Жилин привычным движением расстёгивает серебряную цепочку и кладёт её на кухонный стол. Накрывает салфеткой и закрывает дверь.
Он уже ждёт его. По обыкновению перемазанный грязью, будто гуталином, в старой, местами рваной одежде. Глаза Игоря — два уголька в полумраке комнаты — смотрят не мигая.
Жилин не боится его. Они знакомы очень давно, между ними практически нет тайн — Жилин мягко улыбается одним лишь взглядом и берёт трясущиеся руки Игоря в свои.
Зверь в нём ещё бушует, грозясь вырваться наружу, но Игорь молчит, не двигается с места и следит за тем, как Жилин подносит его чёрные ладони к своему лицу и целует пальцы. Игорь тяжело выдыхает сквозь зубы и яростно дёргает головой.
Жилин знает — у него нет защиты, он совершенно нагой, безоружный без тонкой цепочки с крестиком. Его действия аккуратны, но уверены — Жилин слишком устал ждать.
Он снимает яркую каску с головы Игоря и ласково касается губами его влажного лба. Руки Игоря цепляются за мягкую домашнюю рубашку Жилина, готовые в любой момент растерзать её когтями — шипами, ветками. Бешеный стук его сердца заглушает тиканье часов.
В прошлой жизни Игорь точно так же приходил к Жилину домой, а иногда в отделение, чтобы угостить свежей ватрушкой и украсть неловкий поцелуй, прикрываясь газетой. Помнит ли Игорь об этом?
Игорь заполошно дышит — он на удивление кроткий, почти послушный, словно чувствует присутствие другой силы, бьющей Жилина в спину со стороны кухни. Он готов поклясться, что Игорь видит свечение серебряного креста сквозь закрытую дверь.
Жилину приходится приложить небольшое усилие, чтобы заставить Игоря сдвинуться с места. Ванная примыкает к кухне — Игорь упрямится, выпрямляясь во весь рост, худой и измождённый, и держится за косяк, оставляя на белой краске и обоях чёрные следы и полосы от ногтей. Он скрипит зубами, но прикосновение горячей ладони к пояснице успокаивает его — по крайней мере Жилину хочется в это верить, — и Игорь наконец делает шаг в крошечную комнатку.
Он сам опускается в ванну, полную горячей воды, неуклюже обнимая костлявые ноги, и склоняет голову. Жилин медленно закатывает рукава и встаёт на колени, чтобы было удобнее черпать кипяток. Смывая со спины Игоря грязь, Жилин ведёт мочалкой по позвоночнику, пересчитывая кости, — если бы не рычание, он мог бы услышать их перезвон.
Чуть позже, когда ванна окончательно становится чёрной, а вода — мутной, болотной, Жилину приходится взять Игоря на руки — избавляясь от темноты, тонкими ручейками въевшейся в бледную кожу, он слабеет и окончательно теряет связь с другим миром.
У Жилина нет кровати, но зато есть продавленный диван, вторая подушка и одеяло, в которое кутается Игорь. Он не спит, и от него исходит тепло. Запах тины сменился запахом луговых цветов.
Жилин понимает, что Игорь снова забудет, как он проходил через этот ритуал — он забывает каждый раз, стоит ему вернуться в лес. Корни древних деревьев хватают его за ноги и тянут так глубоко, до самого ада, что выбирается Игорь оттуда закоптившийся и помешанный.
Но сейчас он здесь. Его Игорь здесь.
Жилин обхватывает его лицо ладонями и целует в губы — как раньше.
Крестик, пульсирующий ярким светом на кухонном столе под салфеткой, гаснет и утихает.
Жилину ничего не грозит. Тьма отступила.