Мир — это боль, но Деймос с ней справится.
Деймос — сплошная открытая рана.
Из неё хлещет ярость.
Проводит пальцем по повреждённой коже, думает: «Останется шрам». Снова. Улыбается: шрамы его – доказательство, что он всё еще жив.
Деймос живёт, пока вокруг него умирают все остальные. Он правда хочет верить, что в его жизни есть что-то стоящее, как верил раньше.
Эта девушка – её имя Кассандра, она старше, спокойнее, её голос наполнен теплыми нотками – его не боится.
Смятение.
Люди восхищаются им, лебезят, с ужасом ждут каждого его движения, отводят взгляд при разговоре.
Но он кожей чувствует, как та, кого он должен считать своей сестрой, смотрит на него с жалостью.
И почему-то он начинает верить ей, когда та зовёт его братом, когда говорит, что всю его жизнь Деймоса просто использовали, что всё могло бы – и всё ещё может – быть по-другому.
И почему-то Деймосу становится страшно. Иронично, да? Понимает, что и Алексиосом быть не может. Не после того, что он делал.*
Деймос до последнего надеялся, что это пройдёт, что он может утопить всю Грецию в крови, если потребуется, что однажды он проснётся и сможет-таки выкинуть из головы взгляд Кассандры, что в следующий раз его – или её, если уж на то пошло, – рука не дрогнет, и всё прекратится уже наконец.
Деймос провёл жизнь во тьме, всё, что он знал – это боль и смерть.
Кассандра протягивает ему руку. Жалость в глазах её сменяется намеком – самым легким – на надежду.
Деймос ломается.
Алексиос – сплошная открытая рана.
Но всё будет хорошо, ведь эта девушка – её имя Кассандра, она сильна и недосягаема, как богиня, она улыбается ему искренне, быть рядом с ней – всё равно, что быть рядом с солнцем – ему обещала.
И он нашел в себе силы поверить.