Примечание
Что-то не так, но что?
Оцелот вертит в руках револьверный патрон и, поймав чужой взгляд, привычным движением прячет его под рубашку. Новобранец — Плачущий Койот — отворачивается, будто бы не его только что застали за подглядыванием, и продолжает патрулирование платформы. Оцелот сдерживает ухмылку.
Всё-таки у Джона было чутье на людей. Койота он отправил в отряд разведки, хотя Миллер настаивал распределить новобранца в боевое подразделение. Но Джон...
Патрон соприкасается с кожей неожиданно раскаленным металлом, и Оцелот — нет, Адам — Адам хватается за грудь, находит твердый цилиндрик под тканью рубашки и сжимает пальцами.
Что-то не так. Но что?
В ушах чуть звенит. Он будто снова оказался в конце лета 1964 года, будто бы снова замер на краю самолёта, за штурвалом которого Ева пытается не обращать внимания на их с Джоном брачные игры — именно так она назовет их драку семь лет спустя, когда Патриоты в первый и последний раз соберутся в особняке Зеро в полном составе. Он словно бы вновь замер перед прыжком в ледяную воду, перед прыжком в щемящее никуда — прочь от Джона.
Джона. Джона, Джона, Джона...
Над платформой с криком проносится чайка, и Оцелот приходит в себя. Кожа перчаток скрипит, когда он ослабляет хватку, а на рубашке остаются складки. В ушах всё ещё шумит, но теперь в этом звуке отчётливо слышится плеск не крови, а волн — за столько месяцев на платформе посреди Индийского океана Оцелот привык почти не замечать его.
Зато привык различать в нём звук лопастей вертолёта.
Пекод кругами снижается над вертолетной площадкой. Со своего наблюдательного поста Оцелот видит Венома — тот спрыгивает на землю, даёт отмашку пилоту, кивает вытянувшимся в струнку патрульным. Молча, как всегда. После комы Снейк вообще стал молчаливым.
Пройдя пару шагов, он поднимает голову и складывает ладонь козырьком против солнца. Оцелот со своего наблюдательного поста приветственно поднимает руку, мимоходом отмечает, что Веном выглядит уставшим после двухдневной вылазки, и наконец-то понимает.
Веном. Не Джон.
В ушах снова звенит, и Оцелот — нет, Адам — Адам цепляется в ограждение. На мгновение прикрывает глаза.
Патрон жжёт кожу, веки жжёт горячее сейшельское солнце, мозг жжёт отпечатавшийся в памяти Горящий Человек, из-за которого Адам целых семь минут верил, что опоздал.
Следующим утром, едва рассветает, он нащупывает на груди цепочку и долго – минуту или две – смотрит в потолок. Он помнит, что на этой цепочке было что-то. Какой-то кулон? Жетоны? Крест?
Мысль не даёт поймать себя за хвост, вертится поблизости и, в конце концов, растворяется вместе с утренним туманом.
Оцелот выходит на палубу, точно зная: что-то не так. Но что?