Примечание
Какао с привкусом любви
– Первый пошёл! – озорным резиновым мячиком выскакивает из глубины квартиры звонкий девичий голос.
Гета сбрасывает с ног туфли, и они так и остаются валяться посреди прихожей, шлёпает ногами в капроновых колготках по линолеуму, выпускает волосы из-под заколки, скидывает с одного плеча пиджак – и всё на ходу.
Мика сидит в гостиной за компьютером. На большом столе есть место и для монитора, и для мышки с клавиатурой, и ещё для огромной глубокой миски с чипсами и нескольких пустых баночек из-под газировки. Мика сидит в одних трусах на табуретке, скрестив ноги, в спину ей дует вентилятор. Системный блок шумит, с улицы через открытый балкон врываются звуки лета и лучи солнца.
– Да пришла я, пришла, – Гета никак не может находиться по мягкому ковру после тесных строгих туфель. – Наконец-то.
Мика что-то стрекочет ей, молниеносно печатая на клавиатуре одной рукой, а Гета проходит в другую комнату, не обращая внимания на то, что на экране монитора в этот раз. Игра? Кино? Неважно.
В соседней комнате окно распахнуто настежь. Гета смотрит на преграду в лице белого тюля, пиджак нелепо сползает со второго плеча и падает на пол. Гета плюёт на всё и раздевается, чтобы блаженно запрыгнуть в домашнюю безразмерную футболку, пойти на кухню, где её ждёт несколько ломтиков пиццы, заботливо оставленных Микой, а там уж будь что будет. Ей хочется попрыгать и покричать, что она закончила свои поганые дела и теперь может отдыхать. Впереди у неё весь день и всё лето, и ещё целая жизнь.
***
Сыр на пицце приятно тянется, Мика не менее приятно жужжит обо всём на свете, и сидеть на мягком диване в мягкой футболке тоже очень приятно. Внутри у Геты тепло, и не только лишь потому, что она уже съела один кусочек подогретой пиццы. Гета щурится, улыбается, потягивается. Блаженные минуты счастья, когда большое и сложное дело закончено, и впереди теперь наконец ждёт удобное красивое платье, новая сложная причёска, много смеха и тёплых объятий, сотни фотографий, от глупых селфи на чей-то телефон и до профессиональных, выглаженных в редакторе до последней детали.
Гета блаженно растягивается на диване, сытая и довольная жизнью. Ничто не тревожит её. Сон медленно обволакивает Гету, и перед тем как окончательно в него провалиться, она успевает подумать о том, как хорошо, что есть Мика. Под её славный голос так сладко спится.
***
Удовольствие – это то, что состоит из мелочей.
Телефон Геты забит теми самыми глупыми селфи, она радуется новым сообщениям и звонкам. Телефон постоянно жужжит, то коротко, то длинно, каждый раз едва не падая со стола. Тонкие браслеты позвякивают на запястьях, монитор ноутбука не помешало бы протереть ещё один раз, а комнатные цветы полить ещё день назад. Бумажная круговерть не утомляет Гету, работа спорится, потрескивает, горит и шкворчит у неё в руках. Не будь клавиши на ноутбуке такими мягкими, ловкие быстрые пальцы точно выбивали бы из них искры. Мика то и дело заглядывает в комнату, даже пытается чем-то помочь, но не успевает за каруселью из документов, отправленных на печать, вылезающими из принтера горячими свежими листами, то и дело опускающейся и поднимающейся крышкой сканера, бесконечными перекладываниями бумаг, одни из которых ныряют в папки и файлики, а другие из них выныривают, и поспешно спасается бегством. Зато в её силах оставить Гете роллы с тунцом, открыть наконец-то форточку и приготовить какао.
Чуть позже Гете снова придётся носиться по делам, ловить вываливающиеся из причёски шпильки, не позволяя себе задерживаться, много говорить и, будучи страшно уставшей, радостно принимать из рук заботливой Мики большую кружку какао.
Кухонная занавеска трепещет на лёгком ветру, из приоткрытой створки окна тянет летним сумрачным вечером. Руки Геты снова порхают, на этот раз над раскалённой сковородкой. Мика, читающая книгу за обеденным столом, то и дело отрывает от неё взгляд, пытаясь успеть за движениями Геты, но снова не выходит. Нож тарабанит по разделочной доске, масло на сковороде то и дело разражается голодным шкворчанием, когда в неё добавляют очередной ингредиент, ложка стучит о тарелку, смешивая соус, кастрюля громко приземляется на соседнюю конфорку. Хлопают дверцы холодильника и шкафов, Гета то ловко хватает какой-то тюбик, то проворно открывает и закрывает крышечки банок. Спагетти бодро заброшены в кипящую воду, лопаточка со стуком снуёт в сковородке, поддевает, переворачивает.
Мика откладывает свою книгу.
Проходит немного времени, и перед ней уже стоит плоская тарелка, заполненная горячей пастой. От спагетти в соусе идёт пар, Гета ловко накладывает вторую порцию для себя любимой, а Мика, прикусив губу, уже накручивает на вилку чуть ли не половину своего ужина.
Кулинарные способности Мики ограничиваются заказом еды на дом, и поэтому, когда она заходит на кухню следующим утром и видит, что вновь убежавшая по делам Гета оставила ей на завтрак свои восхитительные спагетти, оставшиеся с ужина, и приложила к ним искреннюю и милую записку, то ей кажется, что сама вселенная в этот момент заливисто и беззлобно смеётся над ней.
Наконец, наступает день, когда Гете не приходится влезать в строгую деловую одежду. Она лишь машет ручкой хоть и любимым ею, но уже наскучившим белым блузкам, изящным чёрным пиджакам и элегантным чёрным же юбкам.
Небольшая сумка на цепочке стукает о бедро, у футболки, заправленной спереди в голубые джинсы, большой ворот, и одно плечо оголяется на радость летнему солнцу.
У бумажного стаканчика приятный шершавый бок, острый край у пластиковой крышечки. Малиновый раф успел слегка остыть, и Мика не отказывает себе в удовольствии наконец-то пригубить его. Она насмешливо убирает выбившуюся прядь за ухо, и глаза у неё смеются. Она тыкает Гету в бок, а та лишь отмахивается.
– Ей-богу, отстань, – Гета мягко берёт ладонь Мики в свою, и вовсе не затем, чтоб та ей не мешала. Мика с признательностью гладит её большим пальцем, и только после этого они отпускают руки друг друга.
Гета всё ещё прикусывает ноготь на большом пальце правой руки и изучает исписанную мелом доску. В конце концов она бросает это дело и берёт какао.
За спиной у Геты сдавленно смеётся Мика.
***
Гета довольна жизнью.
За окном листья из зелёных успели превратиться в жёлтые и оранжевые, стало холоднее.
Гета с невероятным удовольствием влезает в уютные водолазки, тёплые брюки и мягкие перчатки тоже надевает с большим удовольствием. Она накидывает пальто, ходит на работу, которая наконец-то нашлась и пришлась по душе.
Гете нравится тихий офис, её стол у окна, и она любит смотреть на капли дождя, сползающие по стеклу, когда пьёт какао (у них на работе хорошая кофемашина). На столе у неё стоит забавный календарик (мама подарила), коллеги ей нравятся (как нравились ей одноклассники и университетская тусовка), начальство она любит (учителей и преподавателей она тоже любила).
На выходных компания зовёт её с собой на шашлыки, Гета едет. Конкретно с этими ребятами она не виделась летом. Тогда у неё были встречи в городе, поезда к морю с хорошими людьми, которые до сих пор на связи с окончания школы и ещё много всего.
За городом сыро, дождь только что закончился, много кому холодно. Возня с мангалом, разговоры, новости, и термос Геты, наполненный – да неужели – какао, под шумок пустеет.
Дома Гета печёт пироги, внутри у которых вишня, яблоки, мясо, рыба или капуста… Мика то и дело вьётся вокруг, и Гета думает, что она совсем как кошка.
Гета идёт домой в пятницу, на улице тихо и пасмурно, листья приятно шуршат под ногами. Гета улыбается в шарф, прикрывающий её лицо.
Она открывает дверь своим ключом, заходит в прихожую, в которой выключен свет, слышит с кухни женский и мужской смех. Гета быстро и тихо раздевается, юркает в свою комнату и сидит там. Через какое-то время она так же незаметно выскальзывает из квартиры.
В трамвае уютно: он приятно покачивается, народу в салоне почти нет. Возмущённая Мика у Геты в телефоне, в трёх сообщениях.
«Гета, серьёзно???».
«Гета, ты опять!!!».
В третьем сообщении рассыпана щедрая горсть смайликов, недоумённых, злых и закатывающих глаза.
Когда ранним субботним утром Гета возвращается домой от общей подруги, Мика не спит. Заспанная, она выходит из ванной, смотрит, как Гета, у которой плохо расчёсаны волосы и немного помятый вид, ставит свою сумку на столик под зеркалом, и говорит:
– И это, мать твою, не сон.
***
В ноябре у Геты больничный, дни его состоят из вечного лежания в кровати, поедания мёда и питья аспирина, попыток посмотреть что-нибудь на ноутбуке (всегда неудачных, утомляется она мгновенно и глаза начинают болеть почти сразу же), жара, одеял-одеял-одеял (и когда ей особенно жарко, они кажутся одеялами смерти) и грусти.
Мика дома, у неё вновь сезонно проснулась привычка носить дома пижамные штаны со свитерами, она заваривает Гете чаи: травяные, с лимоном, с вареньем. Гете стыдно. Она слышит, как Мика говорит по телефону, отменяет встречи, переносит планы, не идёт в магазин за вином и не посещает вечеринку, и ей хочется, чтобы одно из одеял действительно стало одеялом смерти, которое избавит от проблем сразу трёх людей: Мику, саму Гету и её начальницу, которой тогда не придётся выплачивать ей зарплату.
Гета выздоравливает, но след болезни сходит совсем не быстро. Гета бледная, волосы её плохо расчёсаны (она всё ещё чувствует слабость и каждое поднятие руки к волосам как тягание гири), при ходьбе по лестницам нуждается в передышке.
Мика умеет быть настойчивой и хваткой, и Гета ночует только дома, частенько натыкаясь на мужское пальто в прихожей и на его обладателя в квартире. Временами Гета сидит у себя в комнате, завёрнутая в плед, прячется в музыке в наушниках или в своём ноутбуке, временами они втроём пьют чай на кухне, смотрят кино и играют в настолки.
Он хороший. Мика выглядит как кошка, обожравшаяся сметаны, она нахваливает Гету и её стряпню так, как будто бы он парень Геты, а не её. Гете не жалко приготовить что-то на всех, будь это хоть тирамису, хоть разные салаты, хоть мясо в горшочках, она даже находит в закромах вафельницу, до которой долго не доходили руки, и печёт трубочки, как со сгущёнкой внутри, так и без. Он хвалит то, как она готовит, и Гета верит, что это правда искренне. Она часто провожает его и Мику, и всё понимает. Гете не нравится, что у неё каждый раз унылое или просто довольно грустное лицо, но… из раза в раз её лицо остаётся унылым или довольно грустным. Претензий ей, кроме её самой, никто не высказывает.
До нового года неделя. Гета делает много яблок в карамели и бананов в шоколаде, в белом, в молочном, с посыпкой и без…
Мика с Гетой стоят двадцать девятого декабря у порога, полностью готовые и одетые, трижды целуют друг друга в щёки и разъезжаются на длинные зимние выходные.
В общем вагоне поезда уютно. Сиденье мягкое, мимо окна неторопливо плывёт заснеженный лес, тонущий в быстро сгущающемся сумраке. Гета настраивает спинку кресла так, как ей удобнее всего, её ласково обнимает чёрный свитер крупной вязки (мамин, к ней она едет сейчас), мягкий ход поезда убаюкивает её. Она натыкается взглядом на парочку на соседнем ряду. Они сидят в обнимку и о чём-то перешёптываются. Гета ёрзает оттого, что ей становится некомфортно, поправляет волосы без нужды и смотрит в спинку сиденья перед собой. В конце концов, она засыпает, так и не увидев, что каждая звезда на небосводе в этот вечер ласково светит ей и сама Вселенная улыбается ей в каждой звезде. Гета спит, вместе с ней спит весь вагон, лес и сама ночь.
У мамы Геты непростой характер, но мягкие руки, внимательные глаза и твёрдый ум. Гета, как и всегда дома, не знает к чему подступиться за столом, ведь вкусное всё, и его много. Она улыбается, потому что те, кто нахваливают её еду, просто не пробовали то, что готовит её мама.
Родной город такой же родной, каким был всегда, а у школьной подруги кольцо на правой руке сияет так, как будто свет отражается не от золотого обода, а от лезвия ножа. Блики бьют по глазам, как острый край кинжала, сабли, чего угодно.
Гета дома, Мика отсутствует днями или даже неделями. Гета крутится в одеялах в ночной темноте квартиры, часто подолгу не может уснуть, и сон у неё всегда беспокойный. Ей снятся погони, выстрелы, тёмные комнаты, тёмные улицы, в её снах кто-то кричит, погибает, разрывается на части в буквальном смысле.
Кинотеатр, один из первых рядов, перед Гетой никого, позади неё полно народу, она слышит, как реагирует зал, чувствует его движение. Происходящее за её спиной не менее интересно, чем то, что на экране. На экране те же выстрелы и погони, как во снах, тёмные коридоры, противостояния и загадки. Герой хватает героиню за руку, рука Геты на улице по пути на остановку хватает рядом с собой пустоту. Вечер, не шибко-то и холодно, идёт снег, людей много. Ночью во сне герой хватает героиню за руку. Гета не героиня.
На улице холодно и метёт, у Геты на телефоне открыт диалог с Микой. Мика у общей подруги, она не вернётся сегодня домой, потому что из-за погоды движение в городе полностью парализовано. Следом за сообщением в диалоге появляется совместная фотография. Девушки не ней невероятно весёлые и улыбчивые, и Гета тоже не может сдержать улыбку.
Ветер за окном надрывается, через вентиляцию в кухне и в ванной слышно, как жутко он завывает. Метель даже не пытается успокоиться, снег сыпет, как в последний раз.
Время на часах перевалило за одиннадцать вечера, Гета варит какао на плите, целую кастрюлю. Она любит его за привкус.
У Геты всегда заполнен ежедневник, списков в нём немереное количество (самые любимые из них те, которые «по работе» и «что приготовить»). Ручка мягко скользит по бумаге, добавляя пару пунктов. В феврале встреча выпускников, Гета идёт. На полке билеты на концерт ждут своего часа, холодильник забит продуктами, а в голове миллион идей.
Гета нравится другим людям.
Снежная буря за окном даже не пытается сойти на нет, на часах почти час ночи. Гета закалывает волосы, садится за ноутбук и открывает файлы по работе. Её энтузиазм стремительно выходит из берегов, и теперь она работает на полторы ставки вместо одной.
За окном всё ещё безбожно метёт.
Кружка с какао опустела, один из отчётов полностью завершён, монитор мерцает в ночи. Гета потягивается, встаёт, идёт на кухню за новой порцией. Работа под звуки метели идёт очень даже хорошо.
Вновь наполненная кружка со стуком опускается на столешницу, ветер за окном окончательно сходит с ума и метёт-метёт-метёт. Гета открывает ещё один файл и начинает следующий отчёт.
Когда Гета заканчивает и его, то смотрит в тёмное окно и вслушивается в свист ветра. Пора приниматься за третий отчёт.
Замело.