— 22194! — раздаётся хриплый, нечеловеческий голос. Мальчик распахивает только что закрывшиеся глаза, и сон как рукой снимает. Он подскакивает на кровати, моментально принимая сидячее положение. Его губы плотно сжаты, а взгляд упирается прямо в дверь, за которой раздался оклик. С верхнего этажа кровати слышится противное хихиканье озлобленного человека. «Неужели добрались и до их любимчика?» — тихонько и максимально довольно, с самым что ни на есть настоящим ехидством шипит девочка. Беловолосый крупно вздрагивает. И правда, зачем он вдруг понадобился им после отбоя?

       Через мгновение дверь в комнату распахивается. На пороге стоит один из демонов-охранников, а за его спиной два человека: справа — одна из сестёр, кажется, Наён. То есть, да, именно она является тренером Нормана, но кого волнует имя человека, который ежедневно тебя избивает? Слева же стоит, сложив руки на груди, девушка. Мальчик не знает этого человека, зато знает её компанию. Они — что-то вроде местной банды самых сильных старших, и, кажется, правило «сила есть, ума не надо» с ними не работает. Норман никогда не замечал особых повреждений на телах этих трёх девушек, и при этом ходят слухи, что именно они и настучали на добрую половину новеньких.

       Не то чтобы в кругах новоприбывших кто-то особо общался, но иногда перекидываться короткими фразочками им необходимо. Это и есть сплетни. Просто, на самом деле, дети могут сойти с ума, если они будут круглыми сутками молчать, но при этом заводить друзей никто желанием не горит, что вполне ожидаемо. Слишком уж высока конкуренция между ними. Вот слухи и оказались единственным, о чём бедные питомцы демонов могут поговорить.

       Теперь, когда Норман видит это лицо… Нет, уродливую рожу, губы, растягивающиеся в ухмылке всё больше по мере того, как бледнеет и без того абсолютно незагорелый мальчик, он понимает две вещи: во-первых, эта девушка, скорее всего, занимает одну из самых первых строчек рейтинга; во-вторых, этой ночью он может не вернуться. 

       Дрожащими руками голубоглазый ребёнок отбрасывает одеяло и судорожно копается в нём же, чтобы найти где-то там свою грязную футболку. Он выуживает её и с отвращением смотрит на бурое пятно, а после натягивает на себя предмет одежды. Норман очень, очень хочет прямо сейчас смять футболку именно в этом месте, чтобы кровь скрошилась на пол, но он отвлекается на слова демона: «На тебя донесли. Для выяснения обстоятельств ты должен пройти с нами в штаб». Впрочем, никакой новой информации, но ноги начинают дрожать так, будто он полгода не ходил, а сейчас на них оказывается чрезмерная нагрузка и конечности её не выдерживают. 

       Норман быстро-быстро кивает, стараясь унять внезапные судороги, и бросает взгляд на ту самую девушку. Она, прямо как все эти романтизированные маньяки из книг, высовывает язык чуть ли не до подбородка и показывает младшему средний палец. Мальчик моментально отводит взгляд и безуспешно игнорирует сковывающий страх.

       Так вот как чувствовали себя все девочки, которых уводили в штаб. Все те, кто знал, насколько велики их шансы не вернуться. Те девочки, которые бились в истерике, лишая себя остатков здравого рассудка, которые совершенно не хотели умирать и на которых абсолютно всем вокруг было плевать. Теперь Норман понимает, потому что он и сам чувствует этот ком в горле, подступающий кашель. Из головы никак не получается выкинуть её глаза: безумные, наполненные яростью и бесстрастием одновременно. Мальчик идёт за демоном, а сестра и, кажется, его убийца — за ним. «Убийца». Каждый шаг даётся с трудом, но на него покрикивает женщина, чтобы не замедлялся. Двери во все комнаты плотно закрыты, и даже если сейчас он расплачется прямо тут, никто не увидит этого. Хотя, возможно, кому-то не посчастливится услышать глухой стук, когда его ударят по плечу или ещё куда-нибудь. Ну, чтобы не разводил нюни и побыстрее шёл на смерть, потому что сёстры тоже хотят спать и им вот вообще ни разу не хочется таскаться туда-сюда в штаб и обратно из-за того, что какая-то очередная девчушка пытается повысить свой рейтинг.

       Норман уходит в эти мысли и не замечает, как начинает неистово кусать щёки изнутри. Не обращает внимание он также и на то, как его указательные и большие пальцы рук всё быстрее и яростнее трутся друг об друга, из-за чего на пол падают маленькие катышки грязи. Приходит в себя мальчик, когда ему в спину прилетает раздражённое: «Не тормози!» — и его тут же толкают так сильно, что он чуть не сталкивается с демоном. Последнему, кажется, вообще до лампочки, что происходит у него за спиной, и Норман благодарит Бога за то, что тот не обернулся. 

       Благодарит и делает глубокий вдох. Эта грубость его немного отрезвила, и теперь он крепко стискивает челюсти. Его взгляд становится сосредоточенным. Он же пришёл сюда, потому что не хотел умирать, так почему же теперь он должен так легко сдаться? В памяти всплывает улыбка «мамы», которая хвалила его за максимальный балл после каждого теста. Точно, он же попал сюда именно потому, что он умный. Да, эта девушка, что сейчас буквально источает волны негатива и самодовольства, в разы опытнее и старше него, но ведь… Какой-никакой шанс всё равно есть, правда? «Правда», — отвечает забитому мальчишке тот самый гениальный стратег, который уже давно находился в полусне и вот сейчас пробудился.

       Откровенно говоря, Норман в душе не знает, какую легенду девушка вообще могла сочинить. Он уверен, что с ним она будет осторожничать, что для него она придумала какую-нибудь особенную историю, ведь он мальчик, он особенный. Таким его все считают, и именно за это большинство презирает. Норман изредка поднимает голову, чтобы посмотреть на голубо-серые двери спален, затем — на точно такие же, но пронумерованные, двери кабинетов для занятий с другой стороны. Коридор будто вечный, будто вообще никогда не закончится — настолько он длинный. На самом деле, он, наверное, просто живёт с противоположной относительно подъёма на поверхность стороны «питомника». Норман уже насчитал три поворота, и когда он хочет в очередной раз осмотреться, понимает, что дальше их ждёт отнюдь не коридор.

       Демон заходит в дверь, остальные трое следуют за ним. Они начинают подъём по лестнице, во время которого Норман тщательно продумывает отговорки, доказательства, вспоминает, где он был за последнюю неделю… Хотя, действительно, где он вообще мог быть кроме «арены», — так он назвал место, которое сёстры используют для боёв и проверки их физических способностей — кабинетов, зала для тестирования, столовой и спальни? Но вдруг это пригодится. Он также размышляет над тем, почему до него добрались так поздно, и, кажется, понимает: он слишком ценен. Это единственная возможная причина, из-за которой старшие, боясь гнева демонов, так долго не решались покуситься на его жизнь. Впрочем, это уже не так важно. Норман хочет побороться, хочет выжить. Вот только уже когда они подходят к нужному помещению, заходят внутрь, когда он видит сидящего на краю стола главного, — того самого, который в первый день объяснял, что ждёт детей — у него внутри что-то обрывается.

       Норман не видит его лица за маской, но ему и не нужно. В этой комнате весь воздух пропитан отчаянием, мальчик почти слышит истеричный смех детей, которым выносят приговор: «Отправка». Он чуть ли не кожей ощущает эту давящую атмосферу. И самое ужасное — мальчик осознаёт, что сейчас он станет частью этого. Чем бы ни закончилась их «увлекательная» беседа, кто бы ни победил в этом сражении за право остаться гнить в «питомнике», он в любом случае будет частью системы. Норман не знает, что хуже: занять место жертвы или жить до конца своих дней с осознанием того, что он отправил на смерть живого человека. Да, она вовсе не чиста, язык не поворачивается назвать её невинным ангелом, но ведь она тоже живое существо. Человеческая сущность в мальчике отчаянно пытается выбраться из крепкой хватки стратега, который сжимает её горло, заставляет заткнуться. Стратег, который теперь владеет телом Нормана, его руками, губами, языком, глазами, ушами. Взгляд упирается в карту, висящую за спиной главного демона, чтобы не смотреть на того, кто сейчас взирает на них, как на каких-то сраных клоунов.

       Норман ненавидит себя за свои же способности, он глушит злость, бурлящую где-то глубоко внутри. Он больше не отвечает за слова, которые срываются с языка. Гребаный стратег – и только он – контактирует с внешней средой, выслушивает неплохие аргументы девчонки, которая всё-таки недостаточно хороша; отвечает, будто раз за разом вонзает в её тело отравленные смертельным ядом лезвия и воспринимает всё происходящее как-то не так. Норман ничего не слышит, ничего не чувствует, безрезультатно пытается понять, что он говорит, но стратег всё так же плюётся ядом, топит в нём то человеческое, что до сих пор оставалось в мальчике, не позволяет взять над собой контроль, потому что малейшая тень сомнения сейчас способна всё погубить. Желание жить пересиливает остальные чувства, и Норман впервые за всю свою нелёгкую жизнь жалеет об этом. 

       Жалеет, когда отдалённо слышит истошный женский крик, когда в глазах плывёт, а демоны хлопают в ладоши. Он не хочет видеть этот страх, смешанный с уважением, который плещется в глазах сестры. А ведь она всего лишь посмотрела в лицо ребёнку, которого совсем недавно толкала в спину, считала ничтожным, жалким, не достойным жизни детёнышем. 

       Норман наконец-то пробуждается от этого кошмара, чтобы с головой окунуться в другой. Страшный сон, который происходит на яву, от чего ноги подгибаются и он падает на колени. Тело отказывается слушаться, отказывается принимать прежнего хозяина — чувствительного человека, способного на эмоции, а не хладнокровного, вводящего в ужас всех вокруг хищника. Однако мальчик больше не хочет возвращаться в прежнее состояние, не хочет терять рассудок. Он не хочет стать одним из тех, кто бьётся головой о стену, разбивая её до крови, не хочет терять человечность, не хочет, не хочет, не хочет. Норман знает, что он не выдержит. Номер 22194 — вот, кто может существовать в подобных условиях, но только не беловолосый сирота, лишившийся любящей семьи.

       Ребёнок не сопротивляется, когда сестра и тот демон, что их сюда привёл, резко поднимают его за руки вверх; молча волокут к выходу, спускают по лестнице и после бросают в коридоре, где Норман находит себя, валяющимся на полу, спустя, наверное, полчаса, не меньше. Он заставляет тело двигаться, поднимается и крепко обнимает себя обеими руками. Шатаясь, мальчик медленно шагает в нужную сторону. Долго, очень долго. В голове происходит такой бардак, будто там произошёл апокалипсис и сейчас бедные жители поселений пытаются навести порядок, но именно этим они и создают образ какой-то суматохи. Кромешная тьма самых мрачных мыслей — и ни за одну он не может ухватиться. Это вот так чувствуют себя психи, да? Норман не знает, потому что никогда им не был, никогда не залезал в головы тех спятивших девочек, но ему кажется, что это конец.

       У него много времени обдумать положение, пока он плетётся в свою спальню со скоростью раненого, слепого, новорождённого детёныша. Да он и чувствует себя именно таким. Хочется плакать, очень сильно хочется плакать и кричать, звать на помощь маму, как в старые добрые. Только мамы нет, а он уже давно не ребёнок. Осознание в очередной раз бьёт под дых: «Я убил человека», — и почти сразу же мальчик мотает головой. Нет, нет, нет, это был не он, он не способен на такое! Это был… Другой, другой Норман, это не мог быть тот, кто любил Эмму, кто жертвовал собой ради других. 22194 сделал это. Однако снова почти тут же мальчик отвешивает себе звонкую пощёчину. «Приди в себя! — гремит голос в голове. — 22194 — это и есть ты». Норман тихо рычит и заносит руку, чтобы со всей дури ударить кулаком по стене, но за миллисекунду до этого останавливается и жмурится. Да что с ним? Не он ли совсем недавно собирался держать себя в руках? Тогда почему сейчас он готов делать то же самое, что те девочки? 

       Норман делает глубокий вдох, медленно выдыхает и прикусывает губу до крови. Боль уже во второй раз за этот вечер отрезвляет, и благодаря этому он добирается до своей спальни без истерик. 

       Когда дверь приоткрывается, девочка на втором этаже кровати изумлённо смотрит вниз и даже открывает рот. Её бесит закрадывающееся уважение к соседу, но она совершенно ничего не может с ним поделать, ведь она тоже знает… Знала ту девушку и на что она была способна.

       Мальчик заходит внутрь. Дверь сама закрывается, противно скрежещет и хлопает, но никого здесь это уже не волнует. Он приваливается к стене и бросает взгляд на своё отражение в небольшом зеркале. То, что мальчик там видит, пугает его до чёртиков, до коликов в животе, до головокружения.

       На него смотрит номер 22194. Он смотрит своими пустыми, уставшими голубыми глазами, которые уже на следующий день будут наполнены холодом. 

      Норман не знает, что хуже: занять место жертвы или жить до конца своих дней с осознанием того, что он отправил на смерть живого человека. Но разве не именно за этим он спустился сюда, в этот прогнивший «питомник»? Разве не затем, чтобы жить и посылать на смерть невиновных? Именно за этим.

       Мальчик замечает отражение девочки и смотрит прямо ей в глаза. Стоит им столкнуться взглядами, как она, словно напуганный отборными страшилками ребёнок, шарахается назад и с головой закапывается в одеяло.

       22194 криво усмехается. 22194 проводит большим пальцем по нижней губе, смазывая каплю крови. 22194 падает лицом вниз на кровать, не беспокоясь о грязной одежде.

       22194.