Тихо-тихо, молитвой:
–… Это мерзко.
Ломаешься: голос, руки, взгляд опустил. Длинные волосы твои — сам ветер. Слышу где-то рядом людей. Ты — нет. Я не люблю этот парк. Закатное небо розовеет, просвечиваясь сквозь твои волосы — ты почти светишься, как персонаж, которого современный художник выделяет на фоне, чтоб не потерялся.
— Скоро стемнеет.
Ты вздрагиваешь от звука моего голоса. Это приятно. У тебя длинные ресницы и губы в маленьких трещинах.
— Ты..?
Не понимаешь. Я улыбаюсь. Неожиданно накатывает желание укусить тебя. Перевожу взгляд на твои кисти рук — тонкие, на лицо — и вижу, что тебе страшно. Думаю: «Мне очень нравится твой новый парфюм».
— Твой шарф, — вспоминаю вдруг, — забери себе.
Распутываю ткань на шее — мне даже немного жаль с ним расставаться.
— Да, конечно, — ты смущен и, кажется, разбит, и движения твои резкие какие-то, угловатые.
Отдаю. Смотрю прямо в глаза. Ты замираешь на пару секунд.
— Прости.
Пожимаю плечами в ответ. Ты делаешь глубокий вдох и, немного помедлив:
— Прощай
. Уходишь. Смотрю на то, как кроссовки — я их подарил тебе на последний наш Новый Год — оставляют следы на земле.
Когда-то вечно скучающий мальчик с длинными волосами привлек моё внимание: он был один. Я тоже.
У него была красивая улыбка, проводные наушники и зелёные глаза — я любил зелёное. Иногда на него падали солнечные лучи, проходившие сквозь стёкла окон, и это было очень красиво: у него бледная-бледная кожа.
Когда он щурился, он был похож на кота, когда перебирал струны — на Аполлона из древнегреческих мифов; он ненавидел историю древнего мира и ни разу при мне не пел.
У него была коллекция фотокарточек — на них всегда были запечатлены только люди.
Он не гладил футболки, не разогревал остывшую пиццу и не любил фильмы ужасов. С ним было легко и комфортно. Мы провели вместе больше дней, чем я могу сосчитать: никогда не считал дальше двухста пятидесяти восьми.
Осень, время лёгких пальто. Мы прогуляли учёбу. Я шучу о чём-то глупом и пошлом, и ты смеешься.
— Кажется, я люблю тебя уже очень давно.
Выпаливаешь на одном дыхании. Время замедляется, и мир весь сводится к тебе одному как будто. Молчу: всё как-то странно, но ожидаемо.
Тебе, кажется, больно. Добавляешь тихо-тихо, молитвой:
— Это мерзко.
Я срываюсь с места.