Примечание
— Питч! — мужчина закатывает глаза, когда ледяные пальцы Джека дёргают его за плащ, и выдёргивает ткань из чужих рук. Не то, чтобы её это спасло от беспощадного облапывания, потому что вредный ледяной дух вцепляется в него снова. — Пииитч! Ну же, улыбнись, хотя бы разочек, — Джек подпрыгивает и зависает в воздухе. Так, чтобы их лица оказались на одинаковом уровне. — Давай, это несложно. Вот так, — Ледяной пальцами растягивает губы Кромешника в подобие улыбки. Последний от этого действия только глаза закатывает и в неудовольствии шлёпает младшего по рукам. Несильно. Однако Джек уже делает вид, что умирает. Не то от удара, не то от его — Питча — безразличия.
Ребёнок, несмотря на свои почти триста двадцать. Что с него возьмёшь?
Питч усмехается, делая вид, что не слышит победный клич забывшего о своей «травме» Джека, и закутывается в плащ ещё сильнее. Зима нынче холодная, а он, пусть и дух, но холод чувствовать способен. Это только Джеку чем холоднее, тем лучше. Джек вообще, если уж на то пошло, дух зимы.
А ещё хранитель веселья. По идее. Должен был быть таковым, но что-то не срослось, и в первую же весну после принятия поста хранителя Джек просто заболел. Шумно, сильно и с соплями. Весной вера в него ослабевала, а вкупе с солнечными и тёплыми деньками, губительными для него, как духа зимы, это переросло в болезнь. Не правы те, кто думают, что духи не болеют. Ещё как болеют. Только не от тех же причин, что и люди.
Лечили его всем хранительским штабом, а потом просто спихнули на опешившего духа страха. И даже не посмотрели на то, что он персона нон-грата, несмотря на то, что Луноликий простил его и дал шанс «исправиться в роли хранителя». Ну, стоит сказать, хранители не прогадали — в темноте и прохладе подземелий Джеку стало намного лучше. И достаточно быстро. Хотя, лучше бы медленно, потому что Джек просто мастерски выносил мозг. Обращённый, будучи ребёнком, он обожал втягивать собеседника в глупые и нелогичные разговоры, рассказывать шутки и смеяться-смеяться-смеяться. Так громко, что Кошмары с недовольным ржанием уходили прочь из логова — радость они не любили, им по душе был только страх. А Питч уйти не мог. И терпел. Долго. Уже третий год терпит.
Джек с поста хранителя ушёл — так было легче. Санта, пусть и был разочарован подобным (как и сам Джек), понимал, что не хочет, чтобы молодой дух страдал от жары и недостатка веры три четверти всего года. Дети его всё равно видели — по-крайней мере, те, что видели его и до ухода. Да и Питч не дал свалиться в хандру. По-своему, конечно, надавав подзатыльников и поджопников («для лучшей мотивации», — ехидно на протяжении трёх лет), но не дал. А Джек со временем смирился, снова став беззаботным подростком без грамма ответственности и с ветром в голове. Питча и хранителей это совершенно устраивало. Тем более, что Джек всё равно помогал им, если это было нужно.
И жил у Питча в подземельях. Не то, чтобы Питч был против (хотя нет, был, потому что это же чёртов мини-апокалипсис в его королевстве), но данному факту удивился. Джек лишь пояснил, что ему здесь хорошо, прохладно и сытно, и нагло отказался съезжать. Остался за домашнее животное, которое слишком шумное, слишком громкое и спящее три четверти года из четырёх. Не то, чтобы Питч жаловался. По-крайней мере, на эти восемь месяцев мир погружался в полное спокойствие.
— Луноликий тебя за ногу, Джек, у тебя руки ледяные! — Питч шипит, убирая чужие ладони, пытающиеся сжать его щёки так, чтобы он сложил губы «трубочкой», от своего лица.
— А вот и нет, — обижается Джек, отлетая и складывая руки на груди. Оскорблённая невинность, вы только посмотрите. Питч снова закатывает глаза. — Это просто ты мерзляк! — и тычет пальцем. Беспардонность, уровень «заоблачный». Дальше уже некуда.
Джек обсыпает его снегом с ног до головы, а Питч лениво насылает на него Кошмаров, и те покусывают смеющегося от щекотки Фроста до тех пор, пока он со слезами на глазах не просит пощады. Кромешник милостиво даёт «преступнику» амнистию. Джек улыбается широко, обнажая десна и идеально белые зубы. Питч прислоняется спиной к дереву и думает, что эта улыбка стоила того, чтобы выйти на поверхность накануне Рождества. В собачий холод. Как люди не замерзают? Абсолютно непонятно.
— Давай поиграем в снежки, — энтузиазм Джека можно грести лопатой. Питч опасливо смотрит на него, потом на холодный снег, на свой тёплый плащ и мотает головой. Однако снежок всё равно прилетает ему в лицо. Питч раздражённо смахивает остатки снега со своего лица, слыша громкий хохот.
— Оверланд!
Джек смеётся, уходя от его рук, а потом оступается, неловко крякает, в попытке удержаться хватается за плащ и падает в сугроб вместе с Питчем. Мужчина с удовольствием зарывает голову мелочи в сугроб. Заслужил, чудовище снежное. Тот фыркает, отфыркивается от снега, и сверкает голубыми огоньками глаз. Питч закатывает глаза, когда видит широченную улыбку на чужих губах. Серьёзно, его только что окунули в снег (весьма унизительным, надо сказать, способом), а он улыбается? Джек странный. Однозначно.
Но ведь, если бы он не был таким, то было бы скучно?
— Почему именно ты мой друг? — Питч вяло отпихивает от себя сияющего, словно лампочка, Джека и решает, что не стоит сидеть на снегу. Даже почти встаёт. А потом падает на задницу, потому что Фрост неловко тянет его обратно. Кромешник почти чувствует, как замерзает всё, что ниже поясницы. Джек лишь беззаботно улыбается. — Придурошный.
Джек хихикает, стряхивает снег с инистых волос и внезапно поддаётся вперёд, чмокая прямо в губы. Беглый детский поцелуй. Как мерзко. Как мило. Питч улыбается, и Джек умиленно пищит, почти бросаясь ему на шею, выцеловывая линию челюсти поцелуями-бабочками. Словно так и надо. Все друзья так делают?
Ну, если это делает Джек, то Питч совершенно не против.