Можно она останется?

Снимать квартиру на Площади Гримо в магловскй части оказалось значительно дешевле, чем среди магических апартаментов. Удобно, потому что и магическая, и магловская инфраструктура оказались рядом. Это было важно, ибо Рону пришлось тесно познакомиться с магловской жизнью после женитьбы. 

Он никогда не был таким фанатом магловской жизни, как отец, но и, разумеется ничего против не имел. Это было весело, чаще всего. И радовало Гермиону. Не смотря на весь свой ум и прилагающееся к нему остроумие, она была на удивление неуверенной в себе девушкой в некоторых аспектах. 

Например, она всегда считала, что она недостаточно «забавная» для своего мужа. Говорила, что основа счастливых отношений, в том числе, умение посмеяться вместе, развеселить партнера. И была уверена, что ей не хватает чувства юмора, чтобы веселить его, Рона. 

Ему оставалось только надеяться, что его неизменный ответ хоть немного утешал ее беспокойства. Он простодушно и немного недоуменно говорил, что еще лет с четырнадцати считал, что это его задача — веселить ее, но никак не наоборот. Его семейная философия базировалась на мнении, что в счастливой семье люди должны дополнять друг друга, вот и весь секрет. 

Гермиона соглашалась, но потом, думая, что он не видит, расстроено закусывала губу и отводила взгляд в сторону. И если уж ему и не удалось (только пока!), убедить ее в том, что ему нравится ее тихий и строгий юмор, ему удалось убедить ее в том, что ее истории о маглах его забавляют. 

Взять их одержимость роботами, компьютерами и космосом. Это было и смешно, и немного страшно. Рон обожал фильм «Чужой» (считая, что Рипли немного похожа на Гермиону, что буквально заставило его жену хохотать), увлекся футболом, разобравшись в правилах игры, и терпеть не мог телефоны — считал их примитивной погоней за магическими достижениями. Но именно наблюдение за магловской изобретательностью вдохновило его настолько, что он стал не просто помогать в магазине Фреда и Джорджа со счетами, работами грузчика и прочим менеджментом, но и активно работать с братом в изобретениях. 

Благо, у него была жена, способная за секунду устранить и синяки, и волдыри и не смывающиеся чернила, оставшиеся после экспериментов на себе. 

Рон водил палочкой над раковиной, лениво наблюдая за мытьем тарелки. Щелкнула входная дверь, заставив его обернуться с улыбкой. Гермиона сегодня была в гостях у Парвати, помогая им разобрать комнату, которую бывшая однокурсница собиралась переделать в детскую. Не то чтобы девушек связывали потрясающе близкие чувства, но Парвати была первой из всех сражавшихся в последней битве детей, кто теперь носила собственного ребенка. По какой-то причине Гермиону тронул сам символизм этого события, и она приняла приглашение на девичник. 

Хотя, разумеется, Рон смутно догадывался, что какую-то роль здесь сыграло и то, что Парвати осталась без лучшей подруги, которая раньше была девушкой Рона и с которой, опять же из-за Рона, до самой смерти Лаванды, Гермиона так и не успела наладить отношения. 

И теперь его смутные догадки подтвердились. Глаза Гермионы были красными, а лицо неестественно бледным. Но она все же выдавила приветливую улыбку, быстро скинув туфли в прихожей, и кинувшись ему в объятья, даже не сняв легкое пальто. Рон крепко обхватил ее руками, неуверенный, что говорить и в каком именно она настроении. 

Гермиона, всегда верно догадывавшаяся, когда именно ее супруг бродит впотьмах, отстранилась, глядя ему в лицо с грустной улыбкой: 

- Не беспокойся. Я просто расчувствовалась. Нас было шестеро, а Парвати раздавала некоторые памятные вещи, раз уж мы редко видимся. Смотри! 

Она залезла в сумочку, осторожно достав оттуда магическую фотографию в рамке. Рон мгновенно вспомнил и место, и время, и само событие, мучительно покраснев. Паршивое чувство — видеть, как твоя жена грустно улыбается фотографии, на которой ты сам снова и снова удивленно дергаешься, а потом обнимаешь в ответ девушку, счастливо смеющуюся своей шутке и ловкости. 

Другую девушку. 

Парвати с Лавандой в тот солнечный день решили отомстить за все беззлобные Роновы шутки (а он подкалывал их в те редкие моменты, когда не был занят подростковыми, глупыми, неловкими поцелуями с однокурсницей). Парвати пряталась, готовая запечатлеть магический снимок, а Лаванда, подкараулив его одного, буквально напрыгнула сзади, заставив Рона подпрыгнуть. В его характере больше было бы рассердиться или надуться (у Лаванды вообще было дурацкое представление о юморе и шутках, но да что поделать?), но в тот конкретный момент он был в прекрасном настроении и просто рассмеялся в ответ, когда она, неловко спрыгнув с его спины оступилась, и упала бы, если бы не он. Это был один из хороших моментов между ними, как просто между людьми, да и как между... ну, она выжала все, что могла из того момента, когда прижалась к его телу в его руках. Он думал, что у него голова лопнет, так мучительно прилила кровь. Не только к голове, кстати, надо отдать ей должное. 

Но светлые воспоминания это одно. То, что он смотрел на их смеющиеся лица сейчас — это было совсем другое. Много эмоций сразу — и чувство вины, и досада, и сожаление и скорбь — все это одним разом поднялось изнутри, заставив его цыкнуть и опустить руку Гермионы, все еще держащую фотографию, вниз. Заставляя этот кусочек ранней весны исчезнуть. 

Гермиона поджала губы, оставив рамку в его руках, и стягивая пальто, на ходу говоря: 

- Я хочу поставить ее к остальным фотографиям. Ты... не против? 

Рон ошарашенно промолчал. Ну где это видано, чтобы фотография мужа и его бывшей девушки гордо красовалась на полке с семейными фото? Среди друзей, родни? Там, где она непременно и сразу бросится в глаза любому, кто войдет в комнату! 

Гермиона, видимо поняв его раздражение, взяла его за руку и увела в гостиную, оставив мужа у дивана, а сама принялась искать место для фотографии, попутно говоря мирным, теплым тоном: 

- Я хочу, чтобы она была здесь. Это именно то, что ты всегда делаешь. То, из-за чего я горжусь тобой. 

Сегодня был не его вечер — Рон в ответ просто хлопнул глазами, чувствуя, как краснеют щеки. Предательское строение кровеносной системы! Гордится им... чем именно? 

Гермиона мельком обернулась, одарив его одной из своих сексуальных полуулыбочек, вернувшись к своему занятию: 

- Посмотри на нее... Я всегда жалела, что не успела ей даже полслова доброго сказать после шестого курса. Мы так и не увиделись ни разу до самой битвы. Я не успела ни показать ей, что в итоге ты мой, а не ее. Не успела сказать, что разделяю ее вкус на мужчин. Не успела показать, что между нами все нормально. А ведь мы шесть лет прожили в одной спальне. Выросли вместе. Мне было всегда жаль. И я ее запомнила окровавленной, раненной, умирающей. Я помнила ее по сплетням, легкомыслию, по моей ревности, по моему раздражению. Но я никогда не умела ей показать, что... Ну... она забавляла меня. Она смешно болтала о мальчишках перед сном. Она смешно выбирала одежду. Знаешь, у нее на удивление была развита самоирония, и это искупало отсутствие ответственности и глубокомыслия. И она сражалась за нас всех очень храбро, и... Рон, я была очень счастлива, когда увидела эту фотографию. Она так счастливо смеется! И это сделал ты. Я знаю, что ты не очень... ну, простите меня оба, но ты явно не любил ее. Но все равно заставил ее вот так счастливо смеяться. Можно... она останется? 

Гермиона обернулась к нему, немного робко глядя снизу вверх ему в лицо. А Рон обнял жену крепко-крепко, прижав ее голову к плечу, но глядя именно на Лаванду. 

Смешная, раздражающая, хорошенькая, недалекая, потрясающе храбрая, пустышка, честная, глупая. Очень хорошая девушка, которая не выйдет замуж, не примерит новых нарядов и не услышит вожделенное «Лав-Лав». Но, судя по яркому подтверждению, смеющемуся на фотографии — она была частью его жизни. Тем, чему можно улыбаться, чем можно гордиться, как ему и объяснила его умная жена. Он понял задумку Геримоны и... согласился. 

Ей можно остаться среди фотографий друзей и семьи. Это будет выглядеть странно, ведь глава семейства обнимает и прижимает к себе отнюдь не хозяйку дома. Но правильно. Как надо. Лаванда останется с ними. По крайней мере до тех пор, пока они оба не научатся смотреть на нее без чувства вины, с гордостью за нее, и улыбаясь ей в ответ. 

А после этого, может быть, попробовать совершить чудо и раздобыть где-нибудь хоть какую-нибудь фотографию Северуса Снейпа?.. 

Не-ет. Это ж рехнуться можно - ходить по дому под этим взглядом, снова чувствуя себя дебилом у котла. Как-нибудь и с чувством сожаления проживет.