его дурацкие комментарии, которые вызывают непроизвольную улыбку и желание чмокнуть этого придурка в нос, просто чтобы он милейше довольно поморщился и крепко обнял в ответ.

Уриса пугает, насколько сильно он пропал в этом чувстве.

Он не хочет ничего с этим делать.

Потому что настолько счастливым и спокойным, настолько уютно, как когда Ричи свешивает вихрастую голову с его кровати и постоянно ловит норовящие упасть очки, просто проводя с ним время, Стэн себя никогда больше не чувствует.

Ричи Тозиер его Дом. И если это означает, что он гей и безвозвратно, бессмысленно, безответно влюблен в лучшего друга, то что же, придется терпеть.

— В общем, мы с тобой оба холостяки, друже, — заявляет Ричи, листая на статью «Как завоевать сердце парня?» с явным желанием постебаться. — Но если падать, то вместе, правда ведь?

— Ага, конечно, — отвечает Стэн по-кошачьи жмурящемуся Тозиеру и силой заставляет себя вернуться к конспекту.

Шутки шутками, но, кажется, в этот раз он все же упал один*.

Стэн никогда не подумал бы, что в свой последний учебный год найдет нового друга.

Дженна МакКларенс была его одноклассницей половину школьной жизни, но они никогда не общались, учитывая даже то, что Джен — дочь коллеги его отца, соотвественно, их родители довольно близки. Игнор друг друга все равно был успешный.

Ровно до того момента, как их родители не решили составить идеальную партию из своих же детей.

Стэн не возмущается. Ну, а смысл? Будто был другой вариант развития событий. Он не настолько везуч, чтобы его семья послушала бы его мнение по этому поводу. Особенно учитывая, что его мнение — Ричи Тозиер.

Однако сама Дженна, чего Урис никак не предполагал, мириться с этим не пожелала.

— Значит так, кудряшка, — с порога в его комнату заявила девушка, когда родители выгнали своих детей на очередном совместном ужине «пообщаться», — ты мне нахуй не сдался, уяснил?

— Предельно, — эффектно приподнял одну бровь Стэн, немного удивленный поведением МакКларенс, которая уже полезла рассматривать вещи на полках, уместившись на его крутящемся стуле.

— Вот и славно, — все еще взбудораженно-возмущенно фыркает девушка, схватив один из атласов по птицам Северной Америки и раскрыв его на рандомной странице. — Потому что замуж я за тебя не пойду, могут хоть убить, ты мне вообще не нравишься, — произносит она, и Урис удивлен еще больше, но Дженна все же вовремя одумывается и смотрит на него, закрыв книгу: — Не принимай на свой счет, ты сам ничего, просто вообще не попадаешь в мой вкус, понимаешь?

Говорит с каким-то намеком, глядя прямо в глаза, и Стэн чувствует, что он вроде понял, но что конкретно он понял — не понял.

Дженна выжидает несколько секунд, прежде чем вновь нетерпеливо, словно строптивая лошадь, которую каким-то образом умудрились закрыть в загоне (ненадолго), и отмахивается, мол, проехали, а затем кружится на стуле, едва не задевая рукой лампу.

— В общем, давай так, — вновь заговаривает она, остановившись, когда, видимо, голова начинает кружиться, — ты, в целом, насколько я знаю, парень неплохой, так что, думаю, мы можем договориться. И выгодно это будет обоим.

— Слушаю, — с искренней заинтересованностью отвечает Стэн, садясь на свою кровать. Ему немного некомфортно от того, что чужой человек так беспардонно трогает его вещи и ведет себя, но вообще, Дженна просто делает все то же, что и Ричи. Разница лишь в том, что с ней он не тайно влюбленный лучший друг. Поэтому Урис не возражает вслух.

— Мы с тобой будем периодически гулять-общаться для виду, чтобы родаки радовались рабочему плану и успокоились, а сами останемся заниматься своими жизнями. Ну и как выпустимся и поступим, сбросим все это и свободными птичками отправимся куда-нибудь подальше. Пойдет? — она приподнимает брови и протягивает ему свою аккуратную ладошку.

— Договорились, — Стэн жмет руку ей в ответ и внезапно чувствует небывалое облегчение. Будто до этого у него на шее сидел огромный бегемот, а теперь он скрылся восвояси.

С Дженной оказалось даже весело. Она действительно похожа на Ричи в очень и очень многом. Начиная от чувства юмора (хоть и более взвешенного), заканчивая страшным хаотизмом. И Стэну иногда кажется, что вот. Вот, что ему нужно. Все то же самое, только девушка, идеально же.

Но на сердце все равно остается лишь одна и вовсе не женская улыбка.

Улыбка, которую он так давно не видел, если честно.

Ричи в его жизни будто таял, и это пугало. Вроде бы вот он. Все также сидит на соседнем стуле в школе, все также громко болтает каждую секунду их времяпрепровождения в компании, все также лыбится во все тридцать два, когда Каспбрак на него орет или Урис решает все же угомонить друга на время. Но это совершенно не то.

Кто бы знал, что Стэн будет когда-либо скучать по прерванному сну.

С каждой неделей Ричи все меньше зовет его куда-то, приглашает к себе, заваливается к нему в гости днем, а по ночам так вообще ни разу за долгое-долгое время.

Стэну тошно и больно, но он молчит. Может, это и к лучшему. Может, он вот сходит очередной раз с Дженной в кино — они оба обожают смеяться над мелодрамами до колик в животе (как и Ричи, прививший Урису эту любовь, собственно) — и тут же втюрится в нее по уши. Они сыграют свадьбу, заведут двух замечательных детей, хомячка и заживут спокойной жизнью.

Но это все равно не работает, поэтому Стэн просто смиряется с пустотой в жизни и давящей теснотой в груди.

Ему так плохо, что он уже даже не падает. Его просто бьет о бетонный пол с размаху раз за разом, чтобы поскорее превратить из человека в кровавое месиво.

Еще тяжелее надеяться на магическое решение проблемы становится, когда он застукивает Дженну, горячо целующую какую-то девушку лет на пять старше них.

В целом, Стэн даже не удивился. Он же еще тогда понял. Просто не понял этого.

Время идет, а Ричи мало того, что продолжает ставить эту непонятную дистанцию между ними, так еще и становится невероятно раздражительным. Огрызается, насмехается и все прочее, что режет бритвой по артериям, превращая их в тонкие ленточки, из которых можно сплести фенечку на память о тех временах, когда течение крови не вызывало столько боли, как сейчас.

— Оу, наш маленький девственник опять ведет свою подружку в кино в надежде, что она ему хотя бы подрочит, — выдает он очередной раз, когда Стэн вежливо отказывается от похода в штаб, потому что Дженна уже достала им два билета на премьеру.

Ребята смотрят на Тозиера, как на чокнутого, но сам Ричи глядит лишь прямо в глаза Урису. Зло, обиженно, и Стэн готов поклясться, что видит в них глубоко скрытую неизвестную ему боль. Он даже не слышит, что за бред произнес парень на этот раз.

Хочется податься вперед. Хочется обнять, прошептать родное «если падать, то вместе». Хочется закрыть от всего мира. Хочется гораздо больше даже этого.

Нельзя.

Финита ля комедия.

Бев говорит Ричи что-то возмущенно-морализаторское, но тот на нее даже не смотрит, продолжает гипнотизировать взглядом Стэна, закипая, и Урис чувствует, что тот прямо сейчас взорвется.

— Ричи, — произносит он, не зная, на что надеясь.

Хватает и этого.

— Что «Ричи», мать твою?! — кричит парень, гневно взмахивая руками. — Думаешь, променял на бабу своего лучшего друга и все нормально? А вот, блять, нет! Ты либо уже сделай чертов выбор, либо нахуй ко мне не подходи больше.

Он стреляет глазами, и будто является воплощением образа маленького ребенка, которого заставили делиться самой любимой игрушкой, и он не может смотреть, как другие касаются ее ткани или пластика, усаживая на чужие чаепития.

Так выглядит искренняя ревность.

Стэну плохо от этой мысли. И совсем немного хорошо.

Ричи кидает на него последний обиженный и гневн… несчастный взгляд, а затем, все также игнорируя остальных, садится на велик и уезжает.

— Что это с ним? — задает общий вопрос вслух Бен, а Стэн тянется за своим великом и усаживается на него.

— Я разберусь, — бросает друзьям и мчится вперед.

Ричи ездит быстрее, но Стэн в любом случае знает, куда ехать.

На каньоне он оказывается через долгих двадцать минут, и за это время в голове успевает пронестись тысяча самых разных мыслей от ужасающих до настолько приятных, что пару раз Урис чуть не свалился с велика.

Тозиер лежит прямо на земле, в одежде, которой был, и задумчиво смотрит в небо, пуская сигаретный дым, едва ли затягиваясь.

Стэну хочется обнять его крепко-крепко и сказать, что все нормально. Стэну хочется врезать ему, потому что нефиг устраивать подобные сцены.

— Что это было? — спрашивает он максимально возможно твердым голосом, оставляя велик на земле и подходя ближе к парню.

— Уйди, — безэмоциональным голосом отвечает Ричи, пуская очередной поток дыма в голубую высь.

— Никуда я не уйду, — старается строго сказать Стэн и подходит еще ближе. — Что за сцену ты устроил? Слабо сказать в лицо все, что не устраивает?

— Да, блять, слабо, — в секунду вспыхивает Ричи и даже подскакивает на ноги, разворачиваясь лицом к Урису. — А что я должен сказать? Что хватит проводить с человеком, которого любишь, столько времени? Что вот он я, твой лучший друг, помнишь? Или мне можно пойти и сжечь все фотокарточки?! — зло кричит он, и Стэн готов поклясться, что еще секунда, и Тозиер заплачет. — Что я, черт возьми, скучаю и ревную? Так лучше?!

— Кто сказал, что я ее люблю?! — кричит в ответ Урис, окончательно перестав понимать, что происходит. И вот он, кажется, от переизбытка эмоций, заплачет. — Кто?! Я не люблю Дженну МакКларенс! Я даже не влюблен в нее!

— А что ты тогда якшаешься с ней каждую чертову секунду?! — орет Ричи, и они уже стоят едва ли в метре друг от друга.

Глаза Тозиера все такие же обиженные и несчастные, и там есть что-то еще, что Стэн очень хочет разгадать.

— ДА ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ, РЕВНИВЫЙ ТЫ ПРИДУРОК! — почти ревет Урис, и слезы злости и непонимания все же текут по щекам. — Мы общаемся близко для родителей! Я ее не люблю, блять, я только тебя л…

Стэн затыкается и смотрит на ошарашенное лицо напротив.

Как бы вовремя он не закончил фразу, Тозиер все равно прекрасно понял, что Урис хотел сказать.

Они стоят молча смотря друг на друга, и Стэн чувствует, как начинает задыхаться. Словно тогда, у Синагоги, когда он наговорил столько всего своему отцу и всем присутствующим. Горло сжимает от паники, и Урис готов поклясться, что откуда-то раздается странный звенящий шум. Судя по движению рта, Тозиер что-то говорит ему, но Стэн не слышит не слова, лишь отступает назад, едва не упав на землю из-за попавшегося под ногу камня, но Ричи хватает его за руку и…

В общем, Урис не ожидал.

В следующую секунду он уже в объятиях друга, и все бы как обычно, только Ричи прижимается своими губами к его.

Мягко, нежно, неуверенно, смазанно и так приятно, что у Стэна кружит голову, и он не знает, что делать, кроме как падать, падать, падать.

Руки сами тянутся к взлохмаченным волосам Ричи, и парень с удовольствием запускает в них одну пятерню, второй обнимая друга за шею и прижимая его ближе к себе. Они стоят так какое-то время, и, если честно, Стэн не удивится, если когда он откроет глаза, на календаре будет совершенно другая дата.

Но Ричи разрывает поцелуй, немного отдаляясь, но продолжает крепко держать Уриса в своих руках, словно боясь, что без этого следующий поцелуй парня будет уже с землей под их ногами.

Такое возможно.

Они вновь застывают, глядя друг в другу глаза, однако на этот раз сердце бьется быстро в грудной клетке совершенно по другой причине.

— Ты мне нравишься, — по-детски невинно — что уже оксюморон относительно Тозиера — выдает Ричи, с полным отсутствием веры в произошедшее смотря своими невозможными глазами прямо в душу, — очень.

— Кажется, зря я грешил, что упал один, — ляпает самую первую мысль Стэн. Опоминается: — Ты мне тоже. Очень.

Второй поцелуй оказался еще лучше первого, и если Урис и собирается упасть вместе с Ричи, то только от того, что ноги упрямо подкашиваются.

Падать, падать, падать.

Кто бы знал, что это настолько приятно.

Ричи был везде, и каждой клеточкой тела Стэн чувствует себя переполненным Тозиером, а точнее, любовью к нему. Он бы никогда не подумал, что настолько разомлеет в отношениях с человеком, но жизнь — удивительная вещь.

Вот он, Стэнли Дональд Урис, второй час прихорашивается перед зеркалом, пытаясь выглядеть идеально для их с Ричи первого свидания — ну и что, что это лишь пикник на каньоне, большего ему и не надо.

Вот он, Стэнли Дональд Урис, не вырывает свою руку, когда Ричи вздумывается переплести их пальцы под партой, и даже поглаживает большим чужие костяшки.

Вот он, Стэнли Дональд Урис, стоит в объятиях своего парня перед их общими друзьями, рассказывая правду о своих отношениях (причем часть Неудачников выглядит оскорбительно неудивленной).

Вот он, Стэнли Дональд Урис, позволяет Ричи оставлять дорожку из поцелуев на своей шее, лишь охотно выгибаясь и подставляясь под них, от удовольствия прикрывая глаза.

Вот он, Стэнли Дональд Урис, может произнести имя Ричи без улыбки разве что в постели (по определенным причинам). Все остальное время уголки губ сами ползут вверх, и он выглядит ненормально счастливым.

Кто бы знал, что падение может быть настолько желанным.

— Может, мне вообще не подавать документы? — в который раз бубнит Ричи, уткнувшись носом в макушку Стэна и приобнимая того за плечи.

Они вдвоем сидят на диване в гостиной Тозиеров, смотрят фильм, и Урис никогда бы не подумал, что будет благодарить Бога за то, что родители Рича все время где-то, а не дома. Хотя, если быть до конца честным, те наверняка уже заметили чересчур нежные отношения сына со своим другом, потому что пару раз Тозиер каким-то образом умудрялся целовать его чуть ли не прямо перед ними. Однако Уэнтворту и Мэгги все еще поебать, так что какая разница?

Стэн наслаждался тем, что хоть где-то можно обниматься сколько влезет и не чувствовать себя в опасности. Поэтому мысли про старших Тозиеров улетучиваются, а на свой законный первый план возвращается ощущение укутывающего тепла от сидящего рядом человека.

Ричард Уэнтворт Тозиер его Дом.

— С чего бы это? — отвечает вопросом Стэн, немного елозя, чтобы устроиться поудобнее. Нащупывает в полутьме свободную руку Ричи и переплетает их пальцы, по за эти два с половиной месяца зародившейся привычке поглаживая острые костяшки большим.

— Ты поступишь, куда хочешь, а я найду там работу, — говорит Ричи, и его голос настолько мягкий, что Стэну хочется укутаться в него, как в одеяло, — станем снимать квартиру на двоих. Мне все равно образование особо не нужно, нигде же не учат на стенд-ап комиков. Начну в свободное время ходить на открытые микрофоны и отрабатывать свои невероятно талантливые шутки. Что скажешь?

Стэн чувствует, как Ричи отрывается от него, чтобы прочитать эмоции по лицу, поэтому поворачивает немного голову и сталкивается взглядом с Тозиером.

— Мне хочется сказать, что идея ужасная, — начинает он искренне и тут же продолжает, пока Ричи не успел расстроиться из-за его слов, — потому что образование — это важная часть самореализации. Но я так не скажу. В твоих словах есть резон, и самое главное, чтобы ты чувствовал себя счастливым и на своем месте. Так что я не против.

— Ты чудо, — лыбится парень и оставляет Стэну благодарный поцелуй в нос, и оба снова устраиваются так, как сидели до этого.

— Но с твоим умом можно было бы и получить профессию про запас, — из вредности все же добавляет Урис.

— Ой, да иди ты, — смеется Ричи и в шутку несильно щипает его за бедро, чтобы тут же получить подзатыльник и продолжить громко хохотать.

Вот он, Стэнли Дональд Урис, и впервые за долгое время он действительно счастлив.

Но жизнь — это не только удивительная вещь. Она еще и страшная тварь, который иногда хочется врезать по лицу.

Они спалились невероятно глупо, и будь ситуация не такой критичной, Стэн бы просто уткнулся лицом в ладони и попытался истерически не заржать.

Причем виноват в этом был именно Урис, даже поругаться не на кого.

Все случилось очень быстро, и началось с того, что пришли результаты ACT-теста. Стэн ждал их с месяц, и когда заветная бумага с очень даже приличным баллом попала ему в руки, в голове будто образовалась каша, потому что вот он — путь в его счастливое будущее.

И, может, не позвони Ричи в этот момент во входную дверь, все бы обошлось.

Однако тот позвонил, и Стэн, не удержавшись, бросился к нему со счастливыми объятиями, способный думать только о том, как все будет невероятно, хоть и немного тревожно уезжать куда-то далеко от родного дома. Паникер по натуре Урис еще успеет подумать об этом, но сейчас Ричи рядом, с ним не страшно.

Лишь когда Стэн чувствует напряжение парня и видит, что тот не тянется в ответ поцеловать его, как обычно, приходит осознание.

Дональд Урис за его спиной недовольно кашляет, чтобы привлечь внимание сына.

Конечно, Стэн знал, что рано или поздно ему пришлось бы рассказать родителям о своей ориентации. Просто он надеялся, что поздно. Желательно уже после того, как они все трое сделают свой последний вздох. Вот так было бы идеально, да.

Ричи из их дома выставляют почти насильно, как бы парни не сопротивлялись этому, а самого Стэна — без криков, совершенно холодно — тащат сначала в Синагогу «очищать от греха», а потом запирают в комнате. Буквально, на ключ.

Отец говорит что-то о противоестественности, о том, что собирается пойти к МакКларенсам и обговорить его будущий брак на женщине, мать едва ли не плачет все это время, но удивленной не выглядит. Словно все это время она прекрасно знала, кто ее сын, но предпочитала игнорировать это, а теперь открыть глаза заставили, и она не знает, что делать.

Так в одно мгновение яркий, светлый день надежды превращается в давящую полутьму, и не задохнуться Стэну дает только мысль о том, что так он никогда в жизни Ричи больше не увидит.

Урис ложится на кровать, и слезы текут сами. Дышать приходится с открытым ртом, потому что воздуха отчаянно не хватает, и отец в его голове пронзает своим ледяным взглядом все те участки мозга, которые отвечают за выработку серотонина и прочего.

А потом внезапно просыпается злость.

Гнев на родителей за то, что они не могут любить его таким, какой он есть сливается с яростью на общество, которое почему-то думает, что имеет право диктовать ему, как жить правильно.

Все это пламенем сжигает тромбы в дыхательных путях и поджигает внутренний фитиль.

Стэн — это бомба замедленного действия, и он, черт возьми, любит себя.

Но самое главное, он любит Ричи. И какая разница, куда ехать и где быть, если его Дом все равно не Дерри и не родители, а этот несуразный, но такой любимый парень?

Дорожная сумка находится под кроватью, и Стэн кидает туда свои вещи без разбора. Что-нибудь, да понадобится, а остальное можно будет найти позже. Туда же летят все документы, какие были под рукой — тот злополучный лист с результатами и школьный аттестат с паспортом, оказавшиеся сегодня в его комнате лишь по счастливой случайности.

Заначка из всех тех денег, что дарили ему родственники за последние года и удалось накопить самому на прошлогодней летней подработке — целых 1087 долларов, что греет душу надеждой — идут в карман единственной ветровки, оказавшейся в шкафу, а не на вешалке в прихожей, и Урис садится за письменный стол.

Часы над дверью показывают одиннадцать вечера, и его родители наверняка лягут в следующие полчаса, а пока есть время, чтобы выложить им на бумаге все, что он думает. А заодно написать письма Неудачникам и Дженне, чтобы попрощаться.

Ричи он не пишет. Потому что падают они только вместе.

В час ночи сумка летит вниз по прямой траектории, и Стэн, надев ветровку и в последний раз осмотрев свою комнату, хватается за дерево, чтобы спуститься следом.

Ночь безлунная, зато невероятно звездная. И Урису хочется верить что самая яркая, которая горит прямо в той стороне, где дом Ричи, является путеводной.

Он впервые дышит полной грудью.

В доме Тозиеров горит свет, и это тоже наверняка хороший знак. Стэн уже хочет обойти дом к окну Ричи и впервые в жизни попробовать самому забраться к нему, да только его ловят за руку из темноты, стоит сделать шаг на задний двор.

От неожиданности Урис чуть не падает и в испуге поворачивается назад, лишь чтобы встретить озабоченный взгляд Ричи.

— Стэнчелло, боже мой, — выдыхает парень и крепко его обнимает. И Стэну хочется плакать от облегчения, когда он утыкается носом в плечо Тозиера и чувствует такой знакомый запах его геля для душа в перемешку с дезодорантом.

— Я сбегаю из дома, представляешь? — выдыхает Стэн, расслабляясь в чужих объятиях и позволяя себя немного укачивать. — Хочешь со мной?

— Не поверишь, хотел предложить тебе то же самое, — смеется Ричи и отпускает его.

Только сейчас Стэн замечает, что прошел мимо стоящей на другой стороне двора заведенной машины, у которой открыт багажник.

— Я собирался ехать и уговаривать тебя сбежать со мной куда подальше отсюда, — с улыбкой произносит Ричи и целует его в висок. — Как видишь, у гениев мысли сходятся.

— Ну тогда чего мы ждем? — в груди приятно колет что-то вроде глубоко запрятанного еще в детстве авантюризма, и хочется счастливо смеяться просто от радости. — Думаю, нам пора перестать уже падать, и попробовать вместе вырваться из этой пропасти.

— Если воспарять, то вместе?

— Безусловно.