— Я ничего не понимаю, — умирающим голосом тянет Ямагучи, медузой растёкшись по столу, — Я такой тупо-о-о-ой.
— Не переживай, я тебя и таким люблю, — лыбится Тсукишима с кровати, не удосужившись даже оторваться от ноутбука с недоделанной презентацией.
— Это. Какая-то. Ди-и-и-чь, — со всем возможным возмущением хнычет Тадаши.
— Это всего лишь интеграл.
Ямагучи смотрит на него с непередаваемым выражением лица, в котором смешалось и возмущение, и обида, и скептическое «ты, блять, серьёзно сейчас?» («мой сынок» — с гордостью шепчет внутренняя школьница Кея, падая в обморок от переполняющего обожания), и страдание, и чего только нет. Однако вот первые четыре пункта сейчас самые яркие и юноша даже отрывается от очень интересного текста повествующего о развале Чехословакии только что бы увидеть это и вызвать ещё больше эмоций своим невероятно довольным лицом.
— Твоё «всего лишь» сейчас доведёт меня до слёз и спать я пойду к себе домой! — мстительно запуская линейку в чужой лоб, драматично заявляет Тадаши. От канцелярии благополучно уворачиваются.
— О Боже, нет, — Тсукишима очень дерьмово изображает испуг, но он старается, между прочим, — Только не это!
— Без тебя!
Кей со всем своим отсутствующим талантом актёрского мастерства хватается за сердце. За это в плечо прилетает ручка.
— И на следующее свидание притащу Хинату с Кагеямой.
— Ты не посмеешь, — уже более серьёзно говорит Кей.
— Им давно пора разобраться в своих отношениях, — пожимает плечами Тадаши с невинной улыбкой.
Внутренняя школьница пищит от восторга, напоминая, что это Кей виновник такого возмутительного поведения этого ангелочка, который уже вполне себе дьяволёнок.
— Ты не посмеешь, — неверующе повторяет он.
Ямагучи легко отталкивается ногами и катится на кресле с его, Кея, улыбкой, с которой он говорил ему не переживать. Когда он успел столько перенять?
— Ещё как посмею, — обещает Ямагучи и примирительно чмокает его в нос.
— Мальчики, — именно на этом моменте прерывает их Тсукишима-сан, без стука заглядывая в комнату, — Ужин.
— Мама, стучаться не учили?! — недовольно ворчит Кей, отталкивая от себя нахала.
— Ой, да что вам от меня скрывать, — машет она рукой, закатывая глаза в знакомом движении, и беспардонно утверждает:
— Поцелуями своими вы меня никак не испугаете.
И пока Ямагучи закрывает лицо ладонями, а дорогой сынок хватает ртом воздух как рыба, женщина их добивает:
— И вы не такие дураки, чтобы в доме полном родни… кгм. Ужин, — напоминает родительница и спешит удалиться, пока никто не отошёл от шока.
— Мама! — красный, как варёный рак, кричит Кей в дверь. Не до конца закрытую, кстати, дверь. Вопиющее поведение!
— Напомни мне, зачем мы рассказали, — ноет Тадаши, в ладони.
— Она сама узнала и потребовала подробностей, — напомнил ему юноша, — А потом и твоей рассказала.
В ответ доносится лишь жалобный скулёж, приглушённый руками. Ну да, эти разговоры, несмотря на благополучный исход, не из тех которые вспоминаешь без стыда. Ямагучи-сан отреагировала спокойно на такой каминг-аут, но потом долго обоих отчитывала за недоверие и скрывание такой важной информации. Ещё и лекция о половой жизни от отца Кея…
Если бы на воспоминания можно было вешать ярлыки, то Тсукишима Кей повесил бы на них огромную неоновую табличку «Не вспоминать. Не повторять». Его парень (он в экстазе от этого словосочетания), кстати, тоже.
К столу они спускаются только через три минуты, когда родительница на весь дом кричит «ужин», а на третий раз, через минуту, она бы явилась по их души с угрожающего вида поварёшкой. Ямагучи знает. Ямагучи проверял.
На ужин их ждёт… Нечто, плавающее в чём-то буром.
— Это что? — спрашивает Тсуки, зачерпывая ложкой жижу, — Точнее кто?
— Это русская кухня, бестолочь, — несильно ударив лопаткой сыну по лбу, поясняет женщина, — Самое знаменитое блюдо — борщ. Знаешь, как сложно было найти ингредиенты?
Кей смотрит на отца, который воплощает живое смирение с судьбой. Смотрит на Акитеру, возносящего молитвы за упокой. Переглядывается с Ямагучи. У того в глазах ужас и большими иероглифами бежит строка «Я умру. Я точно умру». Не отошёл ещё, видимо, от скандинавской кухни, после которой узнал все прелести промывания желудка.
Почему экспериментами в кулинарии увлеклась мать, а душу отдавать будут остальные? Не то чтобы она плохо готовила.… Но хорошо сказать тоже нельзя. Только вот говорить ей это смертельно опасно. Даже смертельнее её стряпни.
Первым на тот свет решает отправиться отец. Зачерпывает полную ложку супа, медленно несёт её ко рту под испытующими взглядами, не спеша жуёт не-человеческие-останки (Кей искренне на это надеется) и, в конце концов, его кадык дёргается. Цвет лица у него, к облегчению, не зеленеет, не бледнеет.
— Ну как? — заискивающе спрашивает супруга.
— Необычно, но нормально, — делится впечатлениями мужчина и только после его слов все решаются перейти к еде.
Борщ оказывается лучше скандинавской кухни, несмотря на слишком необычный для среднестатистических японцев вкус.
— Завтра ночуем у меня, — говорит Тадаши, уткнувшись лицом в ладонь и пытающегося переварить знаменитый суп в исполнении Тсукишимы-сан.
Кей глухо угукает. Еда Ямагучи-сан намного больше ему по вкусу своей сытностью и простотой.
— Слушайте, а может поставить Ямагучи вторую кровать. А, Кей? — серьёзно предлагает женщина, загрузив посудомойку.
— Что? — синхронно спрашивают подростки.
— Не ну, а что, — подключается Акитеру, и обращается к Ямагучи в частности:
— Ты всё равно у нас ночуешь чуть ли не через день.
Тадаши заливается краской.
— Что? — повторяет он вопрос.
— И правда, — тянет глава семейства, — Чего ему уже на полу ютиться.
— Не на полу, — тихо возражает Кей.
— Ещё лучше. На твоей одноместной кроватке? — упирает руки в бока женщина, — Не, я понимаю, гормоны и всё такое…
У Ямагучи красные даже запястья.
— Но не легче попросить у нас купить хотя бы двухместную?
Акитеру пытается скрыть смех, отец маскирует (неудачно) смех кашлем, Кей хочет провалиться сквозь землю. Даже Хината бывает не настолько прямым и бесстыдным как иногда его матушка.
— Маааам!
— Что мааам? — передразнивает Тсукишима-сан, — Так и проблемы с позвоночником недолго заработать! Любовь любовью, а…
— ПОКА! — кричит Кей, сбегая из-за стола и утаскивая за собой несчастного Тадаши.
Вслед слышится «мы это ещё обсудим, молодой человек!» и Ямагучи истерически смеётся, стоит им только оказаться в комнате.
Вечером Тсукишима-сан насильственным образом перегоняет сыновей, как она выразилась, на кровать в гостевой комнате и реально заводит обещанный разговор, будь он неладен. К полуночи Кей проклял свой длинный язык уже тысячу раз. Вот почему, почему, почему он решил, что вставить свои пять копеек, будет прекрасным решением? Где подавать заявление о слишком жестокой в моральном плане заботе о детях?
На следующий день точно такой же разговор заводит и Ямагучи-сан, после, — вы только подумайте, — её встречи с матерью Тсукишимы. Чёртовы подружки.
Через три дня в комнате Кея появляется новая двухместная кровать, а в комнате Ямагучи просто вторая кровать. Его матушка, слава святым угодникам, не настолько бесстыдно-свободных взглядов.