Эсмеральда вот уже неделю боролась с недугом судьи. Иногда ее посещали опасения, что все-таки скажет судья, когда очнется и увидит ее. Прикажет арестовать тут же, не сходя с места? Или отпустит на все четыре стороны? Она решила, что пока рано об этом думать — судья все никак не хотел приходить в сознание.

Чтобы поддерживать в нем хотя бы какие-то силы, она и Луи поили судью сытным бульоном и медом, растворенным в воде. Эсмеральда почти не отходила от судьи, и Луи испытывал за нее беспокойство. И когда она, в очередной раз, влила в Фролло порцию бульона и лекарство, старый слуга спросил:

— А ты сама-то что, девонька? Ты и спишь мало, сидишь у постели его милости все время… Хотя бы поешь.

— Ага, отойду, а с ним случится чего… — пробурчала Эсмеральда.

— Я пригляжу за его милостью. Я за ним с самого его детства приглядываю, — улыбнулся Луи. — Иди на кухню, и ни о чем не беспокойся. Отдохнуть тебе надо.

Периодически она, прикрывшись плащом, сбегала в свою хижину, чтобы пополнить запас лекарств. Да, она прекрасно понимала, что увидь ее стражники — и ей несдобровать, приказ судьи об ее аресте был еще в силе. И один раз Эсмеральда все-таки напоролась — и не на абы кого, а на самого капитана де Шатопера. Она как раз подходила к дому судьи, когда сметливый капитан признал в ней ту девчонку, которая разозлила судью, и перехватил ее возле самого дома Фролло.

— Пусти меня! — зарычала она, пытаясь вырваться из крепкой хватки капитана. Но тот втолкнул ее в угол между домов и прошипел:

— Ты что творишь? Ты хоть знаешь, чей это дом? Судья Фролло тебя наизнанку вывернет, если увидит! Что ты тут делаешь?!

— Пытаюсь спасти ему жизнь! — буркнула она.

— Что?! — ее слова так шокировали капитана, что ей удалось вырваться.

— Лечу я его, вот что… — она потирала предплечье, на котором уже проступили красные полосы от его пальцев — Феб от беспокойства не рассчитал свои силы и слишком сильно сжал ее руку.

— И он тебе это позволил?! — Феб все никак не мог прийти в себя от удивления.

— Позволил, не позволил, буду я его еще спрашивать… Не больно-то посопротивляешься, когда находишься в беспамятстве, — фыркнула Эсмеральда.

— Настолько все плохо? — капитан нахмурился.

— Да уж не очень хорошо. Он горячий, словно лава, и бредит все время. Так что будет гораздо лучше, если ты меня отпустишь и дашь пройти, — она опять набросила на голову капюшон плаща, который с нее свалился, когда она пыталась вырваться.

— Никак не разберу, чего в тебе больше — слабоумия или отваги, — пробурчал капитан.

— Может, сострадания? — ухмыльнулась цыганка.

— Может, и его… — хмыкнул он. — Ладно, пойдем, я тебя сам туда отведу. А то нарвешься еще на стражу, они-то тебя слушать не станут.

Капитан проводил ее до самых дверей и с тех пор старался быть поблизости, а то как бы не вышло чего.

Эсмеральда заметила, что судья становится гораздо спокойнее, когда она сидит рядом и напевает ему что-нибудь. Во всяком случае, в такие минуты он почти переставал бредить о своей матери. Но зато появилось кое-что такое, что сильно ее смущало.

Фролло был далеко не первым больным мужчиной, которого ей пришлось видеть обнаженным. И, конечно, Эсмеральда знала о такой особенности мужского организма, как утренняя эрекция. Она бы не обратила на это никакого внимания, если бы не одно обстоятельство. Чаще все проходило довольно спокойно — член судьи напрягался, какое-то время стоял торчком (в такие моменты она думала о том, что размер у судьи довольно впечатляющий), как это и должно быть, и потом снова опадал. Но иногда… Иногда бледное лицо судьи покрывалось румянцем, на нем отражалась такая нежность, что у Эсмеральды щемило душу, и тогда он начинал довольно ласково шептать, задыхаясь:

— Подожди, дитя мое, не торопись… медленнее… вот так… боже, как хорошо… прелесть моя… — и еще много других подобных слов, которые более приличествовали человеку, находившемуся в любовном угаре. В его низком голосе так и бурлила страсть. Руки судьи вцеплялись в простыню, он начинал блаженно постанывать, и, в конце концов, его тело напрягалось подобно струне, он выгибался, и, закусив губу, со стоном извергался на собственный живот. Судье, совершенно точно, виделось что-то крайне приятное, но при этом совершенно неприличное. Эсмеральда, подчищая последствия, гадала, кого же он себе воображает.

— Кто та женщина, с которой вы так часто предаетесь греху, а, ваша честь? — бормотала она себе под нос. Но судья только счастливо улыбался и затихал, проваливаясь в глубокий сон. Эсмеральда так и продолжала бы думать об этом, если бы не произошел один инцидент.

В то утро у судьи опять начался его любовный бред. Она переместилась поближе к нему, чтобы успокоить, но судья вдруг резко схватил ее за руку и повалил на себя. Эсмеральда ахнуть не успела, как судья перекатился на постели, подмял ее под себя и впился в ее губы своим ртом. Его пышущее жаром тело навалилось на нее, горячие руки обхватили ее бедра, лаская их, его дыхание обжигало ей кожу, когда он начал покрывать ее плечи жадными поцелуями. На Эсмеральду накатила жуткая паника. С тех пор, как ей исполнилось двенадцать, она никогда не позволяла мужчинам прикасаться к ней таким образом, более того, она обрывала с ними всякое общение, если они делали подобные поползновения. Но сейчас… Она не могла с этим ничего поделать, потому что судья был слишком силен. Она пробовала отбиваться, но это было бесполезно, Фролло в своем бреду ее не слышал, и тогда она просто не смогла сдержать крик, полный животного страдания.

На ее счастье именно в это утро капитан де Шатопер пришел к судье якобы навестить его, а на самом деле — он хотел убедиться, что с Эсмеральдой все в порядке. Феб ворвался в покои судьи и обхватил его руками, отдирая от Эсмеральды, которая, тяжело дыша, шлепнулась на пол, пытаясь прийти в себя.

— Не ожидал этого от вас, судья! — рявкнул Феб. — Ведете себя как поганый насильник, при вашем высоком положении это просто позор!

Но судья его не слышал и продолжал шептать что-то страстное, извиваясь в его руках.

— Капитан, он вас не слышит, — тихо сказала уже оправившаяся от шока Эсмеральда. — Он себя не контролирует. Я сейчас попробую его успокоить…

Она подобралась к уху судьи и промурлыкала самым развратным тоном, на который была способна:

— Ложитесь на спину, ваша честь… У меня для вас есть кое-какой сюрприз.

На лице Фролло отразилось наслаждение, и он резко перестал вырываться. Капитан отпустил его, и Эсмеральда выпроводила Феба за дверь. Когда она вернулась к постели судьи, тот уже выгнулся, извергнувшись.

— Эсмеральда… — прошептал он.

Цыганка застыла, не веря своим ушам. Так вот оно что! Это о ней судья грезил все это время. Она не знала, смеяться ей или бежать из этого дома в страхе. Но Фролло был еще болен, а она не могла его так оставить, слишком много усилий она на него потратила. Она добрела до кресла и плюхнулась в него, чувствуя опустошение. Что будет, когда судья наконец-то очнется? Этого она не знала и решила, что ни за что не будет об этом думать сейчас.

Она продолжала поить его своими отварами, обтирать его тело от лихорадочной испарины. Но с того момента она просила Луи оставаться с ней, так ей было спокойнее. И Эсмеральда с облегчением вздохнула, когда однажды вечером поняла, что жар у судьи спал, и он спит спокойным, глубоким сном выздоравливающего человека.