Нонна тонула в душном мареве с запахом железа, не помня ничего, кроме своего имени. За него она цеплялась изо всех сил. Не забыть своё имя — очень важно, это должно помочь вырваться отсюда. Впрочем, где она находилась, девушка не понимала, но ей становилось невыносимо страшно по мере того, как крепло осознание себя. Ведь вместе с тем, она начала различать доносившиеся с разных сторон звуки: влажное шлёпанье падающих вязких капель, скрежет металла и треск костей, а ещё чьё-то тяжёлое дыхание вперемешку со стонами. Нечеловеческими, жуткими… будто кто-то изнывал от безумного голода, но давно утратил дар речи.
— Раз кадавр, два кадавр…
От хриплого с дребезжанием голоса по телу бежали мурашки.
Тело. У неё всё ещё есть тело.
Холод, который она ощутила всей своей кожей, показался необычайно восхитительным. В душе Нонны всколыхнулась смутная радость, заставившая позабыть на миг об окружающих звуках. Осмысление поначалу вообще происходило мучительно долго, лишь через неопределённый промежуток времени стало чуть-чуть легче дышать, и вернулась способность двигаться.
— Раз кадавр, два кадавр…
Скрипучий голос, повторявший одно и то же, пугал как ничто и никогда. Будто был воплощением таящихся в ночи кошмаров или частью абсолютного зла. Хотелось спрятаться, забиться в угол, чтобы его обладатель не нашёл.
Как оказалось, прятаться было поздно с самого начала. Едва Нонна открыла глаза, как встретилась с хищным взглядом жёлтых глаз. На выпуклом лбу человекоподобного существа, из-под болезненно-жёлтой кожи, словно что-то пробивалось, норовя разорвать тонкую преграду. И без того узкие губы чёрного цвета, растянулись в зловещей ухмылке, демонстрирующей треугольные острия зубов.
Нонна не закричала. Не потому что онемела от страха — она вдруг поняла, что вообще не может издать ни единого звука. Это чудовище что-то сотворило с ней, пока девушка валялась в отключке.
— Хватит лежать, не то займёшь его место, — проскрипел урод, бросив в сторону Нонны какую-то грязную тряпку. — Одевайся!
Только сейчас до неё дошло, что она лежит на холодном каменном полу, какого-то тёмного и грязного от копоти помещения. Происходящее сильно смахивало на дурной сон, однако все ощущения были реальны. Наверное, её похитил безумец. Ведь только безумный станет уродовать себя до такой степени.
Не самое утешающее объяснение и не самое правдивое. В то время, пока мозг силился выдавать логические построения, что-то на грани предчувствий твердило, что это место далеко от привычного мира. И, судя по всему, ближе к аду.
Руки дрожали, но Нонна всё-таки смогла натянуть на себя балахон, который вначале и был принят за тряпку. Край подола не достигал колен, только выбирать не приходилось. Ещё предстояло бежать, пока действительно не пришлось занять чьё-то место.
Но едва покинув комнату, девушка оцепенела на месте. В следующем помещении напрочь отсутствовала крыша, и источником света служило светло-пасмурное равнодушное небо. Особенно хорошо освещался небольшой каменный постамент со столбом посередине, к которому был прикован обнажённый человек. Точнее, то, что от него осталось. Желтоглазое существо как раз занималось тем, что обрезало куски плоти с несчастного, сшивая тело по своему разумению. Сложно поверить, что в таком состоянии ещё можно оставаться в живых, но, тем не менее, человек раскрывал рот и безумно вращал глазами. Говорить он не мог, но Нонне померещилось, будто он молит о помощи.
От утопающей в густой тени дальней стены исходили те стоны, уже слышимые девушкой на грани пробуждения. Кажется, там стояли большие клетки, в которых кто-то нетерпеливо царапал пол и иногда ударялся о прутья.
— Разлей, — приказал желтоглазый, ткнув носком старой туфли металлический таз, куда стекала кровь.
Нонна не пошевелилась. Смысл приказа был ей непонятен. Да и всем её вниманием владел палач, истязающий свою жертву. Он так походил на человека, мужчину без определённого возраста. Но помимо уродливой внешности и жестоких действий, в его чертах отражалось нечто зловещее, остающееся за пределом обычного восприятия.
Неожиданно он резко развернулся, оскалив острые зубы, и схватил девушку за шкирку. Крепкие ногти вонзились в кожу сквозь ткань ветхого одеяния. Нонна почти не почувствовала боли от царапин — всё тело сделалось точно ватным, когда её швырнули через полкомнаты прямо к клеткам. Что-то с той стороны тут же обрушилось на решётки и зарычало. В нос ударило тяжёлым тошнотворным смрадом. Заслезились глаза, и стало ещё сложней разобрать, кто или что скрывается внутри.
— Последние восемь рабов тоже были нерасторопными, — хрипло рассмеялся урод. — Не огорчай меня, девочка. Я очень не люблю оставаться без помощников…
В этот миг внизу просунулась бледная, покрытая глубокими царапинами рука с сорванными ногтями и слепо зашарила по полу. Совсем рядом с Нонной. Но убраться подальше ей позволили не сразу: изверг наслаждался беспомощностью девушки и её страхом.
Скульптор или мастер плоти, как назвал он себя, калечил людей, превращая их в нечто иное, словно насмехаясь над человеческой природой и упиваясь бессилием людских богов. И каким-то непостижимым образом несчастные продолжали жить после его манипуляций. Хотя можно ли назвать их существование жизнью?
Нонна никогда не видела их вблизи, но вдоволь насмотрелась на «незаконченные» работы мастера плоти. Неизвестно, где он находил всех этих людей — каждого ожидала одинаковая участь.
Сбежать оказалось не так-то просто: ни одна из комнат, в которых дозволялось бывать Нонне, не вела наружу. Иллюзию того, что мир ещё не замкнут в этой жуткой обители создавало пустое пространство над мастерской. Правда, даже небо здесь было каким-то странным, неправильным. Оно никогда не менялось, словно затянутое тонкими снежными тучами, как никогда не становилось тёмным.
Отсутствие ночи и дня дезориентировало. Наверное, поэтому Нонна не смогла больше спать в привычном понимании этого слова. Она уходила в маленькую комнату, когда становилась ненужной Скульптору и лежала на полу, закрыв глаза и пытаясь вспомнить, кто она и почему попала сюда. И не сказать, что пленница добилась хоть какого-либо успеха, но её надежда не угасла…
Однажды всё получится, сдаваться нельзя.
Нужно пробиться сквозь плотную безмолвную стену, воздвигнутую в её разуме. Там сокрыто нечто важное, ради чего стоит бороться, выцарапывать свободу и биться о стены своей тюрьмы подобно кадавру.
Тут стоило бы посмеяться над сравнением. Созданиям безумного творца хотелось лишь одного — добраться до живой плоти. Именно поэтому они так неистово рвались на волю. Это же являлось одной из причин, по которой мастер предпочитал живых рабов. Благодаря живым определялась пригодность очередной гончей к охоте. Пусть Нонна никого кроме кадавров и самого их создателя не видела, но однажды последний не без гордости поделился, что его «искусство» востребовано.
Его творениям не было равных в преследовании людей.
Скульптор же не человеком не был. Нонна очень быстро сделала вывод, что глядя на него, как на изуродовавшего себя безумца, она занимается самообманом. В нём не было ничего человеческого. Как только девушка признала это, она стала видеть и понимать больше.
Двигался Скульптор порой слишком порывисто и быстро, напоминая змею. Его кожа и глаза слегка светились, а то, что было принято за старый рваный плащ, оказалось полуоборванными крыльями. Вряд ли он сейчас смог бы подняться в воздух, но сам факт их наличия почему-то поражал особенно сильно.
Питался мастер плоти незнакомыми невольнице фруктами и мясом. Даже если оно не являлось человеческим, это не делало монстра с жёлтыми глазами миролюбивей. Нонне он даже приближаться не позволял к своей пище, оставляя девушке подпорченный, в лучшем случае просто чёрствый, хлеб и большую металлическую флягу с водой. Воду из других источников он пить строго-настрого запретил, пригрозив смертью.
Очередная демонстрация силы? Вряд ли.
Тех людей, кому было суждено стать кадаврами, поили другой водой. Нонна слышала, как Скульптор заставлял их насильно. Кто-то подчинялся безропотно, а кто-то не мог сделать и глотка от страха. Только один мужчина особенно отчаянно сопротивлялся, крича о том, что обязательно проснётся.
Его крики до сих пор звучали в ушах:
— Не пей воды нижнего мира! Не вкушай пищи!
Глупый. Нонна пила воду и ела пищу своего мира, но так и не проснулась. Не смогла она вспомнить свою прежнюю жизнь. Будто Скульптор сохранил её человечность не более необходимого, чтобы проверять своих кадавров. Возможно, он выбрал её случайным образом, и тот парень мог оказаться на месте раба.
Обычно Нонна должна была придти, когда требовалось вылить кровь и убрать остатки плоти, отдав всё это существам в клетках. Она старалась не оставаться надолго, чтобы не слышать, как из клеток раздаётся рычание и чавканье. Убегая в отведённую ей комнату, девушка зажимала ладонями уши и начинала свой отсчёт. На триста немёртвые утихомиривались, хотя полностью о своём существовании забыть не давали.
Нонна задержалась лишь единожды, ещё не привыкнув к положенному порядку и опасаясь разозлить Скульптора. Подводя итог своей работе, тот вонзил в сердце висящего на столбе человека тонкий как шип клинок. Иссечённое швами тело дрогнуло в последний раз и обмякло.
Короткий хриплый приказ заставил девушку вздрогнуть:
— Убирайся!
Она попятилась, едва не споткнувшись по пути, но успела увидеть, как Скульптор надрезал себе ладонь. В том, что произойдёт дальше, сомнений не возникало. Важным ингредиентом при создании кадавров служила часть самого творца.
Невольница старалась не думать о том, как могла измениться сама, попробовав его крови. Только в моменты затишья, пока мастерская пустовала, Нонну преследовала одна и та же навязчивая мысль. Звучала она почему-то голосом того парня, который надеялся проснуться.
— Испей его крови и станешь сильнее. Он потеряет власть над тобой, — нашёптывал он, иногда спрашивая: — Ты ведь помнишь ангела, Нонна?
Никаких ангелов она, конечно, не помнила. Да и откуда им здесь взяться? Поэтому шёпот воспринимался, как начало помешательства. Теряя надежду, она не могла рассчитывать не что-то иное.
Всё изменилось в один из тех моментов, когда Нонна закончила свою часть работы и удалилась в комнату. Отсчёт едва перевалил за сотню, как вдруг стены здания сотряс мощный удар.
На голову испуганной девушке посыпалась пыль и какой-то мелкий мусор. Не растерявшись, она метнулась к дверному проёму, тихо там замирая. Идти дальше пока опасней, чем оставаться на месте — судя по звукам, в мастерской бушевал разъярённый исполин. Также слышались злые каркающие вскрики Скульптора, но выглянуть, чтобы разобрать в происходящем оказалось задачей не из лёгких, поскольку один из стеллажей для инструментов обрушился и загородил проход. Оставалось лишь ждать.
В тот миг Нонна не думала о побеге. Она просто очень сильно надеялась, что её не погребёт под завалом и не прикончит неведомый враг мастера плоти. Кого последний мог так прогневать, её тоже не волновало, хотя сам факт нисколько не удивлял. Это должно было случиться рано или поздно. Как безумие или смерть.
Тонкие, исхудавшие пальцы коснулись покрытого пылью лица, и дрогнули у разъехавшихся в улыбке губ. Изнутри что-то рванулось, острой иглой, насквозь, прошивая прошлую, недосягаемую Нонну, и ту, которой она становилась сейчас. Спрятанная за тяжёлыми щитами боль вспыхнула с новой силой.
Она вспомнила о том кошмаре, с которым вряд ли сравнится служение Скульптору. Ничто не сравнится. Поэтому Нонна была готова последовать за дочерью куда угодно. Ей казалось, раздиравшая душу боль настолько сильна, что способна повернуть вспять время и изменить мир.
В каком-то смысле это оказалось правдой. По мирозданию прокатилась волна, перенаправившая потоки бытия по другим линиям вероятности. Здоровые ветви стремительно гибли, осыпаясь в прах, и случившееся переставало существовать, уступая место тому, чего, быть может, никогда бы и не случилось.
Однако для самой Нонны изменения обернулись новой катастрофой. Она не вписалась в новый мир, а точнее, ей не позволили этого сделать. Девушка обнаружила, что находится посреди ночной улицы, но всё вокруг выглядит слишком странно. Мерцающая дорога, прозрачные фонари и дома… если попытаться дотронуться, можно увидеть, как пальцы проходят насквозь. Какой-то случайный прохожий, тоже прозрачный, даже не оглянулся на окрик.
— Ты не должна тут быть, — спокойный голос принадлежал черноволосому парню, откуда ни возьмись появившегося позади Нонны.
Обернувшись, она встретилась с тяжёлым взглядом тёмно-карих немигающих глаз. В отличие от девушки, этот человек являлся частью остального мира и спокойно опирался о стену ближайшего дома.
— Ты видишь меня?
— И теперь знаю, что ты существуешь, — ответил незнакомец после кивка. — Демонам здесь не место.
Он коротко махнул рукой и девушка, не успев возразить, упала навзничь. Во всяком случае, так ей показалось. На самом деле, таким небрежным жестом её просто выдворили из родного мира.
Потом была темнота, сменившаяся пробуждением в обители Скульптора.
Кстати, с кем бы он ни дрался, похоже, всё уже закончилось. Со стороны мастерской раздавались ставшие привычными стоны кадавров. Нонна бесстрашно проползла под рухнувшей полкой и увидела то, что одновременно волновало и радовало её. Стена дома оказалась разрушенной, словно сквозь неё ломился великан. Правда, путь на свободу выглядел, как безрадостный пустынный пейзаж.
Выбирать не приходилось. Девушка поспешила к образовавшемуся проходу, когда вдруг услышала ненавистный голос:
— Стой!
Помня с какой скоростью может двигаться мастер плоти, она похолодела. Ему ничего не стоило догнать её.
Медленно повернувшись Нонна с трудом различила зовущего в груде обломков под столбом. Сейчас он походил на паука, которого хорошенько помял в ладошках неразумный ребёнок. Руки и ноги Скульптора были вывернуты и прижаты к телу, голова с единственным уцелевшим глазом наклонена вбок.
— Помоги же, чего стоишь?! — прохрипел он и конвульсивно дёрнулся.
Нонна улыбнулась, подходя ближе и рассматривая блестящую чёрную кровь. Интересно, какова она на вкус?
Мастер плоти не заподозрил подвоха, он действительно ждал, что беспрекословная рабыня его вытащит. О вернувшихся к ней воспоминаниях он тоже не догадывался.
— Давай же…
Но она склонилась совершенно не за тем, чтобы помочь чудовищу. Её манила открытая рана на его плече, а разум затмевал дурманящий запах. И становилось совершенно неважным то, что случится потом.