Гин любит море. Оно спокойное и тихое, оно переливается бирюзово-голубыми тонами, негромко свищет, напевает песнь сирен. Как минимум, в своей жизни она не видела другого моря.
А Сакуноске видел. Он застал ни один шторм безмерной силы, такой непредсказуемо-страшный.
Как те самые нимфетки из Мафии.
Как тот самый клинок в руках той самой нимфетки из Мафии.
А ведь сейчас Ода целует эти страшные руки, по локти запятнанные в крови. Той самой, ранее нимфетки, из Мафии, этого обаятельно-убийственного ребёнка.
Когда Гин привели в Мафию вместе с её братом, она была как запуганный зверёк: металась меж наставников, прячась за них и страшась. Эта чёрная головка выглядывала из-за чужих спин, краснея при первом взгляде на Оду, и снова скрывалась за ними. Тогда ей занялась Коё, потом Накахара, а затем и вовсе он. В руки последнего её передали уже лет в пятнадцать, когда остатки дьявольски-детской красоты выветрились в никуда, оставив лишь истинное девичье холодное обаяние, от которого страдали оба. Ода ведь тогда был двадцать один год, ему нельзя даже думать о Гин как о девушке. А маленькая Акутагава недовольно щурила глаза, понимая, что ею не восхищаются.
Сакуноске стал опасаться её и воспринимать несколько серьёзнее, после того как им пришлось выйти на совместную миссию – Босс взвалил полное обучение девушки на него. Тогда, именно тогда Гин проявила ту грубость и жестокость, которую в неё успели заложить прошлые наставники. Выплёскивала все обиды на врагов. Ей будто вспарывали старую рану, и из неё с вишнёво-красной кровью лился яд – цианид ли, ли аматоксин, или же стрихин, он льётся, убивая.
Именно тогда Одасаку понял, что пора снова зашивать эту старую рану. И именно тогда всё началось.
А сейчас они вместе пьют горячий зелёный чай, сидя на набережной. Ода никогда не пьёт алкоголь при Гин и не спаивает её, хотя ей уже можно. Он кутает её в свой же плащ, потому что Акутагава мерзлячка. Они почти никогда не показывают своих эмоций или чувств на публике, более чем успешно скрывая их, поэтому в Мафии ни Ода, ни Акутагава не испытывают и малой доли осуждения. Только, возможно, Осаму или Рюноске знают обо всём сокрытом.
Знают скорее всего.
Но не наплевать ли?
— Ода-сан, будете ещё чаю?