Людвиг выгрузил пьяного Ивана из машины и повел к подъезду. Жил Брагинский в старой, серой хрущёвке, на стенах которой были недограффити, матерные слова и признания в любви некой Маше. Шульц недовольно цокнул и перехватил юношу, который понемногу начинал сползать, параллельно с этим пьяно что-то бормоча.

 — Где ключи? — Немного раздраженно спросил немец и поставил Ваню на ноги, прислонив к стене подъезда. Брагинский еще несколько секунд смотрел на него затуманенным взглядом аметистовых глаз, а после начал хлопать по карманам. 

— Где-то тут… — Спустя несколько минут «поисков» Иван озадаченно посмотрел на босса. — Нету…      

 Шульц шумно втянул воздух, одной рукой прижал сопротивляющегося русского к стене, а второй залез в его карманы. Это было привычно для него, ведь Гилберт довольно часто мог напиться до беспамятства, а после просить младшего братишку, чтобы тот довез его до дома. Альбинос вообще вел чрезвычайно разгульную жизнь, что совершенно не нравилось Людвигу и о чем тот не уставал напоминать. 

У Ивана ключи так же нашлись в правом заднем кармане, но почему-то «обыскивать» Брагинского было более неловко. Немец взял ключи и открыл дверь подъезда, после чего затащил туда юношу. 

— Какой этаж? Квартира какая? — Четко спросил Шульц, убирая спавшую на ванины глаза челку. Брагинский что-то невнятно промычал, но после соизволил ответить. 

— Пя… Пятый этаж… Тридцатая ква… ртира… — Тихо сказал Иван и попытался убрать руку Людвига со своей талии, — П… Пусти! 

Брагинский отшатнулся и гордо произнеся: «Я сам!», поковылял по лестнице. Лифта в доме не было. Шульц раздраженно сжал губы и едва успел поймать юношу, когда он начал падать с предпоследней ступеньки. Людвиг вновь приобнял его и потащил буквально на себе, проклиная тех людей, которые не сделали здесь лифт. И алкоголь. И немного брата. Гилберт-то, вероятно, уже дома и вызванивает очередную девочку-дурочку, которая считает, что он «тот самый».       

Ваня же как-то тоскливо молчал и больше не пытался ничего предпринять. Шульц привык к тому, что брат, когда пьян, начинает рассказывать похабные шутки, истории из жизни и просто говорить о том, какой у него хороший брат. Брагинский же был мрачным и задумчивым. Полная противоположность трезвому.       

Спустя долгие пятнадцать минут мужчины все же оказались на пятом этаже в квартире под номером тридцать. Людвиг, придерживая Ивана, принялся снимать с него обувь, а после и куртку. После этого немец стал стягивать обувь с себя, на что Брагинский запротестовал.

 — Да не надо-о… Пол грязный, так иди… — И пьяной походкой, собирая по пути все стены и косяки, направился на кухню. Людвиг все же снял дорогие итальянские туфли и пошел за подчиненным, который наливал в воду чайник. — Ты садись-садись… Я пока чай заварю-ю…

Иван включил чайник и потянулся к шкафчику, но у него потемнело в глазах и он вновь начал падать. Шульц поймал его и посадил на стул. Брагинский пытался протестовать, аргументируя, что он должен угостить гостя, но после сурового взгляда спрятал свое русское гостеприимство, включившееся так неожиданно.       

Людвиг окинул взглядом кухню, отмечая, что она очень мрачная и что даже большое количество желтого не спасало, а наоборот производило болезненное впечатление. Было видно, что Брагинский пытался поддерживать здесь хоть какой-то порядок, но уютом в доме так и не веяло. Было здесь очень, очень одиноко. Так одиноко бывало и у самого Шульца, в те моменты, пока не приезжали братья, Лизхен или давняя подруга Аличе, с которой в последнее время они стали слишком мало общаться. Эта активная итальянка всегда пыталась помогать Людвигу по возможности, но обычно только вредила и уже самому немцу приходилось залечивать ее ушибы или накрывать пледом во время неожиданной сиесты.       

Шульц тряхнул головой, отгоняя воспоминания и посмотрел на тихо скулящего Ивана, который запустил руки в волосы, натягивая их и зажмурил глаза, медленно покачиваясь. Немец удивленно его окликнул, но ответа не последовало. 

— Иван? Что с тобой? — Людвиг присел перед юношей и обеспокоенно тронул его за плечо. Брагинский лишь испуганно вздрогнул, распахнул заплаканные красные глаза и невидящим взором посмотрел на босса, все также покачиваясь. 

— Это я виноват… — Прошептал он, — Понимаешь?.. Я!       

Немец немало удивился и, повинуясь какому-то странному порыву, встал и погладил Ваню по пепельным волосам, после чего обнял. Юноша никак не отреагировал и лишь тихо всхлипывал. Людвиг понимал, что с этим нужно что-то решать и поэтому поднял Брагинского на ноги и повел к кровати. Ребенку явно нужно было проспаться.

***

      Маленький пепельноволосый мальчик сидел на подоконнике, грустно смотря в окно, где был самый настоящий ливень и сгущались сумерки. В доме был объявлен «тихий час». С работы пришел уставший папа, которому нужно было отдохнуть, а малютка Наташа наконец задремала. Поэтому мама попросила своих старших детей сидеть тихо и заниматься своими делами. Ольга читала сказку, больше разглядывая картинки, а Ваня обиженно дулся.       

Мама наказала его за то, что он слишком долго и надоедливо умолял папу пойти гулять, несмотря на то, что ему уже отказали. Именно поэтому он не мог сейчас смотреть любимый мультик. Ваня надулся и укутался в плед, прислонившись к холодному стеклу. Оля расстроенно на него посмотрела и спросила, будет ли он пить сок, на что мальчик лишь угрюмо отказал. Девочка лишь пожала плечами и ушла на кухню.       

Ваня еще несколько секунд прислушивался к ее действиям, после чего настороженно спустился с подоконника, бросил плед на кресло и аккуратно побежал в коридор. Будучи на месте, мальчик убедился, что его никто не заметил и принялся поспешно собираться. Быстро натянув красивые, новые ботиночки (где находились резиновые сапоги он не знал), курточку, шапку и намотав длинный шарф, Ваня выбежал из квартиры, тихо прикрыв дверь.       

«Если они не хотят со мной гулять, то я сделаю это сам»

***

Шульц уже несколько часов смотрел глупые передачи по телевизору в чужой квартире, вместо того, чтобы работать у себя в кабинете. Он не знал почему. Просто что-то не давало оставить Ивана одного в этой мрачной квартире, в таком состоянии.       

Ольге немец сказал, что уехал на важную встречу и что его сегодня можно не ждать. Как и брата. По-хорошему бы выгнать этого мальчишку с работы, не входя в его положение, уйти на работу, а после провести брату разъяснительную беседу, что нельзя спаивать детей. И все равно, что этому ребенку девятнадцать и что у него должна быть своя голова на плечах. Иван молодой и поддается чувствам, а Гилберту почти тридцать. Должен же хоть немного понимать, что он делает. А нет, все веселится, как молодой.

Людвигу вскоре надоело смотреть одни и те же серии юмористических передач, которые вечно крутили по этому каналу и поэтому он решил осмотреть квартиру. Немец встал, потянулся и окинул комнату взглядом.       

Зал был довольно обжитым. Как только человек заходил в комнату, то первым делом в глаза бросался большой, но старый, потрепанный жизнью диван. Справа от него стоял такой же стол. При взгляде на него создавалось ощущение, что он старше самого хозяина и, возможно, был притащен с мусорки. За ним стоял маленький табурет. У левой стены стоял большой компьютерный стол, заваленный книгами, тетрадями, всевозможными листочками и ручками, так, что едва выглядывал старенький ноутбук. Около стола находилась и дверь в комнату Ивана.       

Напротив дивана стояла стенка из темного дерева, состоящая из двух шкафчиков, один из которых был со стеклянной дверкой; все оставшееся место занимали всевозможные полочки с книгами и ящички. В специально отведенном месте находился и телевизор. Пол был самым обычным и поэтому на нем лежал темно-коричневый ковер с коротким ворсом. А освещала это все одинокая лампа.      

 Людвиг посмотрел на наручные часы и понял, что стоит разбудить Ивана, дать ему таблетку от головной боли и поехать к себе. Немец открыл дверь в соседнюю комнату и зашел. Спальня Брагинского была обставлена куда хуже. Шкафов в ней не было, с первого взгляда, но потом становилось понятно, что они просто были встроенными. В углу стояла кровать, которая явно была слишком мала для высокого Ивана, ведь его ноги все время свешивались. В противоположном углу на маленьком черном столике стоял старый большой телевизор, который даже не был включен в розетку. На большом подоконнике стояло несколько цветов в горшке и фоторамки.       

Тихо подойдя к ним, Людвиг начал рассматривать их. На фотографиях была запечатлена семья Брагинских. На одной — Иван, обнимающий своих сестер, который точно также обнимали его и улыбались. На другой — красивая молодая женщина, с ребенком на руках. Рядом стоял высокий мужчина около которого было еще двое детей. На двух других фотографиях были изображены родители по одиночке, радостно сверкая улыбками. И это бы вызвало улыбку в ответ, если бы не черная лента, перетянутая в правом углу у каждого из них.      

 Шульц нахмурился, несколько раз моргнул, пытаясь осознать, но ленты никуда не делись и начали нагнетать лишь большую печаль. Немец перевел взгляд на спящего Ивана и вздохнул.       

«Так вот, что он имел в виду»      

 Людвиг подошел к кровати и несколько раз толкнул Брагинского, после чего он приоткрыл глаза и непонимающе посмотрел на стоящего перед собой немца. Иван сел, все также смотря на немца и схватился за голову. 

— Больно, да? Пить меньше в рабочее время надо. — Твердо произнес Шульц, сверху смотря на подчиненного. Иван надулся и неловко отвел взгляд. И впрямь, о чем он думал вообще, когда шел пить? И кто его вообще потащил? Стоп. И правда, кто? И как он тут оказался?

 — А… 

— Тебя Гилберт позвал в бар, брат мой. А сюда, как видишь, тебя привез я. И ты все еще считаешь, что ты можешь у меня работать? Не стыдно, сестру так подставлять?       

Стыдно. Очень стыдно. Но Ваня этого не скажет. Брагинский встал, злобно поджав губы и сверкая глазами из-под челки. Юноша бросил мимолетный взгляд на фотографии, что не укрылось от немца, и приглашающе махнул рукой, после чего последовал на кухню. Шульц пошел за ним, не понимая, почему опять еще не ушел. Что-то с появлением Ивана в его жизни Людвиг все чаще перестал все понимать. А ведь прошло всего два дня. Что же дальше?      

 «Дальше?» — Немец удивился собственным мыслям. Он же собирался уволить мальчишку после подобного, но, видимо, не сможет. Иван вновь поставил чайник и открыл холодильник после чего вытащил оттуда полупустую банку рассола и принялся его жадно пить.

 — Не думал таблетку выпить?

 — У меня нет таких таблеток, — произнес юноша после того, как поставил банку на место, — Я это… Извиниться хочу… Просто… Я подумал, что работы уже не будет, а Гил умеет убеждать…

 — «Гил»? Вы настолько сблизились? — Усмехнулся Людвиг, сложив руки на груди и сев на стул. Брагинский слегка смутился и кивнул. 

— Ты в курсе, что он старше тебя… Насколько? На десять лет, да? 

— Да… — Виновато произнес юноша и потупил взгляд. Шульц покачал головой и вздохнул. Ну вот и что с этим ребенком делать? 

— Уволить бы тебя, да Ольге все рассказать. — Брагинский испуганно поднял на него взгляд и запротестовал, умоляя не делать этого. Людвиг успокаивающе поднял руку, заставляя Ваню замолкнуть.

 — Но так уж и быть, на первый раз прощу и поговорю на эту тему с Гилбертом. Однако, чтобы больше такого не было. Verstanden?— Юноша активно закивал и ринулся наливать гостю чая. Так, в полной тишине, они из вежливости выпили по кружке и немец все-таки смог уехать домой.       

Брагинский закрыл за боссом дверь и вздохнул. Это было очень неловко. Людвиг столько времени проторчал у него дома, видел все это, видел родителей. Почему-то при этой мысли на душе стало еще более печально. В соседней комнате дважды запиликал телефон, оповещая о новых сообщениях, а потому Иван поспешил туда.      

 Первое было с незнакомого номера: 

«Хэй, цыпа, это Гил. Мне только что позвонил злобный Людвиг и обещал свернуть голову за спаивание малолетних. Я обещал покаяться, но все же хочу, чтобы ты сходил со мной на выходных в бар. Че думаешь?»

 У Вани был только один вопрос, откуда у немца его номер. Он же вроде его не давал… Однако несмотря на это, пальцы уже сами собой набирали согласный ответ с одной шуткой, в которой можно было разглядеть легкий флирт.       

Увидев от кого второе сообщение, кончики пальцев Брагинского похолодели. 

Франц <3 

Привет, дорогой. Я в городе. Не хочешь встретиться?